Жизнь«У одной женщины от сына вернулась только голова»: Почему протестуют женщины Дагестана
Рассказ участницы митинга в Махачкале
25 и 26 сентября в Махачкале, Бабаюрте, Эндирее и Хасавюрте прошли антимобилизационные митинги. На махачкалинской площади у Кукольного театра собиралось до 300 человек, выдвигали одно требование — остановить призыв мужчин в места военных действий. Примечательным моментом стало участие в акции большого количества женщин. Кто-то приходил, беспокоясь за судьбу близких, кто-то в целом хотел заявить о своём отношении к войне и мобилизации. Мы поговорили с участницей митинга в Махачкале — Майсарат — и узнали, почему она вышла протестовать, с кем познакомилась в процессе, чем всё закончилось и как скажется на жизни Дагестана.
Меня охватило ощущение безысходности и отчаяния уже в день объявления войны. Многие люди вокруг говорили, что это нас пока что не касается, это где-то в Украине, а мы отсидимся в Дагестане, возможно, будет тяжело и придётся голодать, но мы справимся. Теперь поднялась паника: повестки приходят людям с инвалидностью, парней ловят в дверях колледжа, таксистов останавливают, а если те не соглашаются подписать повестку, то отбирают документы: приходи, значит, за паспортом в военкомат. Больше не работают взятки — люди предлагают миллионы, но большие деньги и связи теперь не ценятся: полицейских пригрозили самих отправить на войну, если они не проконтролируют мобилизацию. Зачем им теперь миллионы, если есть возможность сохранить жизнь? Часто люди идут на войну под страхом прослыть трусами перед соседями. У меня так знакомого родители упрашивают не ехать на войну, а жена говорит: нет, ты не будешь трусом, ты пойдёшь на войну. И он пойдёт. Иногда и отцы призывают не позориться.
Жители Дагестана только недавно начали ездить за границу, далеко не у каждого человека есть загранпаспорт. В республике не могут все взять и эмигрировать от мобилизации в разные страны. Один мой знакомый всё же собирался уехать в Казахстан, но в последний момент остался в Махачкале со словами: я же не русский, меня не пустят через границу. У нас в стране есть ксенофобия, и последствия вот такие. А ещё многие вернувшиеся с войны говорят: нас называли чурками и приказывали идти вперёд закрывать русских. Уже очень много мусульман поняли, что это не джихад, а путинская война. Они не хотят в этом участвовать и просят уйти из чужой страны.
У меня некоторые ушли на войну до мобилизации, некоторые родственники погибли, некоторые вернулись частично. У дяди, например, больше нет руки. У одной женщины от сына вернулась только голова — она тронулась умом после этого. Многие сбежали с фронта, продолжили жить в Дагестане, их никто не пытался посадить за дезертирство, но забрали обратно, когда началась мобилизация.
Я присоединилась к митингу на второй день — 26 сентября. Там были в основном женщины и молодые мужчины. Всего около 200 человек. Сначала нас не хотели пускать на площадь, вокруг стояли полицейские в гражданской одежде — возможно, ФСБ, возможно, просто полиция, но их легко, конечно, можно было узнать в толпе. В первый день все говорили: женщин трогать не будут. Но к моему приходу полицейские уже были уставшие и достаточно агрессивные. У журналистов отобрали камеры. Я пыталась защитить одного мужчину, которого избивали дубинками четверо полицейских, просила не бить хотя бы по голове. Меня просто отшвырнули в сторону, тогда я достала свой телефон, чтобы хотя бы это зафиксировать, тогда на меня побежал человек в гражданском с криком: «Сука, войны она не хочет!» Он меня скрутил, но я изо всех сил держала мобильник, тогда меня потащили в полицейскую машину. Бросили на сиденье и снова стали вырывать телефон, полицейский, видимо, в какой-то момент устал со мной бороться и приложил электрошокер к моим ягодицам. Видимо, расчёт был на то, что такие побои никто в Дагестане снимать не будет.
Меня доставили в Советский РОВД — концентрированную версию России. У тебя нет здесь никаких прав, делать могут что угодно, пожаловаться некому. Меня спрашивали, как так вышло, что в 27 лет у меня всё ещё нет мужа или хотя бы парня, как я отношусь к нетрадиционным бракам. Девушек в хиджабе могли спросить, любят ли они анальный секс. Это всё было направлено на то, чтобы выбить из равновесия.
Нас не обеспечили питанием, а ночевать пустили в крошечный зал с железными стульями, предварительно скрутив ручки с окон, чтобы мы не проветривали. Нас пугали четвёртым этажом — говорили, там пытают, а потом всей толпой отвели на четвёртый этаж, выстроили у закрытого кабинета и приказали слушать, как группа полицейских избивает парня. Я слышала, что во многих отделениях массово вручают повестки, у нас, в Советском, надо отдать должное, такого не было — вручили только одному человеку.
Одну девушку в хиджабе тоже избили. Сначала к ней очень близко подошёл полицейский со словами: хочу посмотреть на тебя без хиджаба. При этом он наводил на неё включённую камеру телефона. Девушка отшвырнула этот телефон в стену — стекло разбилось. Тогда полицейский подозвал коллег, они заперли кабинет изнутри, стали таскать эту девушку по кабинету и бить. На ней порвали платок, но так и не смогли его снять. Она отказалась снимать побои по религиозным соображениям. Я, кстати, тоже не сняла следы от электрошокера, но по причине того, что я просто слишком устала от нахождения в РОВД и не хотела ещё куда-то идти.
Наутро нам обещали провести лекцию на тему «Почему нельзя ходить на митинги», но, видимо, времени не хватало, и мы просто поехали в суд. Я получила штраф 10 тысяч, хотя у меня не было смягчающих обстоятельств в виде детей — просто я шла одной из первых и судьи ещё не утомились от одинакового сюжета: «Случайно шла мимо, меня схватили и потащили в машину». А к концу дня девушкам без детей уже давали пять суток, конечно. На выходе из суда многие мужчины говорили: «Как так может быть? Я хожу на работу, а моя жена гуляет по митингам!» Хотя до этого в чатах многие мужчины, наоборот, призывали женщин идти на митинг, потому что нас не могут мобилизовать или посадить надолго. Но это были анонимные сообщения, конечно. Многие знакомые мужчины называли меня героиней, но при этом просили беречь себя и больше не ходить на митинги. Есть такой сильный контраст: ты читаешь новости в интернете, там столько поддержки, а дома, в Дагестане, некоторые тебя готовы разорвать.
Впервые настолько разные женщины объединились ради общей цели. В РОВД поехали матери, двадцатилетние девушки-«нефоры», девушки в хиджабах, никабах, женщины, которых никак не коснулась мобилизация. У меня была в сумке книжка Пелевина «Омон Ра», она теперь вся исписана контактами. Возможно, мы никогда не встретимся больше, но теперь я знаю, сколько людей вокруг меня с похожими взглядами.
Наш митинг в Махачкале не привёл к реальным изменениям в сфере мобилизации. В социальных сетях появился фейковый документ (приказ о приостановке мобилизации на территории Дагестана якобы подписанный военным комиссаром республики, полковником Мустафаевым. — Прим. ред.) про приостановку мобилизации. Даже если бы это был настоящий документ, вряд ли бы он вызвал доверие: сейчас вообще мало что соблюдается. Сегодня у нас снова будет митинг, туда придёт больше мужчин, они договорились собраться после джума-намаза, ведь митинг не отменяет молитву в мечети. Кто-то теперь говорит, что Дагестан спасёт всю Россию, но у меня не оптимистичный прогноз. Правда, митинг помог мне преодолеть отчаяние, я видела, что я не одна, что полиция уже не справляется с нами, что нужно продолжать и всё-таки надеяться на перемены.
Главное, я вышла не потому, что меня затронула мобилизация, а потому что я против войны в Украине и считаю, что России нужно оттуда убраться. Я не могу больше вступать в диалог людьми, которые приехали с войны. Я сочувствую людям, которые потеряли родственников, но у меня нет для них никакого оправдания. Выходя на митинг, я понимала, что есть риск уголовного преследования, а они, избегая этого же риска, поехали в чужую страну убивать людей.
Сейчас вырос градус насилия: война нормализует жестокость. Мужчина застрелил отца и брата бывшей жены, потому что она не хотела к нему возвращаться. Брат застрелил сестру, потому что заподозрил, что она общается с соседом. У нас в республике очень сильные женщины, которые очень много терпят. Просто когда у тебя отнимают мужа, отца и сына, это становится точкой невозврата, терпеть больше нельзя. Мы показали, что нам, женщинам, есть место на митингах, и эта история теперь определённо продолжится.
фотографии: Руслан Ахалчи / Twitter