Жизнь«Можно наложить на себя руки»: История трансдевушки, которой грозит мобилизация
Москвичка Оля — о том, что новости о военном призыве значат для неё

В контексте мобилизации чаще всего говорят о мужчинах, и это понятно: мужчины — абсолютное большинство военнообязанных в России. Некоторые женщины — например, если у них есть военная или медицинская специальность — тоже могут быть призваны, если состоят на воинском учёте.
Но опасность есть и у тех женщин, в паспортах которых стоит мужской гендерный маркер: в трансфобной России в условиях непрекращающейся войны и тотальной мобилизации никто не будет разбираться в нюансах идентичности, отправить воевать в Украину могут каждую из них. При этом трансмаскулинным персонам эта участь практически не грозит, даже если в паспортах у них мужской гендерный маркер: обычно трансгендерных мужчин считают не годными к военной службе.
Из-за объявленной Путиным мобилизации всё больше трансгендерных женщин обращаются в комиссии, чтобы получить справку 087/у, которая позволит официально сменить гендерный маркер в паспорте. Одна из них, 22-летняя москвичка Оля, рассказывает Wonderzine о том, каково это — жить в семье, которая подвержена пропаганде, и с угрозой быть призванной в любую минуту.
Текст: Антон Данилов

Об идентичности и ЗГТ
Я трансдевушка. Никогда не думала, что моя идентичность выходит за бинарные рамки; я отличаюсь от большинства людей вокруг, но при этом чувствую себя обычной девушкой — за исключением того, что в моём паспорте пока мужской гендерный маркер. До недавнего времени я училась в МИРЭА (Российский технологический университет, ранее Московский институт радиотехники, электроники и автоматики. — Прим. ред.), но из-за стремительно ухудшающегося ментального здоровья и депрессии была вынуждена отчислиться по собственному желанию.
В сентябре прошлого года я начала ЗГТ (гендерно-аффирмативная терапия. — Прим. ред.), но дозировки у меня были небольшие, так что особого прогресса пока нет. ЗГТ вместе с антидепрессантами сильно влияет на гормональный баланс — по моему ощущению, я стала более чутко ощущать все изменения своего настроения.
После ввода санкций было тяжело достать препараты, и меня эта проблема мучила достаточно долго. Гель, который содержит эстроген и который нужно втирать в кожу, очень редко появляется в аптеках, а если есть — то с огромной наценкой, цена выросла в два-три раза. Так случилось из-за того, что препарата очень мало. Первое время я мирилась с этим фактом и покупала по завышенной цене. Но недавно я начала общаться с моей давней знакомой трансдевушкой. Я узнала о том, что она и её знакомые разрабатывают инъекции эстрогена, которые могли бы заменить привычные препараты для ЗГТ в условиях санкций. Я планирую перейти на эти инъекции.
Ещё до 24 февраля я сделала каминг-аут перед некоторыми членами семьи. Моя бабушка и мой дядя отнеслись к нему нормально, а мама восприняла каминг-аут в штыки, всячески переубеждала начинать ЗГТ. Впрочем, я тогда ей просто не сказала, что уже прохожу ЗГТ. В конечном счёте мы просто разошлись, оставшись на своих позициях. Мы не спорили, но тот разговор всё же дал мне понять, что, к сожалению, мои ближайшие родственники не те люди, с которыми я хочу дальше жить. Отцу я не говорила, но предполагаю, что он бы отреагировал [на каминг-аут] в похожей манере. Возможно, даже более экспрессивно и агрессивно.
О войне и пропаганде
О войне я узнала 24 февраля, сразу, как проснулась, просто проверив телеграм. Я впала в апатию и уныние, потому что понимала, что привычная жизнь оборвалась, теперь надо готовиться к худшему. О мобилизации я узнала из потока сообщений моих друзей, которые написали мне утром в среду. Они уговаривали меня поскорее запустить процесс смены документов. По сути, в прошлую среду у меня были такие же ощущения, как 24 февраля: чувство бессилия, апатия. Чувство того, что я какой-то пропащий человек и что можно наложить на себя руки.
После этого я хотела уехать. В первый месяц после вторжения я пыталась скооперироваться со своим дядей, который давно живёт в Канаде. Мы обсуждали, как бы я могла переехать к нему — может быть, со своей девушкой или одна. Но, к сожалению, процесс никуда не пришёл. Уже тогда цены на билеты были запредельно высокими: со всеми пересадками на нас вышло бы 200 тысяч рублей. Плюс я не учла визу. Наверное, хорошо, что мы даже не пытались [уехать], потому что, видимо, просто так бы потратили деньги.
Мои родители активно смотрят ток-шоу на государственных каналах. Они делают это почти каждый вечер, если не каждый: приезжают с работы, включают телевизор и смотрят «60 минут», Соловьёва или что-то ещё в этом духе. Однажды у нас была стычка: мама рассказывала про обстрелы в Донбассе и пыталась подать их с пророссийской позиции. Она перечитывала сообщения из какого-то телеграм-канала, а моя раздражённая реакция на эту новость заставила маму подозревать, что я «не так» реагирую. Потом она ещё раз спросила, какая моя позиция по всему этому поводу, и я сказала, что я на стороне Украины. Она отвела меня к отцу, потом к нам присоединилась сестра, и мы полчаса пытались выяснять отношения по поводу того, кто прав, кто виноват, кому верить, а кому нет. Естественно, ничьё отношение к теме не поменялось. Я просто вышла из комнаты в каком-то истеричном состоянии. Я думаю, что вторжение и риторика, которым это вторжение пытаются оправдать, заставили родителей активнее проявлять свои эмоции.
В моей семье любят шутить про тех, кто отказывается от военной службы, называют их ссыкунами. Если какой-то случайный человек убежит из военкомата и спрячется у родственников, в другой стране, то они будут насмехаться, называть его «пятой колонной». Но когда речь заходит о тех людях, которых они растили 20 с лишним лет, то их слова становятся более серьёзными в этом плане. Стараются лишний раз не разбрасываться провоенной риторикой. Поэтому мои родственники не хотят, чтобы я отправлялась на фронт, чтобы меня забирали на какие-то связанные с войной мероприятия вообще. Они настаивают на том, чтобы я оставалась в безопасности на фоне мобилизации.
Сейчас они помогают советами: мать настаивает на том, чтобы я как можно чаще использовала домофон, чтобы проверить, кто пришёл. Говорит, чтобы никому не открывала дверь. Также она советовала заняться физподготовкой, чтобы, как она сказала, «убежать в случае чего». Плюс они с отцом советовали мне попробовать устроиться в IT-компанию, потому что, они думают, определённая группа работников-мужчин получит отсрочку от армии.

О «диагнозе» F64.0 и комиссии
Я не служила — только участвовала в военных сборах в конце десятого класса. Сейчас у меня нет военного билета, но технически государство видит меня годной к военной службе. У меня есть амбулаторная выписка с «диагнозом» F64.0 (так в МКБ-10 обозначают трансгендерность. — Прим. ред.), но я пока что не информировала о нём военкомат, я не проходила комиссию. И пока не намерена туда возвращаться.
F64.0 я получила прошлым летом. Эта справка ещё не даёт оснований на смену гендерного маркера в документах. Но она важна на комиссии, где должны выписать справку 087/у, которая затем и позволит прийти в ЗАГС и потребовать смены документов. F64.0 мне поставил психиатр — всё прошло относительно легко и быстро, мы знали, о чём мы говорим, что мне нужно.
Прохождение комиссии обязательно, если человек хочет сменить гендерный маркер в документах. До недавнего времени я не задумывалась о прохождении — я считала, что у меня недостаточно убедительный пасс, то есть в глазах общества я не буду выглядеть как девушка. Впоследствии, как я понимаю, будет странно, если человек, который выглядит достаточно маскулинно, покажет свой паспорт, а там — его фотография, женское имя и женский гендерный маркер. Но с учётом недавних обстоятельств я решила всё-таки ускорить процесс смены документов и через «Центр Т» нашла клинику, которая проводит такую комиссию. Сейчас моя цель — как можно быстрее пройти комиссию и получить справку 087/у.
Мой первый приём назначен на пятницу, а всё вместе, по моим оценкам, займёт около пары недель — и, может быть, ещё месяц на споры с загсом о том, можно ли мне менять гендерный маркер. В процессе комиссии нужно пройти психиатра, сексолога, эндокринолога. Там заседают специалисты, которые следят за половым здоровьем человека, за уровнем гормонов и психическим состоянием, чтобы на основе всех этих факторов и решить, выдавать ли ему или ей справку или нет.
Комиссия стоит 20 тысяч рублей, если итоговое решение положительное. Возможен отрицательный ответ, но с учётом того, что эта клиника взаимодействует с «Центром Т», их дают редко — только если комиссия сильно сомневается. В этом случае возвращается половина этих средств. Я немного переживаю — частично из-за мысли о том, что усилия этой комиссии и других людей, которые вкладывают в меня, могут быть просто потрачены. Ещё я не до конца понимаю, как эта комиссия происходит, и боюсь подводных камней. Но в целом я думаю, что справку всё же смогу получить. Я просто надеюсь, что смогу спокойно это сделать.
Конкретные планы я не строила. Планировать будущее в целом трудно из-за резко меняющихся условий, новостей. Но я бы сказала, что я просто постараюсь держаться тише воды и ниже травы, не провоцировать свою семью и своё окружение. А ещё — постараюсь найти работу или подработку, продолжу свои усилия по обретению финансовой независимости. И постараюсь, может быть, выбраться в свою квартиру.
ФОТОГРАФИИ: valeriya_dor — stock.adobe.com