СообщницыЛГБТК-активистки Анна Плюснина и Алла Чикинда — о своей работе после принятия квирфобного закона
«Считаю, очень важно напоминать, что ЛГБТК-организации в России есть»
В РУБРИКЕ «СООБЩНИЦЫ» МЫ РАССКАЗЫВАЕМ О ЖЕНЩИНАХ, которые придумали общее дело и добились в нём успеха. А заодно разоблачаем миф о том, что женщины не способны на дружеские чувства, а могут лишь агрессивно конкурировать.
Юрист Анна Плюснина и ЛГБТК-активистка, феминистка и координаторка проекта «Справимся вместе» (он помогает ЛГБТК-людям справиться с насилием в отношениях) Алла Чикинда остаются в Екатеринбурге и продолжают работать после принятия закона о запрете «гей-пропаганды». И это несмотря на риски быть оштрафованными: они обе сотрудничали с «Ресурсным центром для ЛГБТ» (Минюст считает организацию иноагентом. — Прим. ред.) в Екатеринбурге и другими правозащитными организациями; Анну прошлой зимой оштрафовали по делу о «гей-пропаганде» на 100 тысяч рублей. По просьбе Wonderzine с Анной и Аллой встретилась ЛГБТК-блогерка и ведущая телеграм-канала «Лесбийское лобби» Мария Лацинская и поговорила о проекте «Справимся вместе», самоцензуре после принятия квирфобного закона и ЛГБТК-активизме на фоне войны в Украине.
О насилии в квир-парах
Алла: «Справимся вместе» работает с темой партнёрского насилия внутри ЛГБТ-сообщества. Это всероссийская инициатива, но основная часть нашей команды находится в Екатеринбурге. Недавно «Справимся вместе» организовали встречу всех партнёрских организаций этого проекта. Мы несколько дней были в Грузии, но уже вернулись в Россию.
У нас два направления работы. Первое — онлайн-консультации. У нас есть база дружественных психологов и юристов, которые бесплатно оказывают помощь. Мы помогаем не только тем, кто непосредственно столкнулся с насилием, но и вообще людям, у которых есть вопросы по теме отношений. Например, как выйти из отношений или как проработать травму после расставания. Наша глобальная миссия — сделать так, чтобы было больше здоровых отношений.
Второе направление работы — просвещение. Раньше насилие в отношениях ЛГБТ-людей мало освещалось на русском языке. Периодически ЛГБТ-организации и паблики что-то об этом писали, но довольно поверхностно. Если брать тексты на тему партнёрского насилия, которые выходили в СМИ или профильных организациях, то это на 99 процентов были материалы про насилие в гетеронормативных отношениях. В этом году в инфополе этой темы стало ещё больше. Профильные организации и кризисные центры начали включать нецисгетероперсон в дискурс про домашнее, партнёрское и сексуализированное насилие. Например, «Насилию.нет» (Минюст считает организацию иноагентом. — Прим. ред.) пишут в соцсетях про абьюз в отношении ЛГБТК-персон. Центр «Сёстры» тоже стал чаще писать [о насилии в партнёрских отношениях ЛГБТК-людей]. Они включают ЛГБТ-повестку в свой дискурс без особых подводок. Просто как часть проблемы, без экзотизации.
Анна: Если говорить про медиа, то журналисты любят, когда есть история и герои. Если ярких героев нет, а есть только доклад, то медиа это неинтересно: мало лайков и просмотров. Так что я бы не сказала про табуированность, скорее про нежелание писать в общих словах.
Алла: У нас нет статистики по идентичности [тех, кто чаще обращается], потому что в форме заявки нет вопроса про гендер и ориентацию. Это осознанный шаг.
Анна: Если судить по именам и запросам, в принципе понятно, «он» или «она» пишет. Больше процент обратившихся, которые идентифицируют себя как женщины. При этом геев тоже много. Чаще поступают запросы от жертв, но было несколько запросов и от абьюзеров. Люди рефлексируют это и хотят проработать. Возможно, через год-полтора удастся составить социологическую картину о насилии в ЛГБТ-отношениях. Она явно отличается от той истории, которую нам показывают кризисные центры, когда классическое домашнее насилие — мужчина, который совершает насилие над женщиной.
Алла: Если продолжать тему медиа, недавно [блогерка и ведущая подкаста] Лена Догадина писала, что нельзя охватить тему насилия в отношениях ЛГБТК-людей одной или двумя статьями. Нельзя выявить общие паттерны для сообщества, потому что есть специфика у каждой «буквы»: у геев своя, у лесбиянок другая, у трансгендерных людей — третья.
Об эмиграции
Алла: Как у специалистки по коммуникациям, моя первая мысль [после начала войны] была: «Про нас никто не напишет». Мы запустили «Справимся вместе» 21 февраля, нам нужно было, чтобы люди узнали о центре. 24 февраля стало понятно, что повестка поменялась кардинально.
Анна: У меня сразу начался завал по юридической работе. Пошли вопросы, связанные с тем, как уезжать из страны. Я консультировала месяц без выходных. Потом я защищала людей, которые вышли на улицу, выступая против мобилизации и действий России в Украине. Вначале спрашивали, как и куда уехать из России. Следующий пик запросов случился вместе с началом мобилизации. Как со стороны [цисгендерных] парней, так и трансперсон. Недели две я вела постоянные разговоры и переписки.
Если говорить про «пропаганду», писали разные блогеры, которые вели группы, чаты и паблики. От обычных людей, которые не поднимают ЛГБТ-повестку в публичных пространствах, запросов нет.
Я сидела на телефонах с консультациями, по несколько раз в день рассказывала, как уехать, но только через полторы-две недели [после начала войны] поняла, что с Аллой мы не обсудили этот момент. Мы до сих пор чекаем историю с отъездом, рисками, возможностью продолжать жить в России открыто. У нас есть меры безопасности, связанные с работой в «Ресурсном центре». Мне не хочется уезжать, но, когда идёт очередная волна эмиграции, начинаешь думать: «Может, я чего-то не вижу? У меня стокгольмский синдром? Может, всё-таки пора уезжать?» Потом садились, обсуждали и думали, что нет.
Алла: Да, вопрос фрустрирует. Людей осталось много. Например, из всех ЛГБТ-организацией, которые есть в России (а их больше 10 штук), только один «Выход» (Минюст считает организацию иноагентом. — Прим. ред.) полным составом решил релоцироваться. У кого-то частично сотрудники и сотрудницы уехали, но многие остались. Все комьюнити-центры продолжают работать: в Нижнем Новгороде, Санкт-Петербурге, Москве, Владивостоке, Новосибирске, Архангельске, Перми, Екатеринбурге и так далее.
Анна: Я сотрудничаю с «ОВД-Инфо» (Минюст считает организацию иноагентом. — Прим. ред.) и «Российской ЛГБТ-сетью» (Минюст считает организацию иноагентом. — Прим. ред.) как юрист. У нас и там и там уехало по 50 % сотрудников. Кто-то уехал насовсем, кто-то на время из-за мобилизации. Некоторые покинули Россию, потому что на них завели уголовку за дискредитацию армии. Остальные работают и продолжают работать в стране. «Принятие» в Казани объявило о закрытии после вступления в силу нового закона.
Анна: Они уехали из России ещё в июле. Подозреваю, на них начали давить. Летом они перешли на онлайн-формат работы, а после нового закона официально объявили о закрытии. Хотя фактически уехали давно. В инфополе попали вот такие яркие моменты, и люди за это зацепились, говорят «никого не осталось». Я не осуждаю за это когнитивное искажение, но считаю, очень важно напоминать, что ЛГБТК-организации в России есть.
О цензуре
Анна: Почему новая версия квирфобного закона вызвала панику и много случаев самоцензуры? Большие штрафы и блокировки со стороны Роскомнадзора. Одно дело штраф на 50 тысяч рублей, а другое — на миллион.
Алла: Тоже думаю, что [напугали] штрафы, если говорить про СМИ и организации. Но обычные люди не вникают в то, как работает закон, потому что за десять месяцев настолько накалилась обстановка вокруг, что не осталось ресурсов разбираться. Принятие закона стало последней каплей и спровоцировало у тех, кто был на пределе, реакцию «а-а-а, нас всех запретили, это конец».
Мы с Аней стараемся с этим страхом работать, пишем о том, как всё устроено. Недавно Ника Водвуд сняла видео на эту тему. Надеюсь, оно донесёт информацию до определённой прослойки сообщества.
Людям иногда комфортнее пребывать в страхе. Когда ты приводишь им аргументы, что не надо бояться, то как будто выводишь их из зоны комфорта, ведь за страхом начинается неизвестность.
Анна: С «пропагандой» нужно выдохнуть и учиться заново писать и говорить об ЛГБТК-отношениях. Есть такая паника у блогеров: «Меня точно оштрафуют, у меня три тысячи подписчиков на YouTube, за мной следят Минюст, ФСБ и Центр Э». Давайте будем немного реалистами. Люди думают, что именно их контент — то, ради чего Роскомнадзор будет искать «пропаганду». Это не так. Всех не заблокируют. На всё есть VPN. Не всех признают иноагентами. Не всех посадят. Не всех оштрафуют. А если оштрафуют, мы соберём денег. Границы у России не закрыты, нас принимают в других странах.
Алла: А у правоохранительных органов нет столько ресурсов всех отслеживать. Хотя всех и не нужно, конечно.
О штрафах
Анна: В конце декабря 2021 года на меня составили протоколы [о гей-пропаганде], но я написала об этом в январе, потому что были праздники. Я защищала разных людей по аналогичным делам. Например, вела второе дело Юли Цветковой (Минюст считает её иноагентом. — Прим. ред.), с Еленой Климовой мы взаимодействовали и общались по этому поводу тоже. И до последнего не верила, что протоколы составили на меня. Мы даже были знакомы с сотрудницей полиции, которая это сделала. Периодически общались, когда на «Ресурсный центр» писали заявления.
Я ходила в полицию и объясняла, что мы работаем согласно законам Российской Федерации, у нас всё хорошо. Но когда сотрудница полиции составила на меня два протокола, было неприятно. К тому же я пошла без адвоката, я не знала, что на меня будут составлять протоколы — меня тогда вызвали очередной раз дать объяснения [по «Ресурсному центру»]. Когда я уже собиралась уходить, мне сказали, что на меня составят протокол по старому, весеннему делу. Было неприятно, я решила, что пойду в суд уже с адвокатом и докажу, что никакой «ЛГБТ-пропаганды» нет, это абсурд.
В суде было относительно весело. У нас было шесть судебных заседаний — это много, обычно такие дела рассматриваются за одно-два. В какой-то момент стало даже уютно, родные люди с судьёй, можно сказать. Она удовлетворяла наши ходатайства. Но после всего, что между нами было, виновной она меня всё равно признала и назначила два штрафа по 50 тысяч рублей.
В решении суда было суждение психологов, к которым обратилась полиция. Мы просили вызвать нашего специалиста, который сделал заключение, что фраза «Комьюнити-центр — это дружественное пространство для ЛГБТК-персон» — не пропаганда, а на сайте у нас плашка 18+. Судья сказала, что не доверяет нашему психологу, зато доверяет суждению психологов от полиции — они же не могут говорить неправду. В независимой экспертизе нам отказали.
Потом мы обжаловали штрафы, один отменили. Второй оставили в силе в апелляционной инстанции. Думаю, что я могу его обжаловать в кассации, потому что вышли сроки привлечения меня к ответственности.
В июле полиция быстро создала ещё одно дело по заявлению «Совета отцов России». По отработанной схеме составили протокол и отправили в суд, где назначили ещё один штраф. Мы собрали необходимую сумму — 100 тысяч рублей — за четыре часа. Но вообще денег пришло почти в два с половиной раза больше. Я договорилась с несколькими людьми, которых привлекли за дискредитацию, что оплачу их штрафы. И остатки пожертвую в «Справимся вместе».
Штрафы идут на поддержку того, чего бы мне не хотелось поддерживать. Но по-другому никак, потому что я живу в России и собираюсь оставаться тут, а ещё хочу иметь возможность свободно из страны выезжать. Надеюсь, что в будущем больше такого не будет, потому что я учла ошибки. Меня признали виновной, потому что я была администратором трёх сайтов. Их теперь уже нет. Плюс мы сейчас трепетно относимся к информационной безопасности и не регистрируемся больше в российских хостинговых компаниях, не покупаем домены в России.
О поддержке
Алла: Сложный вопрос. Конечно, меня поддерживает Аня и тот факт, что мы на одной волне. По большей части поддерживает деятельность, которой я занимаюсь, потому что она про помощь другим людям.
С другой стороны, я не могу сказать что классно держусь. И это печально. Месяц назад психиатр обнаружила у меня расстройство адаптации. Есть вещи, которые помогают справиться. Но держаться всё сложнее.
Анна: Меня поддерживает, что я помогаю людям, которые делают то, чего я не могу сделать. Когда были митинги против войны, я оказывала помощь активистам в отделах полиции и судах, общалась с их родными, носила передачки.
Я не могу пойти на публичное мероприятие и встать в пикет «Нет войне», а они могут. Я поддерживаю их и таким образом помогаю себе. Если бы я этого не делала, не знаю, как бы сейчас существовала со своими внутренними противоречиями. Ещё меня поддерживает семья, Алла в частности. И психолог, конечно. Без этого никуда.
ФОТОГРАФИИ: фото 3 — Елена Елизарова, фото 1, 2, 4 — личный архив героинь