Жизнь«Самое пугающее — угрозы избиения»: С чем сталкиваются люди, рассказавшие о харассменте
Поддержка, агрессия и профессиональный бан
«Когда же кончится этот бунт б****й? Сколько можно трясти своими трусами?», «Начинаете создавать другим проблемы и хайпить», «Дешёвки поняли, что другого момента славы им уже не испытать, а хочется», «Это мода, которую взяли в США» — это лишь некоторые реплики в адрес людей, которые не так давно рассказали о домогательствах и насилии в околожурналистской среде. Большинство из них обвинили во вранье и в том, что от публичных заявлений они получают выгоду. Мы поговорили с этими людьми о последствиях их откровенности — о полученной поддержке и потоке агрессии и угроз.
Текст: Виктория Ли
Яна Павловская
редакторка в образовательных сервисах «Яндекса»
рассказала о психологическом и сексуальном насилии со стороны сооснователя магазина комиксов «Чук и Гик» Василия Кистяковского и его сексуальных отношениях с подопечными
Мой бывший партнёр неуместно вёл себя со своими подопечными, впоследствии заводил с ними сексуальные отношения, которые включали в себя недобровольные, насильственные контакты. В двух из таких случаев он знакомился с девушками 14 — 15 лет в лагере «Камчатка», где работал вожатым, и на онлайн-форуме, в восемнадцать устраивал к себе на работу и дальше бесчеловечно себя с ними вёл. Я ответила своему бывшему партнёру в его треде, а потом более подробно рассказала про свой опыт и опыт других девушек.
Когда начались первые разговоры про домогательства и абьюз в твиттере, бывший партнёр тут же написал мне о том, что я потрясающая, он рад тому, что я когда-то всё ему объяснила, и он уже собрался на терапию. Как только я задавала уточняющие вопросы, оказывалось, что он врёт. Я несколько раз попросила меня не беспокоить, но на меня выливался поток манипуляций и давления.
При этом публично Вася продолжал вести себя как профеминист: сотрудничал с фемсообществом, а на каждый кейс о домогательствах, абьюзе или отношениях с бывшими школьницами или студентками реагировал публичным сопереживанием. Я чувствовала ответственность перед другими девушками. Но мои слова были и реакцией на это лицемерие и попытки надавить: если бы этого не было, я бы, скорее всего, промолчала.
После моего рассказа обвинять стали уже меня — несколько «желтых» телеграм-каналов некорректно пересказали мою историю. Реакция была в духе — «не спал с детьми, ну и молодец». Мы пополам с Василием пробовали справиться с тем, что к моим словам подвёрстывалась подводка про педофилию, они искажались и усиливались.
Первое время я была очень испугана и испытывала сильную вину за это, но потом поняла, что в моих изначальных словах не было ничего подобного. Один яростный фанат комиксов написал, как мне нужно затолкать х** в глотку, чтобы я задохнулась и больше не раскрывала рот. Были насмешки над англицизмами в моей речи, и это было даже забавно, потому что мы с Василием выражались практически одинаково, но критиковали за это только меня, потому что это я выступила со стороны «новой этики с её особым языком».
Мне стали писать девушки с таким же опытом — примерно десять человек, о которых я ничего до этого не знала. Меня это сильно расшатывало, я им сопереживала и чувствовала необходимость поддержать, но понимала, что мне и самой не помешала бы публичная поддержка.
Меня обвиняли в том, что человек потерял «из-за меня» работу, хотя это было связано не с моим случаем в частности, а с вереницей других случаев с подчинёнными и другими девушками, с потерей доверия и с тем, что Василий систематически перекладывал свою работу на других, оставаясь при этом публичной фигурой. Сооснователь Васиной компании Ваня Чернявский и его жена объясняли, что произошло, но это случилось уже после того, как всё отшумело.
После моего рассказа обвинять стали уже меня. Реакция была в духе — «не спал с детьми, ну и молодец»
Для меня публичный рассказ был довольно сильной ретравматизацией. Думаю, что пока для вас любое соприкосновение с каким-то опытом как ошпаривающий чайник, не стоит об этом рассказывать. Мне говорили, что то, что со мной происходило, было «недостаточно серьёзно», чтобы называться насилием. Но я вспоминаю, как в наших отношениях буквально повторилась пресловутая сцена с бутылкой из «Дау».
Мы ужинали у меня дома, Вася был очень раздраженным и нервным. Мы пошли в мою комнату, я попробовала его успокоить и узнать, в чем дело. Он стал говорить речитативом, кричать, что ему 35 лет, многие его родные умерли в 50, и ему нужно «продолжать род Кистяковских». Это казалось безумием.
Я хотела его притормозить, но он продолжал орать, я была очень испугана, недоумевала от происходящего и просто захлебывалась в слезах. Я попробовала обнять его, заняться конвенциональным сексом, чтобы все хоть немного утихло — вместо этого в меня стали запихивать бутылку. Я сначала даже не поняла, что меня это физически травмирует, Вася стал меня успокаивать, потому что я продолжала плакать, говорил, как сильно меня любит, уложил под одеяло — а потом снова резко начал кричать. Уже только с утра я поняла, что я в крови.
Меня очень поддержали мои близкие, мои друзья и мои коллеги. Моя подруга устроила нечто вроде патруля, чтобы я ни в какой момент времени не находилась одна: она вместо меня договаривалась с моими друзьями, чтобы те приходили ко мне, приносили еду и присматривали за тем, чтобы я себе не навредила. Я не пыталась себе навредить, но людям вокруг казалось, что я могу. Я почти не разговаривала с этими людьми: мне кажется, неделю я только работала и пыталась хоть как-то уследить за происходящим, не отлипая от телефона и ноутбука, плакала и группировалась, чтобы у меня перестало ломать мышцы.
Мы заботились друг о друге и с другими девушками: с одной мы в четыре утра гуляли с собакой, и она делилась со мной рецептурными успокоительными, чтобы я могла спать. Я помогала ей с поиском новой квартиры, потому что из прошлой её выселил наш общий друг — теперь мы живем вместе. Кто-то утешал меня, кого-то утешала я — всё было очень бережно. Очень помогли Ваня Чернявский и его жена Яна, ребята из Blitz & Chips — я говорю сейчас не только про себя, но и про других девушек.
Говорить про насилие, домогательства, чтобы «хайпануть» или получить хоть какую-то осязаемую выгоду, абсолютно бессмысленно. Можно почувствовать себя немного нормальнее, узнав, что то же самое происходило с другими, но это чувство быстро сменяется болью за других людей. В теории, можно пойти на федеральные каналы, но никто так не делает, и это чудовищно нелепый цирк. На ток-шоу Ксении Собчак «Док-ток» про новую этику не получилось вызвать никого из девушек, которые рассказали о насилии. Я знаю девушек, до которых пытались достучаться с Первого канала два месяца, несмотря на чёткое «нет», мне примерно столько же писала женщина с другого федерального канала, она обращалась ко мне исключительно «Яночка!!!», и не знала, что такое «харассмент», про который собиралась делать передачу.
Публичные рассказы часто обосновывают желанием отомстить. Но на самом деле никто из говорящих девушек не может лишить человека работы — это решение принимают не они, и чаще всего работодатели учитывают не только то, что проговаривается публично. Что касается публичной травли, травят обычно не тех, кого обвиняют в насилии, а самих девушек. Достаточно зайти в комментарии к статьям, чтобы это понять.
Спустя какое-то время после того, как всё утихло, я читала близкие кейсы и комментарии к ним: про Скипского и девушек из ЧГК, про Мостовщикова и стажёрок «Батеньки», про художника, который сотрудничал с «Культрабом», и его бывшую жену и так далее. Меня удивляло то, что каждый раз находилось новое оправдание: «ну все же были совершеннолетними», «ну и что, что были несовершеннолетними, у них нет физических доказательств на руках», «ну он же не бил», «ну он же бил, но один раз».
Я открыла для себя новый мир, в котором травят женщину, у которой убили двух дочерей, а расчленение девушки обосновывают её поведением. Я понимала, что этот мир существует, но мне повезло его какое-то время не касаться.
Аня Гладких
основательница 22:22 Store и художница
рассказала о сексуальном и физическом насилии со стороны бывшего мужа, художника Артёма Лоскутова
Мне несколько дней сыпались сотни сообщений с поддержкой, что на самом деле невероятно важно. Я вообще впервые почувствовала, что во всём этом не одна, что таких девушек, как я, сотни тысяч, а людей, стоящих за нас горой, ещё больше.
Я перестала читать социальные сети на второй день после публикации поста, удалила твиттер и фейсбук. Близкие друзья и муж иногда показывали что-то важное — меня поддержали Ника Водвуд, Надя Толоконникова, Алёна Попова. Я вообще не ожидала такой масштабной реакции.
Конечно, какая-то часть друзей бывшего мужа поддержала его, но в их аргументах защиты было столько лжи и виктимблейминга, что я не вдавалась в подробности их позиций.
На второй день после публикации и ещё неделю после до меня упорно дозванивался Первый канал, звали на ток-шоу Ксюши Собчак — обсудить репродуктивное и эмоциональное насилие в семьях. Я отказалась по понятным причинам.
Со многими общими с бывшим мужем друзьями мы переругались, ещё когда вся эта ситуация только произошла, так что ничего нового от них я не услышала.
Если честно, такие вещи, как публичный рассказ, кажется, позволяют наконец пережить и отпустить случившееся. В моём случае, правда, кроме всего сказанного в моём посте, были ещё мои любимые коты, которых я выкормила из пипетки с трёхнедельного возраста, но теперь вряд ли когда-либо увижу, они остались у бывшего мужа. По ним я скучаю до сих пор, всё остальное удалось наконец отпустить насовсем.
Я написала этот пост из-за ситуации с «Культрабом» — мне начали звонить и писать журналисты, просили дать комментарий. Я решила дать этот комментарий на своей площадке.
Нет и не может быть никакого профита от того, чтобы вынести в публичное поле такую историю. Рассказывать о пережитом физическом, сексуальном или эмоциональном насилии страшно, стыдно и заставляет пережить всё ещё раз. «Хайпа» тут тоже не получится: вместо подписчиков, скорее всего, придут те, кто хочет сообщить, что в случившемся ты виновата сама, спрашивать, зачем вообще выносить сор из избы на весь интернет. Это больно.
Саша Скрыльников
журналист «МБХ медиа»
рассказал про домогательства со стороны журналиста «Дождя» Павла Лобкова
Первая реакция, с которой я столкнулся, была, конечно, положительной: как в сети, так и вживую меня поддержали друзья, знакомые, девушка. Некоторые из них уже знали эту историю: спустя несколько лет я смог начать её рассказывать. Мама с папой тоже тут же поддержали, правда, мама не понимала, почему я не рассказывал ей в то время, когда это происходило. Чёткого ответа на этот вопрос у меня нет до сих пор. Кажется, мне просто было стыдно, что я попал в такое положение, только со временем начинаешь понимать, что стыдиться нечего.
Некоторые бывшие и нынешние сотрудники «Дождя» тоже поддержали. Даже школьные друзья, с которыми мы редко общаемся, написали. Первое впечатление после моего рассказа было хорошим. Спасибо всем поддержавшим меня людям за то, с чем их поддержка помогла и помогает справляться до сих пор.
В первую очередь это бесчисленное количество реплаев в твиттере о том, что я «п***р», «долблюсь в очко» или «сосу х**». Сейчас уже не пишут в личные сообщения, но очень много писали сразу после моего рассказа, спрашивали, зачем я нападаю на мэтра, кто мне заплатил и в таком духе. Но вот до сих пор стоит мне выложить какую-нибудь фотографию с посиделок у друзей, и я могу получить реплай: «Это на квартире у Лобкова?» Да мне можно даже ничего не выкладывать — люди просто тегают меня в своём посте и пишут, что я «недожурналист, набивающий цену для своего анала». Спасибо, ребята, что не даёте мне забыть эту историю, но я и так не забывал.
Позиция, что я недожурналист и так пытался привлечь к себе внимание, очень популярна не только у неизвестных мне людей, но и у известных в журналистской среде. Очень обидно читать посты именитых журналистов, продюсеров, писателей о том, что ты ничего собой не представляешь как профессионал, когда уже давно занимаешься журналистикой и фактически ею живёшь. Когда обрушивается такой вал мнений от, казалось бы, авторитетных людей, временами начинаешь задумываться: «А вдруг я правда такое говно и ничего не стою?» Благо есть люди в личной и профессиональной жизни, которые убеждают меня в обратном. Спасибо им.
Если спикеры будут отказываться от разговоров со мной, я не смогу выполнять свою работу
Профессиональную жизнь задело не только критикой: недавно я узнал, что теперь из-за моего рассказа со мной как с журналистом не хотят общаться несколько видных оппозиционных деятелей. Это злит и фрустрирует: во-первых, я с ними не свою жизнь собираюсь обсуждать, во-вторых, серьёзно? Вы не боитесь идти против власти в нашей стране, сталкиваетесь с огромным прессингом от органов, но не будете говорить с человеком, который рассказал о харассменте? И ещё, конечно, я опасаюсь, что это не последние спикеры, которые отказываются от разговоров со мной, и что я не смогу в полной мере выполнять свою работу.
Несколько, как я думал, друзей из журналистской среды от меня отвернулись. Один просто написал гневное сообщение о том, что я не имел никакого права рассказывать свою историю и тем самым расстраивать Лобкова. Ответить я ничего не успел — обнаружил, что я тут же оказался в бане. Второй «друг» написал, что вообще никогда больше не хочет со мной видеться и общаться и ему жаль, что мы знакомы.
Но самое пугающее — угрозы избиения. Такие были и просто в личке, и в публичном поле, например от режиссёра Ксении Собчак Сергея Ерженкова, который пригрозил этим в фейсбуке. Я понимаю, что шанс воплощения угрозы в жизнь от него был мал, он потом удалил посты, сказал, что погорячился, но всё равно в глубине души страх остаётся. Разбитое лицо мне обещал и ещё один журналист, которого я знаю лично, на которого даже равнялся в чём-то, он меня учил некоторым азам. Это заставило меня серьёзно погрустить и вообще задуматься, правильное ли решение я принял, что рассказал.
Но я каждый раз отгоняю эти мысли. Мне сложно представить сейчас харассмент в любом из СМИ, которого коснулась волна #MeeToo. А даже если он случится, то люди теперь не будут молчать, я надеюсь. Люди, которые потенциально могут с этим столкнуться, будут знать, что они не одни. Если весь поток говна в интернете, отказавшиеся от меня «друзья» и спикеры и угрозы избиения — это цена безопасности людей, то пускай, это не такая уж большая, хоть и неприятная для меня цена.
Людям, которые словесно нападали на меня и продолжают это делать, хочу сказать одно: тяжело вам придётся в новом мире со старой головой.
Фотографии: Aleksandar — stock.adobe.com (1, 2)