Хорошее делоЯ запустила проект помощи небелым и квир-людям, пострадавшим от войны

Текст: Алиса Балабекян

Как возник Queer Svit

В первые дни эскалации агрессии России против Украины мы с друзьями пошли на протест в Лондоне. У нас была колонка, на которой мы включали музыку, и в какой-то момент заиграла песня «Я не сдамся без бою» группы «Океан Ельзи». Я начала рыдать. Мы стояли возле огромного развёрнутого украинского флага, и мне вдруг стало очень стыдно: казалось, я не имею права здесь плакать.

В те дни я почувствовала, что нужно сделать что-то реальное. Да, я выхожу на протесты, это важно, но в остальное время я занимаюсь бесконечным думскролингом. Тогда я предложила своим друзьям подумать над совместным проектом — так появился Queer Svit.

Среди основателей была моя жена Сюзи, а ещё трансдевушка из Украины, которая сейчас живёт в Эстонии, мой друг с российским гражданством и блогер Похититель ароматов (Александр Дмитренко. — Прим. ред.). Мы решили, что Саша будет постить запросы о помощи на своей странице, потому что у него большая аудитория, я — искать партнёров среди международных организаций, а Сюзи — заниматься текстами и дизайном в соцсетях. Ещё один участник вызвался помогать мне с составлением базы организаций, а украинская трансдевушка помогала Сюзи с постами.

Вскоре к нам начали присоединяться волонтёры, мы стали потихоньку выстраивать рабочую структуру, придумывать айдентику, миссию. Один из наших коллег нашёл небольшое финансирование, с помощью которого мы смогли оплачивать билеты и сняли на месяц небольшой дом в Армении.

Кому помогают

Мы с самого начала чётко решили, что будем помогать квир-людям из Украины, России и Беларуси, которых затронула война. Идею мы обсудили с украинцами, которые были у нас в команде, они сказали, что это окей.

Чуть позже география расширилась. К нам стали приходить запросы из других стран постсоветского пространства, поэтому мы стали формулировать миссию так: мы помогаем квир-людям, которых затронула война в Украине или её последствия. К таким последствиям относится, например, агрессия Азербайджана в Армении: я не политолог, но люди из этого региона, с которыми я разговаривала, считают, что эти события связаны.

Кроме того, теперь к нам могут обращаться не только квиры. Для меня и для Сюзи важно помогать небелым людям, потому что они также сталкиваются с дискриминацией. В текущем политическом контексте очевиден рост националистических настроений, который ставит эту группу под дополнительную угрозу. В период мобилизации мы вместе с проектом «Всё однозначно» вывозили из России представителей этнических меньшинств и квир-людей.

Отдельно стоит сказать, что во время мобилизации мы собирали деньги на комиссию для трансженщин, чтобы они могли поменять гендерный маркер. Такие процедуры безопаснее сделать заранее, чем сталкиваться потом с вопросами пограничников и не быть уверенными, что вас выпустят из страны. Если снова объявят мобилизацию, мы планируем вернуться к работе в этом направлении.

С какими запросами можно обратиться

Сейчас мы в первую очередь помогаем людям с составлением плана: куда пойти, что написать. Можем связать человека с одной из наших дружественных квир-организаций в разных странах. Я считаю, что если вас не преследуют, например, власти или родственники и нет необходимости бежать прямо сейчас, то лучше нормально всё спланировать. В сложной ситуации мы можем вместе написать заявку на грант в организации, которые помогают частным лицам. Но никто не даёт гранты просто потому, что вы квир-персона.

Финансово мы помогаем в экстренных случаях. Мы можем вывезти людей с уголовкой из России, помочь с жильём в Украине, дать деньги на гормоны, оплатить билет из опасного региона в более безопасный. К сожалению, мы не можем предложить какие-то новые способы уехать из Украины: у нас нет таких огромных ресурсов и привилегий.

Мы обрабатываем все заявки, но если человек думает, что мы полностью финансово поддержим его путь из любой постсоветской страны до США, а потом ещё жильё на пару месяцев оплатим, то это не так. Иногда бывает, что человек просит срочно эвакуироваться, потому что у него проблемы из-за антивоенной позиции, а оказывается, что он просто с мамой поругался, — в таких случаях мы тоже откажем.

Переезд — это серьёзный шаг, нужно понимать, какие у вас есть возможности. В идеале — как можно раньше сделать загранпаспорт и собрать какую-никакую финансовую подушку. Думать об этом лучше заранее, потому что реальность не предвещает ничего хорошего в будущем.

Как устроен проект

У нас есть специальная форма для запросов: её можно найти и в taplink, и в хайлайте «Помощь» в инстаграме (соцсеть принадлежит компании Meta, которую в России считают экстремистской и запрещают. — Прим. ред.). После того как вы отправили заявку, она попадает на рассмотрение к кейс-менеджеру. Обычно менеджеры сами разговаривают с обратившимися, подсказывают, как действовать. Если кейс сложный или нужна помощь других организаций, то подключаюсь я. Мы начинаем вместе работать, искать решение.

Сейчас у нас есть активный финансовый сбор для украинцев. Работает это так: например, конкретной персоне нужно добраться до места, где пройдёт комиссия по трансгендерному переходу, или нужно помочь с оплатой квартиры, потому что человек лишился работы. Тогда кейс-менеджер обращается лично ко мне — и мы принимаем решение выделить деньги.

У нас большой медиаотдел: им руководит Оли, он готовит посты. Я — связующее звено между медийной и помогающей частью проекта. А ещё есть отдел ресёрча, который занимается созданием базы знаний: это нужно кейс-менеджерам, чтобы оперативно консультировать людей, и отделу медиа, который регулярно выпускает полезные гайды по вопросам эмиграции в разные страны.

Кроме того, я отвечаю за офлайн-мероприятия в Европе и США. Их цель — повысить осведомлённость о нашей инициативе и о том, как война отражается на квир-людях. Один из последних ивентов был совмещён с выставкой. Помогали нам наши лондонские друзья, Bold Mellon Collective — группа междисциплинарных квир-артистов, которые создают скетчи, спектакли, сами пишут сценарии и играют. Соосновательница коллектива Эмилия Нурмухаметова поговорила с нашими бенефициарами из Украины и превратила их истории в сценические монологи. Это простая задумка, но она очень мощно и эмоционально передаёт опыт людей разных гендерных и национальных идентичностей, столкнувшихся с войной.

Условно мы называем такие мероприятия фандрайзинговыми, но чаще всего мы уходим в ноль или совсем немного в плюс. Иногда нам удаётся найти новых партнёров: например, в феврале у нас пройдёт ивент при поддержке Оксфордского университета.

Когда началась война, я стала писать всем своим украинским знакомым. Так возник один душераздирающий кейс, который, к счастью, закончился хорошо. Я знакома с героиней этой истории с 2012 года, её зовут Марина, она из Луганска. Марина уехала в Киев где-то в 2014–2015 году. Но так вышло, что девушка Марины из Ростова-на-Дону. В 2014 году она собственными глазами видела, как армия направляется в Луганск, то есть буквально к Марине. Вскоре они поселились вместе в Киеве, а после 24 февраля переехали в Польшу. Но власти Польши заявили, что у девушки Марины, которая вот-вот должна была получить украинское гражданство, есть пять дней на то, чтобы уехать обратно в Россию. Усложнялось всё тем, что в Польше они не могли легализовать свои отношения. Если бы они были гетеролюдьми, таких проблем у них бы не было.

Это было страшное время для девушек: их высаживали из автобусов при попытке выехать из страны. С горем пополам им удалось попасть в Португалию, но и там сложности с оформлением отношений не закончились. Я сама женилась в Португалии, документов там надо столько, что и в мирные времена их непросто собрать. Представьте, каково это, когда у вас обеих нет возможности вернуться в свою страну.

Queer Svit помог им с жильём на первое время и провёл ресёрч по странам, куда они могли поехать. В итоге девушкам удалось собрать нужные документы и попасть в Канаду. Недавно я получила от Марины сообщение о том, что они поженились, а её друзья сюрпризом отправили ей из Киева книги, по которым она очень скучала. Марина говорит, что впервые с февраля почувствовала себя дома. Такие истории очень вдохновляют.

Как закон против ЛГБТ-людей повлияет на работу

После принятия закона сильно увеличилось количество запросов от тех, кто паникует и не понимает, что делать. Я бы посоветовала начать готовиться к переезду уже сейчас. Пока непонятно, как закон отразится на частных лицах, будут ли запрещены квир-мероприятия. Прошло ещё слишком мало времени, чтобы понимать, как это будет работать.

Я уверена, что обращений будет больше, но, по моим ощущениям, это будут люди, которые уже давно так или иначе планировали уезжать. И в большинстве случаев, полагаю, это будут наши коллеги из медиа и правозащитных организаций, которые публично занимаются квир-темами.

Как мне сказал один мой британский знакомый: Путин — это фокусник, который одной рукой совершает преступления, а другой — отвлекает людей «гей-угрозой». Ему постоянно нужен 25-й кадр и козлы отпущения — и, конечно, это будут коренные народы России и ЛГБТ-люди. Это удобно, ведь в обществе уже много лет насаждаются предубеждения против отдельных категорий людей — так почему бы не закрепить их сургучной печатью? Когда происходят такие вещи, как война, общество неминуемо становится более консервативным. Вместе с этим увеличивается ненависть к уязвимым группам.

Об активизме и российской оппозиции

Большими активистскими делами я раньше не занималась, хотя желание было давно. Я всегда находилась в повестке, могла писать посты в своих соцсетях, но мне хотелось сделать что-то, что меняло бы мир. Конечно, как у любого уважающего себя москвича с зарплатой выше среднего, у меня были оформлены ежемесячные пожертвования помогающим организациям, но тогда мне казалось, что я просто откупаюсь. Сейчас я считаю людей, которые подписываются на ежемесячные донаты, величайшими богами и передаю им огромное спасибо!

Я журналистка и продюсер — люди с такими профессиями зачастую могут всего понемногу. Два года я продюсировала съёмки на крупном развлекательном телеканале, в том числе со звёздами, и это, конечно, развило мои скиллы в организации работы с людьми. В 2019 году я переехала учиться в Лондон и почти сразу организовала маленький протест напротив российского посольства в поддержку закона о профилактике домашнего насилия.

Если говорить об оппозиции в России, то мне, например, совершенно не близко то, что делает Навальный. Я наполовину эфиопка, наполовину русская — человек, который когда-либо имел связь с националистическими движениями, для меня неприемлем в качестве политического ориентира. Но считаю ли я, что все люди с националистическим прошлым должны сидеть в тюрьме? Конечно, нет.

До войны я размышляла над тем, чтобы вернуться в Россию, выходить на протесты, заниматься журналистикой. Но потом вспоминала, как много нам с моей партнёршей Сюзи приходилось сталкиваться с расизмом и гомофобией, — и понимала, что возвращаться для меня не вариант. Я из Юго-Восточной Африки, у меня очень типичная внешность для этого региона. В России это не особо считывается, потому что в представлении россиян африканцы, скорее, представители западной части материка, откуда как раз отец Сюзи. Но когда мы вдвоём, мы сталкиваемся с огромным количеством расизма. Нам вслед кричали «ку-клукс-клан» и другие гадости. Как-то я хотела взять её за руку, а она мне говорит: «Ты что, на нас и так смотрят 24 на 7».

Возможен ли консенсус между российскими антивоенными движениями

Существует в некотором роде возрастной конфликт между российскими правозащитными инициативами. Многие известные организации почти полностью управляются белыми цисгендерными мужчинами в возрасте. Они вообще ничего особо не понимают про угнетённые группы. В начале декабря в Берлине прошёл «Конгресс антивоенных инициатив». Один из этих белых мужчин там заявил, что мы должны закрыть глаза на различия и объединяться. Я так скажу: знаете, если вы хотите, чтобы мы объединялись, то вы должны показать, что мне, небелой квир-персоне, и подопечным Queer Svit будет безопасно рядом с вами. Пока что это не так.

Молодые инициативы тоже имеют друг к другу вопросики. Но отличие в том, что мы понимаем, что такое солидарность, и умеем слушать друг друга. Если нужно спасти какого-то человека, мы оставляем все разногласия и действуем сообща. Важно, что мы помогаем не только известным оппозиционерам из Москвы и Петербурга, но и обычным людям. От более взрослых инициатив нет такой отдачи. Кажется, они совершенно не готовы делиться своим финансовым и медиакапиталом.

Но на самом деле я была настроена более пессимистично, чем в итоге всё прошло. Бумеров многовато, это правда. Ну и не было ни одной панели, посвящённой низовым инициативам и вопросам коренных народов, квир-людей, этнических меньшинств. У нас потом была своя тусовка после официального конгресса. Я считаю, нужно провести такую панель, чтобы все бумеры на ней были, но могли только слушать. Пора лопнуть их уютный бумерский баббл.

ФОТОГРАФИИ: обложка и фото 2 — Bex Wade / соцсети, фото 1, 3, 4 — Queer Svit