Жизнь«За родину! За русских!»: Рассказы очевидцев военной операции из Донецка и Луганска
«Происходит что-то страшное: мобилизация, шум»
Сегодня утром Владимир Путин объявил о проведении «специальной военной операции» в Украине, связав её с «эскалацией» в Донбассе. А вчера, 23 февраля, мы поговорили с жителями Донецка и Луганска об их жизни на фоне военных действий, мобилизации, отношении к происходящим событиям, быте и опасениях за будущее.
Александр
32 года
Я родился в Донецке, здесь живу и надеюсь продолжить жить. Когда-то в 2014 году мы сели всей семьёй — родители, две бабушки, я, — каждый должен был сказать, уезжать нам в Украину или оставаться, объяснить причины. Мы были готовы к любому варианту, но не были готовы разделяться. С перевесом в один голос победила опция «Остаться». Я люблю свой дом, свой город. Последние дни в нём стало более шумно: в среднем пару раз в день слышно артиллерию, минут по десять, это исходящие выстрелы. И всё же это не сравнить с тем, что мы слышали ежедневно в 2014–2015 годах: просыпаешься утром, слышишь артиллерию, ложишься спать, ещё слышишь артиллерию, спишь на вибрирующем диване, просыпаешься — и всё начинается сначала. Мне не очень понятна массовая эвакуация, вероятно, уезжают люди, кто был где-то в другом месте в 2014-м, тем, кто был здесь, нечему удивляться.
Восемь лет назад многое, конечно, стало идти по-другому. Я работаю в маркетинге, в одной и той же организации все эти годы, зарплата остаётся триста долларов, как будто не было никаких инфляций, на деле это совсем другие деньги уже, конечно. Я не особо много трачу и укладываюсь, остаётся на отпуск раз в год — не в формате курорта, конечно, но на проезд до места и питание хватает. Сейчас у нас хлеб стоит 21 рубль, мясо — 330 в среднем, молоко 900 миллилитров — около 60 рублей. Украинские товары, конечно, пропали — наверное, шоколадки «Корона» можно заказывать, если кому-то очень нужно. А вот с лекарствами беда — теперь есть только российские, а среди них, говорят, очень много подделок, мне, к счастью, лекарства пока не нужны. Да, люди определённо меньше покупают — постепенно закрылись почти все магазины с брендовыми вещами, например тот же adidas. Хотя, с другой стороны, алкоголя как-будто стало больше — тот же Aperol Spritz появился повсеместно в последние годы. В ДНР в какой-то момент остались только пропагандистские каналы: украинское телевидение отключили, осталось российское и очень сырое местное. Очень сырое в значении, что туда посадили работать людей, которые никак не были связаны с телевидением прежде. Было очень много ошибок в эфире, непонятно выстраивались сюжеты, потом эти ошибки устранили, агрессия к Украине и Западу осталась. Многие люди стали разделять страны на плохие и хорошие под воздействием СМИ.
Многих моих знакомых забрали в военкомат, кого не забрали — в основном стараются не выходить из дома без особой нужды
В последние дни тоже многое изменилось. Например, многих моих знакомых забрали в военкомат, кого не забрали — в основном стараются не выходить из дома без особой нужды. В частности, мой знакомый работает в службе такси, рассказывал историю. Одна пассажирка села в машину, стала возмущаться: «Сейчас на работу никто не выходит, машину не дождёшься!» — «Простите, а Ваш муж где?» — «А я его сейчас никуда не отпускаю».
Я по состоянию здоровья к службе не пригоден, но что будет в нынешних реалиях, предсказать невозможно, могу оказаться и пригоден. У крупных сетевых магазинов комендатура, скажем так, обращается к мужскому населению. В подъездах везде развесили листовки: «Мобилизация — это долг каждого», «За родину! За русских! За Донбасс!», «За Россию!», «Смогли в 45-м, сможем и сейчас!» или просто «Нельзя» на картинке, где нож со свастикой режет ребёнка. К параллелям с Великой Отечественной войной у меня много вопросов. А вообще все листовки выглядят сделанными на скорую руку, никаких более креативных призывов не заметил.
На телевидении сегодня (23 февраля) много роликов о мужчинах совершенно разного возраста, которые решили приурочить поступление на службу к красивой праздничной дате. Если человеку настолько хочется сражаться за идеи своей страны, разве нужно для этого ждать красивую дату? Ещё показывают, конечно, праздник признания ДНР. Каким образом создавали видеоверсии праздника, затрудняюсь ответить, но тем не менее некоторые, наверное, правда рады, потому что кому-то это может создавать впечатление, что границы защищены надёжнее и война не развяжется. Но неопределённость от того, что мы никогда не знаем, что будет завтра, очень тяготит. Как ни странно, среди моих знакомых никто не уехал, хотя у всех есть «тревожные чемоданчики» с самым необходимым. Городской транспорт призвали помогать при эвакуации, поэтому куда-то добраться стало проблематичнее, а так люди с детьми гуляют на площадках, кафе работают. В общем, многое меняется и ничего не меняется. Каждый день мы пытаемся понять хотя бы вектор дальнейшего движения. Слушаем пропаганду либо читаем либеральные новости в Сети и ждём, что будет дальше. Для себя я решил, что Донецк — мой дом, и пока здесь не станет хуже, чем в 2014-м, я уезжать отсюда не буду.
Ольга
22 года
Я знаю, что людей приводят в армию с людных улиц либо останавливают машину на посту ГАИ и забирают. Кажется, обратной дороги нет
Я живу в Старобешевском районе, здесь родилась и выросла. В 2014-м мы не уехали в Украину, потому что у нас много пожилых родственников, мы не могли перевезти всех, надеялись, что когда-то снова будет какая-то жизнь. Вся моя семья занимается сельским хозяйством, сначала я подумала, что благодаря этому мои родные смогут получить отсрочку. Всем ведь приходят повестки, а если человек не приходит по повторной повестке — несёт ответственность. Забирают тех, кто никогда не был в армии, не имеет представления о том, как обращаться с оружием. Вчера (22 февраля) забрали моих отца и дядю, конечно, они не поддерживали конфликт, они работали на своей земле и не имели права не прийти в военкомат. Больше мы их не видели, у них получается иногда позвонить. Говорят, что сидят целый день на бетонном полу на складе и не понимают, куда поедут. Пока их никуда не определяют и не говорят, что будет дальше, что их ждёт. У кого-то случился эпилептический припадок — так там нет медиков. Я знаю, что людей приводят в армию с людных улиц либо останавливают машину на посту ГАИ и забирают. Кажется, обратной дороги нет.
В целом, конечно, за последние восемь лет в Донецке ничего не изменилось к лучшему. При Украине мы покупали технику, сейчас это непосильно с российскими ценами и необходимостью платить за растаможку. У нас в селе есть свои продукты, но в нашей семье у всех зарплата десять-пятнадцать тысяч, и этого хватает впритык. В местном магазине дешёвый шампунь стоит триста рублей, плитка шоколада в среднем — сто тридцать, молоко — шестьдесят-семьдесят. Нам приходят товары с разных регионов России, но, кажется, по качеству ничего качественного сюда не завозят. В общем, плохо было все восемь лет, а сейчас уже происходит что-то страшное: мобилизация, шум.
Юлия Небаба
Я сотрудник приюта для животных ПИФ с 2015 года. Жизнь приюта была нелёгкой уже последние восемь лет, но эта неделя особенно сложная. Люди очень напуганы из-за информации, никто не понимает, что будет дальше, массово уезжают и далеко не все готовы забирать собак с собой — нам звонят целыми днями. Кто-то считает, что вернётся через несколько месяцев, и просит передержать собаку, кто-то просит забрать насовсем, даже не могу сказать, кого больше, но в целом это явление теперь на потоке, и не на всех у нас хватает места, кто-то остаётся на улице, и мы думаем, что придётся с этим делать. Сейчас нам удалось договориться о перевозке двадцати собак в приюты России. Двадцати из восьмисот, и это в данных условиях немало. Финансово людям в Донецке нелегко, но тем не менее у нас совсем не дорого стоят ветеринарные услуги и корма, и одну собаку содержать могут практически все. Я затрудняюсь комментировать, насколько обоснован сейчас массовый и быстрый выезд жителей, просто скажу, что животные, которые у меня дома, — это члены моей семьи. Если вдруг я буду уезжать, то они поедут со мной, а если перевезти животных возможности не будет, я останусь дома.
Анна
37 лет
Я родилась в Луганске, здесь у меня много друзей, родственников, к сожалению, уже нет. Только их могилы. Так что глобально в городе ничего не держит. Но мы с мужем прожили здесь жизнь, завели ребёнка, купили дом, потеряли бизнес, нашли работу — после этого не хочется уезжать. Когда началась так называемая эвакуация, информация была в СМИ и в интернете. Началось это в прошлую пятницу и было как-то совсем неожиданно, так как в городе было очень тихо по сравнению с 2014 годом. Однако многих людей действительно охватила сильная паника. Когда объявили эвакуацию, были очереди на заправках, люди бежали отсюда. Сейчас такого сильного ажиотажа нет, люди успокоились.
Нет круп, нет масла и муки. Чтоб купить хлеб, нужно приходить к выгрузке хлеба утром. Если раньше брали одну-две булки хлеба, то сейчас по 5–6
Хотя я прихожу в магазин хлеба «Добродия» и вижу совсем пустые полки, скупают всё. Нет круп, нет масла и муки. Чтоб купить хлеб, нужно приходить к выгрузке хлеба утром. Устроили ажиотаж, если раньше брали одну-две булки хлеба, то сейчас по 5–6. Я лично видела в супермаркете, как люди набирали полные тележки товара, это крупы, сахар. Но я этого не понимаю. Помню, что в прошлый раз люди делали то же самое, но потом жаловались на то, что много продуктов пропало, завелась шашель в крупах и муке. Дефицит устраивают сами жители от того, что паникуют от сообщений в государственных СМИ. Когда я работала, моя зарплата была в среднем 10–12 тысяч. Это 5 тысяч коммуналка зимой, летом до 1000, а остальное растянуть на одежду, лекарства и еду. У мужа тоже была зарплата около 12 тысяч. До 2014-го цены не скакали, они скачут сейчас. Если в 2014-м сало можно было купить в районе 100–150 рублей за килограмм, то сегодня это около 250–400 рублей за килограмм. Так же и мясо…
Я вообще стараюсь уже не смотреть новости, слишком много негатива там. Я пока не знаю, к чему может привести на деле признание наших республик. Но всё же хочу надеяться на лучшее. Поживём — увидим. Время отвечает на все вопросы. У меня есть друзья здесь, в Луганске, в Украине, в России. И сейчас я слышу взрывы за окном, становится грустно: за что?
обложка: Tatiana Parfenteva — stock.adobe.com