Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

Жизнь«Я надеялась, что
у папы амнезия»: Истории девушек, которые не знали своих отцов

Подозрения, любопытство и разочарования

«Я надеялась, что 
у папы амнезия»: Истории девушек, которые не знали своих отцов
 — Жизнь на Wonderzine

По статистике, почти треть всех российский семей с детьми включает в себя только мать в качестве родителя. Наши героини тоже выросли без отца. Кто-то целенаправленно искал информацию о родителе и добивался встречи, кому-то было достаточно обрывочных сведений. Мы попросили их рассказать о том, что они знают о своих отцах и как к этому относятся, считают ли, что эта ситуация как-то сказалась на их жизни.

Текст: Анна Боклер

Маша

38 лет


 В детстве бабушка сказала мне, что папа умер, а мама не стала её разубеждать. Я периодически спрашивала, где тогда его могила — и никто на это не мог ответить. У меня были подозрения, что мой папа жив и просто ушёл из семьи. Я видела такое в фильмах и расспрашивала родственников — не наш ли это вариант? На это подтверждали, что он умер. Я росла с мамой в Гольяново. В нашей однокомнатной квартире у меня было отделённое занавеской небольшое пространство. Там я в детстве зачитывалась книжками по психологии, там же начала думать, что у меня нет образа отца. Позже поняла, что это всё ерунда. Хотя в детстве я всё-таки придумала себе отца — мне очень нравился Шерлок Холмс в исполнении Ливанова. Мой папа должен был быть таким же умным и суперрациональным. Таким, кстати, оказался мой муж, а папу я впоследствии узнала фантазёром и человеком настроения. Он очень харизматичный, яркий, постоянно придумывал истории и сам же в них верил.

У меня были мама, бабушка и дедушка. С одной стороны, я чуть-чуть завидовала ровесникам, которые жили в полных семьях. С другой — мне кажется, отсутствие отца — очень тривиальная ситуация для 80-х, и это обстоятельство редко у кого-то вызывало сочувствие. Вот про знакомую девочку, которую растил только папа, все говорили с жалостью: как это может быть? Неужели папа может один воспитывать ребёнка?

Помню, в школе мы однажды поссорились с мальчиком, которого тоже воспитывала только мама, и я от злости назвала его безотцовщиной, не знала, как больнее задеть. Теперь мне за это, конечно, очень стыдно.

В 1999 году я сделала свой сайт и написала в графе «автобиография», что мой папа умер незадолго до моего рождения. Я указала там его фамилию, имя, отчество. Конечно, я специально закинула удочку — тогда все искали себя в интернете, и я понимала, что если папа жив, то рано или поздно зайдёт на мой сайт. Зимой 2003-го, в двадцать лет, я готовилась к переезду в Израиль, купила билеты на начало января и получила имейл: «C Новым годом! Папа!»

Я говорю: «Мама, надо мной что, кто-то хочет поиздеваться?» Она ответила: «Мне надо с тобой поговорить». Тогда я узнала, что мои родители жили вместе до моих девяти месяцев, потом не очень хорошо расстались, а сейчас папа живёт в Израиле. Все мамины рассказы о папе свелись к байкам: был душой компании, кому-то подарил гитару — и теперь этот человек может что-то наигрывать за столом, папа был настоящим романтиком — все мужчины дарили маме цветы, а он догадался достать импортные колготки. У нас в квартире было две фотографии отца: чёрно-белое фото молодого папы и крошечное фото на паспорт. Из них у меня не складывался цельный образ. На тот имейл я не ответила, но потом он прислал ещё один — с номером телефона. Приехав в Израиль, я решила, что надо узнать друг друга, и позвонила. Папа жил в Ариеле, я поселилась в Рамат-Гане. Папа приехал знакомиться и подарил мне свой старый миксер. Мы посидели в кафе, я пробовала что-то рассказать о себе, спросить о нём, но коммуникация строилась очень тяжело. Была какая-то сильная неловкость. Папа спрашивал, нужно ли мне что-то. Я отвечала, что ничего. Мне кажется, что, возможно, у папы были какие-то аутистические черты: он всё говорил обрывочно, достаточно не к месту. Он сказал однажды: «Вот я сейчас буду готовить борщ по рецепту, который придумала твоя бабушка». А иногда ронял: «Твой дедушка терпеть меня не мог». Я так и не составила какого-то цельного впечатления о родственниках по линии отца.

Сначала я заставляла себя общаться с папой, потому что мне хотелось узнать его получше, потом мне стало его искренне жалко: он постепенно умирал от рака. Я старалась быть человечной и не обижать его.

Я узнала, что папу всегда любили женщины — у меня есть сестра Марина в Лондоне, брат Рихард в Берлине, брат Рома в Израиле, сестра Соня в Израиле. Мне кажется, папа написал мне, когда узнал, что болеет раком. Но, возможно, он узнал немного позже — я до сих пор этого не понимаю. Папа умер через семь лет после нашего знакомства, за это время мы успели встретиться примерно десять раз. Однажды я вспомнила, как папа держит меня на руках и говорит: «Кукла, ты моя кукла». Папа сказал: «Да, я это помню, но тебе-то тогда было девять месяцев, ты не можешь помнить».


Папа позвонил в номер и спросил: «Ну как Маша?» Мама говорит: «Ну, хорошо». Папа сказал: «Передавай ей привет». А я даже не знала тогда, что он жив

Папа делал у себя в гостиной ремонт и устроил на стене что-то наподобие иконостаса: там были фотографии всех его детей, их матерей, детские рисунки и открытки.

В Советском Союзе папа был спекулянтом и фарцовщиком — находил и продавал за рубеж произведения искусства начала двадцатого века. Возможно, этим спасал никому не нужных авангардистов с советских чердаков.

Он сделал большие деньги, но перед отъездом за границу его подставили друзья — уезжал совсем на нуле. В Израиле он впервые в жизни попробовал себя в физическом труде — устроился работать на завод. В первые же дни станок отрубил ему палец — папа стал получать пособие по инвалидности. Потом оно увеличилось из-за рака. У него была собака такса, а постоянной семьи не случилось. Он умер одиноким и несчастным человеком, у которого, по сути, никого не было.

На годовщину смерти мы собрались впятером — я, два брата и две сестры, что-то повспоминали. С одной стороны, он оставил нас; с другой стороны, нам он себя не оставил. Растил отец только Рому — его мать переживала, что ему надо ходить в российскую школу, а потом придётся идти и в российскую армию, она желала ему лучшей жизни и отправила в одиннадцать лет в Израиль. В восемнадцать Рома сбежал от отца.

Я сейчас замужем и чувствую, что мне не хватает какого-то понимания — как действовать именно в условиях семьи. Я веду себя так, как вела бы себя с лучшим другом. Образа — как обычно себя ведут и как говорят между собой муж и жена — у меня нет. Когда только начинала встречаться с мальчиками, всё время беспокоилась — как же я буду строить отношения, я же никогда не видела, как это делается. Потом подумала — ну, как смогу, так и буду. И успокоилась.

После встречи с отцом я стала понимать разные моменты в себе: СДВГ, склонность к полноте, тёмные волосы, интерес к искусству. Меня раньше спрашивали в поликлинике, есть ли онкозаболевания в роду, — я не знала, что сказать. А сейчас я знаю, что отец умер от рака кишечника, и если у меня начнутся те же процессы, то, наверное, быстрее найдут.

Конечно, много лет у меня была надежда, что у папы амнезия или что он не знает о том, что я есть. Его отсутствие будет объяснимо. Мне хотелось, чтобы меня хотели и любили. Чтобы для необщения со мной была реальная причина. Но мне важно было другое — почему у него не было реакции на то, что я есть, почему он никогда не пробовал со мной общаться? Папа всегда говорил, что мама была против, мама говорила, что он не пробовал. Я до сих пор не знаю, где была правда. Вообще, они оба были не склонны проговаривать что-то ртом. В мои двенадцать мы с мамой поехали в Израиль — по обычной туристической путёвке. Уже во взрослом возрасте я узнала, что мама попросила через общих знакомых передать отцу, что мы в Израиле. Напрямую встретиться она не предложила. Папа позвонил в номер и спросил: «Ну как Маша?» Мама говорит: «Ну, хорошо». Папа сказал: «Передавай ей привет». А я даже не знала тогда, что он жив.

Лично мне кажется, что всегда лучше знать, чем не знать. Да, я поняла, что у папы не было амнезии и что он не был идеальным. Он был просто тем человеком, которого я сейчас знаю. Реальность не всегда такая сказочная, как мне бы хотелось. Она странная, она иногда очень удивляет: можно однажды получить поздравления с Новым годом от папы, которого давно считаешь мёртвым; можно узнать, что у тебя много братьев и сестёр по миру. Я смирилась с тем, что человек был таким, каким был, и поняла, что невозможно ожидать, что такой человек будет конвенциональным, нормальным и проживёт с какой-то женщиной всю свою жизнь. Знакомство с папой было для меня очень важно в эмоциональном плане — оно закрыло во мне какую-то дырку, возможно не совсем, и помогло ответить на многие вопросы.

Яна

26 лет


 Мне кажется, моё детство было счастливым. Достаточно счастливым, чтобы никогда не ощущать недостачу отца. Все люди вокруг меня любили. Мама много работала, но всё равно оставалась мне самым близким человеком. А бабушка и дедушка полностью взяли на себя моё воспитание — я их старшая внучка. Утром я просыпалась в нашей с мамой квартире на первом этаже, потом я шла на кружки, потом возвращалась в квартиру над нами — к бабушке и дедушке. Я даже не ходила в детский сад — мама однажды привела меня на собеседование, меня стали спрашивать цвета на карточках. В числе прочих я назвала оранжевый, на что маме сказали: «Дети в этом возрасте ещё не должны знать оранжевый цвет, достаточно красного — у вас какой-то больной ребёнок». Больше меня никогда не отводили в садик, а всё детство я проводила с близкими.

Вокруг фигуры моего отца никогда не строились легенды. Мне очень рано объяснили, что бывают семьи с двумя родителями, а мой папа ушёл до моего рождения. Мама часто говорила, что иметь ребёнка — это серьёзный шаг и далеко не все к нему готовы. Вот мой папа, например, был не готов. Тогда мне в этом слышалось только логическое объяснение поступка отца, сейчас понимаю, что это смешивалось и с обвинением в трусости. Зато, став старше, я говорила себе: «Ну должна же у меня быть какая-то обида», — и не находила отклика на это чувство. Какого-то острого интереса к личности отца у меня тоже не было. Возможно, потому что мне всегда ситуативно понемногу рассказывали об отце. Я знала, что он похож на Чака Норриса; правда, не знала, кто такой Чак Норрис. Знала, что он был рыжим, родился в Марий Эл, окончил консерваторию по классу теоретической музыки, но работает кузнецом. Отца упоминали, когда объясняли какие-то мои черты — например, абсолютный слух и многие черты внешности у меня от него.

В мои восемь лет мы с мамой поехали в Петербург, она сказала, что я обязательно должна что-то почувствовать, так как уже была в этом городе до рождения. Так я узнала, что папа жил в Петербурге. И мама постоянно туда к нему ездила из Москвы. Когда я поступила в магистратуру по фольклористике, узнала, что бабушка по папиной линии собирала традиционные предметы марийской культуры. Сама я никогда не задавала вопросы — просто как-то не привыкла спрашивать, ну и в целом мне хватало той информации, которую мне давали. В какой-то момент дедушка показал мне фотографию — на ней сам дедушка, мой папа и их друг — и все они напоминают знаменитых поэтов. Именно же об отце у меня не сложилось никакого конкретного образа по этой фотографии.


Я знала, что он похож на Чака Норриса; правда, не знала, кто такой Чак Норрис. Знала, что он был рыжим, родился в Марий Эл, окончил консерваторию по классу теоретической музыки, но работает кузнецом

Я помню, что в разговорах со сверстниками периодически всплывала тема отца. Рассказывая про него, я чувствовала гордость за то, что я знаю такие взрослые вещи и могу спокойно об этом говорить. Совсем не могу вспомнить, чтобы кого-то впечатлял сам факт отсутствия отца. Мне кажется, это частая ситуация.

В день своего восемнадцатилетия я зашла перед сном во «ВКонтакте» и увидела сообщение: «Здравствуй, дочка, я твой папа, поздравляю с днём рождения! Увидел тебя на сайте школы. Твои пять братьев и две сестры очень гордятся, что у них такая сестра». Для меня это было абсолютным нарушением границ. Я подумала: как человек может писать мне настолько без совести? Он ведь не знает, что было со мной потом — вдруг мама через год вышла замуж и я выросла с другим папой, вдруг мне сказали, что папа умер или что мама сделала ЭКО. Отдельно для меня остался непонятным фрагмент про школу — неужели он случайно зашёл на сайт именно моей школы и пересмотрел весь раздел выпускников? Но я так и не стала ничего уточнять. Я просто просмотрела его страницу, и, пожалуй, это стало хорошей отрезвляющей точкой. Он оказался ярым путинистом. Я подумала: «Ну, понятно, до свидания». Правда, между репостами ватнических пабликов были разные материалы по этнографии.

Я рассказала тогда об этом сообщении дедушке, он сказал, что нам пора поговорить. И рассказал про разрыв папы с мамой: мама тяжело переносила беременность, часто лежала на сохранении, папа работал в Петербурге, не мог бросить всю свою жизнь там и приезжал по мере возможности. Мама однажды на эмоциях сказала папе не утруждаться такими частыми поездками, он воспринял это буквально. Тогда мама обиделась и запретила ему приходить. У них был разный язык общения. Дедушка не то чтобы защищал отца, но доступно объяснял мне его поведение. Через какое-то время мы с родственниками поехали в Испанию, как-то сидим вечером с дядей в лобби отеля, и он вдруг начинает разговор об отце и делится примерно той же точкой зрения, что мой дедушка. А потом говорит, что, если я захочу, он может найти отца: мой дядя хирург и, конечно, не обделён связями. Один из его пациентов — председатель общества марийцев. Я спросила у него, возможно ли будет выйти на отца, тот подтвердил. В итоге приняла решение этим не пользоваться — в конце концов, у меня и так есть страница отца во «ВКонтакте». С тех пор дядя иногда напоминает мне про эту опцию, и мне начинает казаться, что им всем гораздо интереснее что-то узнать про отца, чем мне. Какое-то время я работала в генеалогическом центре, больше всего мне было интересно разобраться — зачем людям знать о своих предках.

Я видела, что многие люди испытывают эту потребность, в себе я этой потребности не находила и всё время думала, что со мной что-то не так и надо больше интересоваться. Сейчас я думаю, что искать предков нужно людям, которые не могут решать свои проблемы через самих себя, которые любят копаться в прошлом, чувствуют очень много конфликтов внутри себя. Мне кажется, тогда знания о родственниках могут помочь. Чем более незащищённым и одиноким чувствует себя человек, тем больше у него потребность в знакомстве. Я тоже находила когда-то документы своих дальних предков и знаю, что от этого возникает тёплое чувство неодиночества.

У меня всегда было много близких людей, сначала мама, бабушка, дедушка, дяди, тёти. Потом у меня появился двоюродный брат, потом двоюродная сестра, потом отчим, потом брат. Я никогда не думала о том, что мне чего-то не хватает — людей всегда было в избытке. В такой ситуации, мне кажется, не обязательно выстраивать коммуникацию ещё с одним родственником, о котором ты ничего не слышала восемнадцать лет. Возможно, мне было бы даже лучше ничего не знать, чем узнать однажды его политические взгляды. Хотя, может, это и был полноценный финал темы отца в моей жизни.

София

22 года


 В детстве мы очень много времени проводили вдвоём с мамой, отцом я никогда не интересовалась. Понятно, что в кино я часто видела полные семьи, они были совсем не похожи на нашу. Однако в ситуациях, когда надо было заполнить документы у врача или на учёбе и я честно говорила, что ничего не знаю про папу, никогда не сталкивалась с удивлением или сочувствием. Мне кажется, расти с мамой — очень популярная история. Ещё в детстве я логически поняла, что похожа на отца: с мамой у нас совсем нет общих черт внешности. Потребности же что-то узнать о человеке у меня долго не возникало: полностью хватало мамы плюс какое-то время у меня был отчим. Я ничего не спрашивала, мама тоже не заводила тему об отце. Я как будто никогда не чувствовала, что кого-то не хватает, однако с детства думала о будущем партнёре или партнёрке как о человеке сильно старше себя, который будет и родительской фигурой, и любовной. Сейчас я тоже влюбляюсь только в людей сильно старше себя.

Уже во взрослом возрасте, несколько лет назад, я спросила у мамы и бабушки об отце. Это тоже ни к чему не привело. Бабушка не знает, а мама сказала, что это кто-то из её чеченских друзей, с которыми она общалась в конце 90-х, но точно не понимает кто. Я порасспрашивала маму, но поняла, что она действительно сама не знает. И, вероятно, не говорила никому из них о моём рождении. Единственное, чего добилась, — имена троих потенциальных отцов. Я загуглила их — со всеми были схожести, но кто из них может быть моим отцом, я так и не поняла. А писать человеку без уверенности в том, что мы родственники, мне кажется странным. Я так и не связалась ни с кем из них.

Мне кажется, что, если бы у меня был отец, а потом бы он ушёл из семьи или умер, я бы определённо переживала это как травму. А тосковать по тому, чего у тебя никогда не было, мне не кажется серьёзным.

ФОТОГРАФИИ:  Antonio Jorge Nunes — stock.adobe.com,  Kabardins photo — stock.adobe.com, curto  — stock.adobe.com

Рассказать друзьям
4 комментарияпожаловаться