Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

Жизнь«Сама виновата, с тобой же вечно такое происходит»: Женщины о токсичных подругах

Манипуляции, оговоры и «медовый месяц»

«Сама виновата, с тобой же вечно такое происходит»: Женщины о токсичных подругах — Жизнь на Wonderzine

Чаще всего мы обсуждаем абьюз в связке с домашним насилием, потому что статистика по этому вопросу действительно ужасающая. Но абьюз встречается не только в семейных и романтических отношениях. От него можно пострадать на работе или даже в дружеских отношениях, где, на первый взгляд, стороны равны и независимы. Но чем ближе мы подпускаем других, тем уязвимее становимся и часто сами не замечаем, как роли в отношениях меняются: желания подруги или друга выходят на первый план, а наши собственные — подавляются. Мы поговорили с женщинами, которые смогли разорвать абьюзивные отношения с подругами, о том, как они чувствовали себя в этой дружбе, как нашли силы её закончить, и об облегчении, которое испытали после разрыва. По просьбе героинь мы заменили имена в каждой из историй.

текст: Алиса Попова

Саша Иванова

 С Машей мы познакомились, когда вместе проходили стажировку. На работу в итоге взяли нас обеих. Раньше она тусовалась с той же компанией, что и я, поэтому мы слышали друг о друге, но никогда не общались, а на стажировке сразу очень сблизились. Нам было легко, интересно и весело друг с другом. Мы практически всё время проводили вместе, и так получилось, что я «вернула» её в наш общий круг друзей. Мне казалось, что Маше тяжело общаться с людьми, поэтому я знакомила её со всеми, постоянно куда-то звала. Тогда меня это не беспокоило, но теперь кажется немного странным: у нас было множество чатов, в которых я, Маша и какой-нибудь общий знакомый общались втроём. Когда я хотела с кем-то встретиться, Маша говорила: «Ой, мне тоже так нравится этот человек», — и я звала её с нами. Сейчас это беспрерывное тройное общение кажется мне не очень здоровым. Когда мы с Машей перестали общаться, эти чаты умерли, хотя я до сих пор дружу с людьми, которые в них состояли.

Во время таких встреч Маша часто пересказывала мои собственные слова не так, как я их говорила, или рассказывала довольно личные подробности о моей жизни, которые я не собиралась делать публичными. Почти каждый диалог со знакомыми строился на том, что она пересказывала мои слова в своей интерпретации. Меня это не раздражало, но иногда я говорила: «Вообще-то я здесь и могу сама за себя рассказать». Я объясняла её привычку тем, что мы практически слились в одного человека и часть моей личности Маша забрала себе. Я чувствовала, что мы как будто муж и жена. Мы рассказывали друг другу о каждой мелочи, о вещах, которые непонятно зачем вообще с кем-либо обсуждать: о дырке на носке, о том, как кто-то глупо пошутил, о каждой мысли, которая приходила ей или мне в голову в течение дня. Даже если случалось так, что мы проводили выходные порознь, то на работе мы обязательно три часа пересказывали друг другу каждые пять секунд этих выходных. Поначалу это было волнующе и приятно, но в какой-то момент я стала чувствовать, что теряю себя. Как будто ничего только «моего» в этом общении не осталось. Как будто я не могу о чём-то подумать, не сказав об этом ей.

Мы рассказывали друг о каждой мелочи, о вещах, которые непонятно зачем вообще с кем-либо обсуждать: о дырке на носке, о том, как кто-то глупо пошутил, о каждой мысли, которая приходила ей или мне в голову

Из-за того, что она знала обо мне так много, наши отношения быстро превратились в злую дружбу. Она всё время пыталась надавить на мои больные точки, по-злому поддеть или пошутить. Мне захотелось отдалиться, но я чувствовала вину. При этом мы продолжали вместе работать, а наша работа всегда была взаимосвязана. Маша могла забить и не выполнить свою часть в срок, поэтому мне регулярно приходилось доделывать за неё. Мне было сложно разделить личные и рабочие отношения. Я не могла понять, почему мне хотелось отдалиться: потому что я устала делать всю работу за неё или потому что в наших отношениях что-то было не так. Поначалу я просто делала всё сама, а потом начала напоминать и спрашивать, когда она выполнит свою часть. В один из таких разговоров она вылила на меня кучу помоев, сказала всё, что мне было больнее всего услышать. В том числе то, что я «недостаточно хорошо доделываю за ней её же работу». Это стало последней каплей. Я не стала отвечать ей тем же, но предложила впредь соблюдать дистанцию и общаться только как коллегам.

После нашей ссоры я почувствовала огромное облегчение. Я поняла, что вся моя жизнь в последние годы крутилась вокруг неё. Я отдавала очень много ресурса, а в ответ получала только грубые, жестокие шутки. Я всё время находилась в нервном и уязвимом состоянии, но не понимала почему. Если я рассказывала, что меня обидел парень, то слышала: «Сама виновата, с тобой же вечно такое происходит». А когда жаловалась на работу, оказывалось, что это просто я плохо работаю. Для неё рассказать какой-нибудь мой секрет в компании было обычным делом, просто темой для разговора, шуткой, а мне было больно. В какой-то момент я даже начала бояться делиться с ней. Но я до сих пор не считаю Машу плохим человеком. Мне скорее кажется, что это её защитная реакция: не знаешь, о чём поговорить с человеком, — пошути про Сашу. Это просто её комфортный язык общения, а я для неё — история, которую можно рассказать другим. Я очень рада, что теперь мне больше ни перед кем не нужно отчитываться. Чувствую себя свободной. Мы до сих пор работаем вместе — иногда от неё проскакивают шутки и личные вопросы, но я научилась выстраивать границы.

Виктория Пономарёва

 С Алёной меня познакомила наша общая подруга Даша. Они дружили с начального класса школы и были самыми близкими друг для друга людьми. Мы начали общаться втроём, а вернее впятером, — узкой компанией друзей. На тот момент я только выпустилась из школы и, как и мои подруги, была максимально далека от феминистских или хоть сколько-нибудь человечных взглядов. Мне казалось, что дружба должна быть как в подростковых сериалах нулевых: интриги, предательства, любовь, поддержка, интриги и так по кругу. Мы постоянно злословили друг у друга за спиной, но в тяжёлый момент приходили на помощь — наша дружба прекрасно вписывалась в эту «романтичную» концепцию любви и ненависти. Поэтому я много лет игнорировала красные флажки.

Когда мы встречались с Алёной вдвоем, она жаловалась на Дашу, рассказывала мне все Дашины секреты, убеждала меня в том, что Даша — патологическая лгунья, манипуляторша и в принципе ужасный, глупый, несносный человек. Алёна говорила, что все Дашины достижения на самом деле принадлежат ей — так или иначе она ей помогла, будь то работа или отношения с мужчинами. Нерадивая Даша была её «тяжким крестом», который она несла исключительно из-за собственной самоотверженности, ничего не требуя взамен. И я верила, хоть и любила Дашу. Мне казалось, что проблема не в одной из них, а в том, что они дружат слишком долго, поэтому накопилось множество взаимных претензий. Меня совершенно не настораживал тот факт, что Даша преданно любит Алёну и никогда не отзывается о ней плохо. Бесконечные потоки желчи от Алёны я считывала как искренность и открытость, поэтому в итоге мы сблизились и я немного отдалилась от Даши.

В какой-то момент Алёна заявила, что больше не может терпеть Дашу, и исключила её из нашего дружеского круга, ничего ей не объяснив. Она либо вообще не общалась с Дашей, либо издевалась над ней — прилюдно унижала, высмеивала, держалась холодно и надменно. Это продолжалась чуть больше года. Я пару раз пыталась помирить подруг, но ничего не вышло, так как Алёна отказывалась говорить о своих претензиях прямо. В этот период мы стали с Алёной практически неразлучны: наши парни дружили, нам было удобно встречаться вчетвером, строить совместные планы, отправляться в поездки и обсуждать партнёров. Алёна стала главным человеком, к которому я чуть что бежала за советом, мнение которого ценила больше всего. По неведомым причинам я постоянно пыталась заслужить её одобрение. Я доверяла ей всё, в то время как она кормила меня россказнями о наших «плохих» друзьях, но почти ничего не рассказывала о себе.

Через год я рассталась с тем парнем и начала встречаться с нашим общим другом. Алёна не одобряла это решение. Мы больше не могли проводить время вчетвером, к тому же моё финансовое положение изменилось и мне стало сложнее ужинать в дорогих ресторанах, как привыкла Алёна. Мне было сложно поверить, что из-за таких мелочей наша дружба может угаснуть, но так в итоге и вышло. Мы сильно отдалились. Я переносила это очень тяжело, постоянно искала с ней контакта, пыталась откровенно поговорить, понять, что я сделала не так. Алёна постоянно сливалась с наших встреч под разными предлогами, но говорила, что любит меня и скучает. Я верила. Когда она вдруг сама инициировала встречу, я была на седьмом небе от счастья. Мы отлично провели время вместе. Я излила ей душу, выдала все секреты и с чистым сердцем ушла домой, решив, что просто себя накрутила. Через пару дней о моём секрете узнали все. Сначала мне позвонила Даша (секрет касался в том числе её). Вопреки ожиданиям Алёны, Даша не разозлилась, мы откровенно поговорили, а наши отношения стали только крепче. Затем у меня был тяжёлый разговор с парнем, но он тоже в итоге кончился хорошо — мы не расстались и вскоре забыли об этом случае. Я прямо спросила у Алёны, зачем она это сделала, она ответила, что случайно проболталась, но ничего плохого мне не желает и мы всё ещё подруги. И я опять поверила.

В любом абьюзивном цикле рано или поздно наступает медовый месяц — и мы снова начали дружить втроём. Она снова начала жаловаться мне на Дашу, но я уже не так охотно велась

Алёна снова сблизилась с Дашей, а меня исключили. Алёна могла прямо договориться со мной о встрече и слиться в последний момент под предлогом работы, но при этом позвать всех наших общих друзей в гости. Так происходило каждые выходные. Я чувствовала себя изолированной, винила себя, хотя даже не знала в чём. Всё время пыталась выйти на прямой диалог, но безуспешно. В этом полнейшем сюре, догадках и мучениях я провела год, а затем всё отпустила. Я начала понимать, что Алёна просто манипулятор, который хочет всех контролировать, а когда кто-то из нас делает что-то вопреки её желаниям, нас наказывают. Даже если эти поступки никак её прямо не касаются — будь то новый парень, работа или ужин не в двух шагах от её дома. При этом с Дашей и остальными людьми из компании я продолжала дружить.

Через пару лет старые раны зажили и Алёна снова появилась в моей жизни. Она вдруг стала активно инициировать наше общение, постоянно мне писала, предлагала встретиться, играла роль отзывчивой и поддерживающей подруги, но я была настороже. Мы часто виделись в общей компании или втроём с Дашей, но я держала дистанцию. Мы могли весело проводить время, но вдвоём я с ней никогда не встречалась и практически не переписывалась. Так продолжалось около двух лет, пока у меня в жизни не наступил очень тяжёлый период. Алёна активно и деятельно меня поддержала — и лёд тронулся. В любом абьюзивном цикле рано или поздно наступает медовый месяц — и мы снова начали дружить втроём. Она снова начала жаловаться мне на Дашу, но я уже не так охотно велась. Я прекрасно понимала, что то же самое она говорит Даше обо мне. Спустя какое-то время в отношениях Даши и Алёны наступил очередной кризис: Алёна опять пыталась настроить всех против Даши, но это уже не работало. Поэтому Алёна начала открыто ненавидеть Дашу: бросаться желчными высказываниями, издёвками и упрёками в её присутствии. Алёна не хотела, чтобы Даша ехала с нами в совместную поездку, но я всё равно позвала Дашу. Разгорелся огромный скандал, она вывалила на Дашу море помоев и пригрозила неким «компроматом», который у неё есть на всех нас — её друзей. Я предпочла не влезать и не занимать сторону, мне наивно верилось, что мы достаточно повзрослели, чтобы оставить позади школьные склоки. По правде сказать, я боялась Алёну — столько злости и ненависти я не видела ни в ком. Я знала, что она может делать вид, что всё нормально, лишь для того, чтобы через несколько лет отомстить. На моих глазах она вынашивала планы мести для уймы людей — практически всех её друзей и знакомых, — я не сомневалась, что для меня припрятан такой же.

Спустя пару месяцев после скандала Алёна провернула с Дашей тот же трюк, что и со мной. Позвала её на встречу, «приблизила» к себе и вывела на откровенный разговор, содержание которого полностью передала мне на нашей следующей встрече. Предполагалось, что это настроит меня против Даши, но не вышло. Я наконец начала видеть в Алёниных злых поступках не эмоциональные порывы, а паттерны. Кроме того, я помнила, как честно и по-человечески вела себя Даша, когда на её месте была я. Мы откровенно и прямо обсудили с Дашей всё, что Алёна пытается сделать, признали, что обе много лет находимся в абьюзивных отношениях с этим человеком, и нашли в себе силы их прекратить.

Прошло больше года с тех пор, как я, Даша и наши близкие друзья полностью прекратили общение с Алёной. И это лучший год для нашей дружбы — мы больше не обсуждаем друг друга за спиной, не боимся делиться важным, не ссоримся по пустякам и сблизились практически в семью. Общение стало лёгким и как будто бы чистым, второе дно полностью исчезло. Но не всё так радужно: нам с Дашей до сих пор снятся кошмары, где Алёна пытается нам отомстить. Мы знаем, что она может молча ненавидеть очень долго и что вряд ли она когда-нибудь нас отпустит. Остаётся только отпустить себя самим — лишить её контроля в последнем месте, где она всё ещё властвует. В наших мыслях и чувствах. Надеюсь, получится.

Ольга Храпова

 Мы подружились с Женей, когда нам было по шесть лет — наши папы работали вместе. Мы ездили в совместные путешествия семьями, наши родители тесно общались, ну и мы, соответственно, тоже. Моя подруга была намного обеспеченнее меня, но я совершенно не завидовала. Мы часто ездили к ней в загородный дом, а в одиннадцать лет её отправили учиться в Англию. Меня привлекало то, что у неё совершенно другая жизнь: она говорит по-английски, живёт в другой стране, привозит вещи, которых нет в Москве. Это было интересно. Нам было довольно весело вместе, мы слушали похожую музыку, и в целом многие наши интересы совпадали, общение не было вынужденным. При этом у Жени часто случались резкие перепады настроения. Вызвать их могло что угодно, невозможно было предугадать. Женина мама очень любила и баловала её, и я часто замечала, как Женя грубит, капризничает и «ездит» на маме. Взрослые и даже я всё прекрасно понимали про Женю, но так как она была ребёнком, все думали, что это с возрастом пройдёт. За десять лет дружбы она не изменилась вообще.

Как-то раз мы поехали отдыхать с нашими мамами. Вечером мы собирались на ужин, и моя мама предложила мне померить своё платье — красивое, чёрное, в пол. Оно действительно хорошо сидело. В этом платье я зашла в наш с Женей номер. Она осмотрела меня с ног до головы и сказала: «Я не пойду на ужин, у меня настроение испортилось». Я начала думать, что я сделала не так, переживать, уговаривать её. Она расплакалась, а затем полезла драться. Прям как в американских комедиях, где девушки дёргают друг друга за волосы. Женя никогда прямо не говорила, в чём проблема, просто проявляла эмоции. Такие странные ситуации происходили постоянно и не только со мной. Хорошо помню, как она абсолютно на пустом месте подралась со своей сводной сестрой. Тихой, скромной, спокойной девочкой. Думаю, ей сильно доставалось, Женя регулярно её подгнабливала.

Я всё время чувствовала, что ко мне относятся не как к другу, а как к «придатку», которому, например, можно отдать старую одежду.
Однажды мы вместе познакомились с мальчиком, который взял мой номер телефона. Женя всё равно каким-то образом узнала его номер и навязалась с нами в кино, хотя мы должны были идти вдвоём. Стоило мне познакомить её с каким-нибудь моим другом или подругой, она на следующий же день звонила им и звала гулять вместе.

Она расплакалась, а затем полезла драться. Прям как в американских комедиях, где девушки дёргают друг друга за волосы. Женя никогда прямо не говорила, в чём проблема, просто проявляла эмоции

Мы перестали общаться, когда нам было по шестнадцать лет. Я тогда поступила в университет и научилась лучше расставлять свои границы. У меня появились друзья, с которыми мне было комфортно всегда, я узнала, что бывает по-другому. Женя позвонила мне из Англии: она должна была приехать в Москву, а я не могла с ней встретиться. Она стала манипулировать, давить на чувство вины. Я попросила её так не делать и сказала, что встречусь с ней, когда мне будет удобно. Мы так и не встретились, и она уехала обратно, а у меня продолжилась новая университетская жизнь.

С тех пор мы несколько раз виделись на днях рождениях общих знакомых, у нас есть одна общая подруга, с которой я когда-то познакомила Женю. Подруга часто говорит мне, что Женя сильно изменилась, что мы снова должны общаться, что Женя очень скучает и у неё совсем нет друзей в Москве. Но во мне до сих пор сидит тяжёлое чувство от общения с этим человеком. И что-то мне подсказывает, что если бы она изменилась, то так за меня не цеплялась бы. Прошло уже пятнадцать лет, а она мне регулярно пишет до сих пор. Говорит, что хочет познакомиться с моим мужем и ребёнком, а мне от этого страшно. Я помню, как человек абсолютно по-маньячески цеплялся за каждого, с кем знакомился. Не хочу под это подставлять мужа и трёхлетнюю дочь.

Без неё я чувствую себя очень спокойно и свободно, ни разу не пожалела, что мы перестали общаться. Каждый раз, когда получаю от неё сообщение, внутренне содрогаюсь и лишь убеждаюсь, что всё сделала правильно. Я не верю, что люди могут сильно меняться, и когда мы встречаемся на общих сборищах, это только подтверждается. Она всё так же сидит, мило и приветливо улыбается, слушает тебя, но внезапно «ломается». Начинает говорить только о себе, а если кто-то не обращает на неё столько внимания, сколько ей нужно, у неё моментально, прямо на глазах, портится настроение. А затем следуют всё те же манипуляции и вспышки гнева: «Я устала, я поехала домой».

Рассказать друзьям
29 комментариевпожаловаться