ЖизньХорошо забытое старое: Почему «новой этики» не существует

Александра Савина

Выражение «новая этика» живет в разговорах и медиа уже пару лет, но, кажется, именно сейчас стало звучать практически повсеместно. Это понятие часто используют, когда речь заходит о масштабных общественных движениях вроде MeToo или Black Lives Matter. Так называют новые этические правила, которые устанавливаются прямо на наших глазах: ещё недавно шутки с сексуализированным подтекстом казались чем-то привычным, а сегодня в них ярко заметна сексистская составляющая. О новой этике говорят и в более мелком контексте: скажем, когда речь заходит о новых правилах этикета, связанных с рабочим процессом во многих компаниях и переходом на удаленку. Что особенно интересно, понятие «новой этики» существует в русскоязычном пространстве, а на английском языке принято, скорее, говорить просто об эволюции норм и допустимого.

Говоря о новой этике, обычно очерчивают период пары-тройки последних десятилетий, пусть и отмечая, что сама смена норм началась ещё раньше. При этом происходящее сегодня описывают как критический и переломный момент, в который не избежать столкновения «новой реальности» и «старых установок», разделяющего нашу жизнь на до и после. «Растущий стихийный тренд на гуманизацию, социальная и физическая мобильность поставили под сомнение пункты общественного договора, ещё недавно казавшиеся незыблемыми. Принятые в обществе ролевые модели и поведенческие кодексы, разделение частного и общественного — все эти представления сегодня переживают трансформацию, причем этичное и неэтичное в этих сферах часто меняются местами. Пандемия коронавируса, охватившая мир весной этого года, только обнажила конфликт старого и нового, создав в новой этике много проблемных полей и даже потерь», — так описывают «новую этику» организаторы посвящённого ей мероприятия.

При этом выражение «новая этика» чаще используют в негативном контексте, например, когда говорят об «изнеженности» и «излишнем внимании к собственным травмам». Ещё её нередко ассоциируют с несвободой. Считается, что, разрушая привычные старые модели поведения, она не даёт нам новых: борьба с харассментом якобы должна отменить флирт, без домогательств не будет существовать ухаживаний, а на фоне борьбы с расовой дискриминацией на рабочем месте перестанут цениться человеческие качества. Саму «новую этику» при этом воспринимают не столько как законы, выработанные в результате долгой общественной дискуссии, а как надоедливые правила, навязанные «сверху». Распространенная формулировка «рассказываем, как никого не обидеть в наше время» звучит не как новая гуманная норма, а как способ избежать неприятностей и наказания от слишком обидчивых людей.

Ещё одна частая точка зрения: «новая этика» касается не только настоящего и будущего, но и прошлого. Ярче всего это видно на фоне обвинений, связанных с MeToo. Нередко о пережитом насилии пострадавшие рассказывают спустя годы. Причины могут быть самыми разными: одни не могут собраться с духом, чтобы заговорить о пережитом, другие боятся обнародовать подробности, третьим нужно время, чтобы осознать, что происходившее с ними было насилием, то есть чем-то большим, чем недопонимание и неудачный опыт. Тем не менее, в ответ на эти заявления часто можно услышать похожие фразы: «Почему они не сказали обо всём раньше?» и «Зачем вспоминать об этом сейчас?»

Сегодня за недопустимое поведение всё чаще призывают к ответственности: как минимум столкнувшиеся с обвинениями люди приносят извинения за причиненную другим боль. Кроме того, бывают репутационные и финансовые потери. Так, например, произошло в 2018 году с режиссером Джеймсом Ганном, которого уволили со съёмок третьей части «Стражей Галактики» из-за твитов 2009–2010 годов с шутками на тему педофилии. Спустя год Ганну вернули должность, но произошедшее с ним всё ещё считают хрестоматийным примером «новой этики». Из-за подобных случаев «новую этику» нередко воспринимают как инструмент ретроспективного наказания и повод для бесконечных опасений: «Она не предлагает нам плана построения будущего общества на новых принципах. Она, в первую очередь, обращена в прошлое, стремится заставить каждого человека устыдиться своего прошлого и покаяться в нём. А поскольку в результате взаимодействия заинтересованных групп область „новой этики“ постоянно расширяется и видоизменяется, то ни один поступок человека не может быть полностью очищен от подозрений».

Все эти процессы, конечно, устроены сложнее, и цель «новой этики» нельзя свести к наказанию за проступки прошлого. Да, наши взгляды и то, что мы считаем допустимым, меняются (было бы странно, если бы они десятилетиями оставались прежними), но взгляд «новой этики» нужен, в первую очередь, для того, чтобы заметить движение вперёд. Говорить о прошлом опыте и переосмыслять его — наверное, самый простой способ оценить прогресс и наметить пути дальнейшего развития.

Сама формулировка «новая этика» при этом кажется странной. В конце концов, новые этические нормы появлялись и до неё — понятия о допустимом и недопустимом начали меняться не в последние десятилетия и даже не в двадцатом веке. В последние годы этот процесс стал как будто ускоряться, а может быть, просто стал более заметным за счёт соцсетей и гласности. Любое действие и реакция на него теперь могут получить максимальную огласку в кратчайшие сроки, в том числе среди совершенно далеких от события людей.

При этом нынешнюю этику сложно назвать кардинально новой. Да, этические нормы меняются, и поступки и слова, которым раньше мы не придавали значения, сегодня становятся неуместными. Но речь скорее о планомерном процессе развития: новые ценности не берутся из воздуха, а строятся на опыте и нормах прошлого, развивая и дополняя их. К тому же, тот факт, что раньше что-то считалось нормальным, ещё не значит, что это было распространено повсеместно. Например, раньше гораздо спокойнее смотрели на физические наказания детей, а сегодня их считают насилием, но это не значит, что во всех без исключения семьях мира детей всегда воспитывали насилием.

Уважение к человеческой личности и опыту — базовые ценности, которые возникли не вчера, и многие процессы «новой этики» связаны именно с этим. Ключевой момент здесь в том, что мы стали чаще обращать внимание, что не учитываем опыт очень многих людей. Мы говорим, что в последние годы на расизм и ксенофобию стали обращать больше внимания, и всё больше людей замечают их проявления. Но это не значит, что расизм и ксенофобия были этичными в прошлом. Они были такими же болезненными и безнравственными реакциями для столкнувшимся с ними людей и 10, и 20 лет назад — просто сейчас у дискриминируемых групп больше возможностей быть услышанными. Насилие прошлого не переставало быть насилием до движения MeToo. Да, в массовой культуре меньше говорили о культуре согласия, а многие пострадавшие не знали, как описать произошедшее с ними, многое воспринималось как норма, но это не значит, что этот опыт не был травматичным.

Кажется, что «новая этика» отличается от старой лишь тем, что сегодня у нас появилось больше инструментов, которые позволяют уловить и отрефлексировать неравенство и дискриминацию, и больше терминов, которые помогают описать этот опыт. Но в этом, кажется, нет ничего принципиально нового.

ФОТОГРАФИИ: Areaware