Книги«Люди среди деревьев»: Зачем читать дебютный роман Ханьи Янагихары

Первым делом многих интересует, насколько сильно похожи «Люди среди деревьев» и «Маленькая жизнь», и только потом — в чём их различия. Что ж, тем, кому не жаль слёзных желез и носовых платков, в дебютном романе если и будет над чем поплакать, то только в самом конце. Тем же, кто обвинял писательницу в излишней манипулятивности — а таких немало, — на сей раз будет сложнее упрекнуть её в навязчивой дидактике. Собственно, на то она и Янагихара: её всем миром готовы то поднять на щит за смелость, то обвинить в том, что она буквально выжимает из вас жалость. 

Разумеется, две эти книги перекликаются в выборе тем. Нет, магия «Маленькой жизни» — здесь пусть и разбавленная — не испарилась. Да, не обойдётся без морализаторства. И тот же уверенный и бескомпромиссный стиль письма на месте. Но, наконец-то отвечая на вопрос о схожести/различии романов, это совсем другая Янагихара.

По словам автора, замысел того, что станет её дебютом, прорабатывался на протяжении восемнадцати лет. Базируется он на истории нобелевского лауреата по физиологии и медицине Даниела Карлтона Гайдузека, раскрывшего секрет заболевания куру, распространённого в Папуа — Новой Гвинее; филантропа, приютившего более полусотни местных детей, а впоследствии растлившего нескольких из них. На самом деле от биографии учёного Янагихара отщипнула не так уж много — обвинение в насилии над детьми и путешествие в тихоокеанские дали. Писательница намеренно не читала знаменитые тюремные дневники Гайдузека, чтобы воплотить на бумаге самостоятельного (анти)героя. 

На то она и Янагихара: её всем миром готовы то поднять на щит за смелость, то обвинить в том, что она буквально выжимает из вас жалость

Её доктор Нортон Перина уже с первых страниц предстаёт тщеславным и самовлюблённым, а львиная доля текста «Людей…», по сути, его мемуары, которые он пишет за решёткой, тем самым извещая о предсказуемом заключении. Однако почти до самого конца мы не будем уверены в истинности или ложности обвинения. Ранее амбициозный студент, скучающий в лаборатории и получающий удовольствие разве что от разрезания крыс (что уже заставляет усомниться в его моральных достоинствах), Перина мечтает показать, на что он способен.  

Тут удача сама плывёт ему в руки: антрополог Пол Таллент неожиданно предлагает отправиться в экспедицию на микронезийский остров Иву’иву. По данным Таллента, где-то в глубине острова живёт затерянное племя. Тут ветер фортуны снова благоволит исследователям: они не только находят аборигенов, но обнаруживают, что те способны прожить на несколько столетий больше среднестатистического человека, при этом сохраняя завидную физическую форму. В то же время все плюсы компенсируются странными когнитивными нарушениями. Выясняется, что секрет вечной молодости заключается в поедании мяса священной черепахи опа’иву’экэ. Несмотря на запреты коллеги, Перина решает во чтобы то ни стало выкрасть рептилию, что оборачивается вторжением фармацевтических компаний, растаскивающих остров на формулу вечной молодости и золотые кирпичи. 

Не будет упрощением назвать роман Янагихары достаточно традиционным, но что поражает в нём больше всего, так это занятая им позиция пересечения литературы с исповедальным нон-фикшном, вымысла с антропологией. роман «Люди среди деревьев» одновременно настолько точный в описаниях устройства вымышленного Иву’иву и красочный в своей языковой палитре, что его можно разместить где-то между работами Эдуарду Вивейруша ди Кастру, Леви-Стросса и «Лолитой» с «Бледным огнём» Набокова. Удивительно точные описания ритуалов, табу, стигматизации, быта племени, флоры и фауны острова перекликаются, скажем, с «Тотемом и табу» Фрейда и «Золотой ветвью» Фрэзера так же, как с фильмами Вернера Херцога. В то же время мастерски проработанная структура, синхронно работающие сайд-сюжеты в виде легенд островитян или примечаний к мемуарам Перины не дают перегружать повествование.

Писательницу интересуют тёмные стороны желания, гения, любознательности и то, насколько субъективны эти понятия. Перестаёт ли быть привлекательной гениальность, если она обрастает шокирующими подробностями?

Но именно этический аспект задаёт тон всему роману. Как и в «Маленькой жизни», Янагихару интересует власть, которая, прежде всего, смыкается на теле. Далеко не все антропологи в порыве научного азарта осознают свою силу над исследуемыми объектами и порой не задумываются, что их открытия способны нарушить и даже уничтожить естественный баланс культуры. Так, сексуальное насилие над мальчиком иву’ивцем равно лингвистическому и культурному насилию над самим островом.

В той же степени это и критика академической сферы, — казалось бы, институции, способствующей расширению границ, — которая служит заурядным инструментом западного империализма с его желанием унификации всего сущего. Однако свести идею к негодованию на белого человека, обращающего всё в пепел, будет несправедливо. Больше всего писательницу интересуют тёмные стороны желания, гения, любознательности и то, насколько субъективны эти понятия. Перестаёт ли быть привлекательной гениальность, если она обрастает шокирующими подробностями? Можно ли винить того, кто искренне не понимает разницу между насилием и любовью? Как быть, когда чьи-то идеалы отыгрываются на чужих судьбах?

Взаимодействие со всяким хорошим романом по окончании оставляет значительно больше вопросов, чем ответов. Как и с «Маленькой жизнью», остаётся разделиться на два лагеря, интерпретировать смыслы и ждать. 

Фотографии: joda — stock.adobe.com