Жизнь«Все мои слова казались мне глупыми»: Девушки об учёбе в рейтинговых школах

Я училась в известной московской школе, которая может похвастаться ежегодными победами на Всероссийской олимпиаде, выпускники традиционно получают сто баллов на ЕГЭ и поступают на бюджет в лучшие вузы страны — учёба на коммерции негласно считается синонимом «неудачника».

При этом моя школьная жизнь складывалась по-разному. С одной стороны, тёплая атмосфера, которая частично сохранилась до сих пор. Я и до сих пор в основном общаюсь со своими школьными друзьями, именно в школе зародились мои самые крепкие связи. С другой стороны, между учениками была высокая конкуренция, из-за которой я всё время переживала и упрекала себя, что недостаточно хороша, умна, усидчива, артистична — и так до бесконечности.

Это ощущение особенно усилилось в старших классах. Между моими одноклассниками, участвовавшими во Всероссийской олимпиаде, всегда была негласная борьба — кто выиграет, а кто останется в дураках. К примеру, когда я не одержала победу в одиннадцатом классе, многие успокаивали меня. Но в тот момент мне казалось, что все надо мной немного издеваются — хотя, возможно, в этом виновата моя низкая самооценка.

Проблемы с самооценкой начались именно в школе. Учителя видели во мне девочку, которая любит и умеет рисовать, может сделать всё, что попросят, — но не обладает должным уровнем интеллекта. В школьных постановках, где звёздам класса всегда доставались главные роли, я участвовала только в качестве декоратора. В девятом классе я стала призёркой заключительного этапа Всероссийской олимпиады по литературе и позвонила преподавательнице с радостной новостью — в ответ она лишь несколько раз переспросила меня и сказала, что очень удивлена и не ожидала подобного.

После этой победы в моей школьной жизни мало что изменилось. Я довольно средне училась, мои работы оценивались низко. Наверное, у них действительно было спорное качество, но мне хотелось, чтобы учителя считали меня умной, ценили как интеллектуально одарённого человека.

На взаимоотношения в классе очень влияла успеваемость. К детям, которые не очень хорошо учились, относились с пренебрежением и насмешкой. Особенно сложно было в 8–9-х классах — тогда я училась вместе с девочкой, над которой издевались из-за её полноты и низкой успеваемости. Чаще подобное отношение исходило от компании мальчиков.

Для меня её оценки ничего не значили — она хороший человек и я не обращала на них внимания. Но помню, как её это задевало, как она плакала и переживала из-за того, что не могла поспевать за остальными в плане учёбы, всё время списывала, всё время получала двойки-тройки. Ей очень хотелось вписаться в коллектив, что означало хорошо учиться — но это у неё не выходило.

Несмотря на существовавшие проблемы, все одиннадцать лет школы я проучилась примерно в одном и том же коллективе — я всегда общалась и дружила с одними и теми же людьми, с которыми была знакома с первого класса. Это сыграло роковую роль для моей социализации в университете, поскольку я была «тепличным» ребёнком, который совершенно не умел заводить новые знакомства. Поступив на факультет промышленного дизайна, я стала изгоем. Со мной было неприлично здороваться, люди меня избегали, никогда не брали в компании, издевались, если у меня что-то не получалось. Многие мои проекты были провальными, поскольку люди их не оценивали: у нас существовала система общего голосования за качество работы и за меня никогда никто не голосовал.

Я не выдержала и перепоступила на бюджет в лингвистический университет — но там мало что изменилось. Первые полгода я провела совершенно одна, в языковой группе меня не воспринимали всерьёз, поскольку я получала плохие оценки по первому языку. Позднее в университете у меня появилась близкая подруга, но меня всё равно не покидало ощущение одиночества и неумения заводить друзей, подруг, хотя бы знакомых.

Мне кажется, это связано со школой: прежде я никогда не попадала в совершенно новый коллектив, где была бы вынуждена выходить из зоны комфорта, чтобы не оказаться одной. Я привыкла существовать в довольно снобистском окружении, которое презирало людей «не из своего круга». Придя в университет, я первое время смотрела на всех свысока, мысленно осуждая за «примитивные» музыкальные вкусы, шапочное знакомство с русской литературой, незнание фильмов или исторических фактов. Так я сразу отстранялась от любого собеседника, толком не узнав его.

К счастью, со временем это прошло. Но я до сих пор понимаю, что не могу познакомить моих новых друзей со школьной компанией — из-за того, что последние наверняка начнут осуждать и презирать моих близких за отсутствие интеллектуального багажа. Я мечтаю общаться в одной большой компании, но мне приходится жить на два мира, которые совершенно не соединяются и не могут соединиться друг с другом. Не в последнюю очередь из-за того, что многие мои одноклассники до сих пор придерживаются необоснованно высокого мнения о себе и предвзято относятся к окружающим.

Я не учусь в своём втором университете уже полтора года, поскольку в середине обучения столкнулась с психическим расстройством. Оно помешало мне учиться, концентрировать внимание и запоминать. Я постоянно ходила на пересдачи по иностранному языку, поскольку физически не могла запомнить необходимый объём лексики и грамматики. В конечном итоге я была вынуждена взять академический отпуск и лечь на два месяца в психиатрическую клинику. Я уходила с твёрдым желанием вернуться — но по возвращении всё повторилось заново.

Своё состояние я частично объясняю проблемами из школьного прошлого, а именно стремлением добиться похвалы от учителей. Долгое время у меня было предвзятое отношение к себе и нездоровое желание всё время быть идеальной. Мне хотелось быть настолько умной, чтобы знать буквально всё и уметь поддерживать любой диалог. Очень часто в компании людей я молчала, поскольку все мои слова казались мне глупыми. Я не верила, что могу сказать что-либо интересное, и в любом разговоре испытывала постоянное напряжение.

Сейчас я перепоступаю в свой третий вуз на заочное отделение. Там я буду учиться дистанционно, а пересекаться с одногруппниками придётся только на экзаменах. У меня не будет ситуаций, где я буду вынуждена с кем-либо знакомиться, поэтому я чувствую себя спокойно.

Меня долгое время не покидало ощущение, что я потерялась и не могу найти себя и своё дело. Сейчас меня немного выручает работа, где я пишу тексты. Я понимаю, что мне нравится писать — наверное, я впервые понимаю, что мне что-то нравится. Раньше в погоне за признанием я следовала за желаниями окружения — как это было с рисованием, из-за которого я глупо и бессмысленно начала заниматься дизайном. Сейчас я впервые осознаю, чем я могу и хочу заниматься, — и это здорово.

Лицей, в котором я училась, был ориентирован на подготовку учеников к олимпиадам, из-за чего обучение становилось узкопрофильным. Несколько предметов преподавались серьёзно, остальные либо оставались на базовом уровне, либо и вовсе исключались из программы. Преподаватели непрофильных специальностей понимали, что мы заняты другими вещами, и не требовали от нас особенной отдачи.

В старших классах передо мной стояла единственная цель — поступить. Дальше поступления любой ценой смотреть было сложно: мне было важно оказаться в системе высшего образования, а само обучение в университете казалось проблемой далёкого будущего — её не хотелось решать на фоне общего стресса одиннадцатого класса. Благодаря тому, что призёрство на олимпиаде по русскому языку позволило мне поступить на бюджетное место программы лингвистики без вступительных экзаменов, я совсем не готовилась к профильной математике, которую сдавали мои сокурсники, поступавшие только по ЕГЭ. Этот стратегический недочёт сильно повлиял на моё университетское образование: начались дискретная математика, теория вероятностей и математическая статистика, а у меня оказалось слишком много пробелов в школьной программе. Иногда я даже не могла понять, что именно мне непонятно и какой вопрос задать, чтобы мне помогли другие люди.

При этом на предметах, которые были связаны с профилем олимпиады, для меня было мало чего-то нового. С одной стороны, я, очевидно, не могла освоить программу предметов, по которым отстала в старшей школе, с другой — мне не хватало динамики и развития в профильных дисциплинах. Из-за этого сохранить учебную мотивацию было практически невозможно.

Если мои школьные педагоги умели преподнести предмет с необычной и оригинальной стороны, заинтересовав учеников, в университете я столкнулась с довольно прозаичной картиной. Помимо ярких и интересных аспектов моей специальности, о которых я с восторгом слушала в школе, в ней оказалось много формальной, скучной и требующей заучивания информации. Теперь мне предстояло самостоятельно научиться видеть интересное в заурядном, а не ориентироваться на рассказы учителей. Это оказалось не так просто — ведь я привыкла ждать инициативы от преподавателей и к самостоятельной работе оказалась полностью не готова.

Во время поступления и участия в олимпиадах я привыкла видеть перед глазами большую и измеримую цель. В университете я оказалась дезориентирована и не могла понять, к чему мне нужно стремиться. Я не знала, должна ли просто хорошо знать ту или иную дисциплину, нужно ли мне участвовать в студенческих олимпиадах и искать престижную работу или я должна серьёзно заняться наукой. Я училась справляться с неопределённостью, находить самоценность в своей работе, не ожидая внешних подтверждений, что оказалось довольно сложно.

Помимо этого, в университете мне было труднее найти единомышленников, поскольку у каждого из студентов были довольно разные планы на будущее. В одиночестве я невероятно быстро выгорала и переставала ощущать важность того, что делала.

Я часто думаю над тем, что многие мои знакомые из рейтинговых школ, несмотря на относительный жизненных успех, сталкивались с психическими расстройствами во взрослой жизни. На многих факультетах олимпиадники часто продолжают существовать своей отдельной компанией и сложнее находят контакт с другими — мне кажется, в этом мало хорошего, ведь за подобным поведением скрывается банальный страх потерять смысл и направление в жизни.

В течение трёх лет я училась в одном из лучших московских лицеев — в это же время я активно готовилась к поступлению, посещая платные дополнительные курсы при учебном заведении. Меня не пугал факт интенсивного обучения в лицее, поскольку я всегда училась на отлично, — в отличие от атмосферы, скрывавшейся за идеальным фасадом престижной школы.

Единственное, что беспокоило и беспокоит руководство заведения, — это рейтинг и соответствующие ему премии и гранты. Часть учителей и администрация были готовы жертвовать ради этого психическим здоровьем учеников. На лицеистов давили со всех сторон: куратор класса, учителя-предметники, а также авторитет школы, сохранение которого ложится на плечи учащегося.

За время учёбы в лицее я стала призёром Всероссийской олимпиады школьников по литературе, защитила свою маленькую филологическую диссертацию по современной русской поэзии в рамках индивидуального проекта в старшей школе, написала два сборника стихов, пару книг и два песенных альбома. Однако я никогда не могла искренне порадоваться своим успехам. Мне всегда казалось, что я делаю недостаточно. Я была недостаточно красивой, недостаточно худой, недостаточно умной и обаятельной, за что постоянно корила саму себя. Это чувство прошло только после того, как я получила свою первую зарплату и снизила дозировку своих антидепрессантов.

Я с трудом справлялась с токсичностью со стороны класса и преподавателей, ощущала себя изгоем и заучкой. Мои одноклассники издевались надо мной за внешний вид и нежелание ругаться матом. Порицалось и моё творчество, стихи и песни. Когда у меня появились отношения, одноклассники прижимали меня к стене, угрожая, что расскажут о моём партнёре руководству школы.

У меня было ощущение, что я медленно разрушаюсь. К пятнадцати годам я столкнулась с психическим расстройством и проблемами с питанием. Мне хотелось подойти к каждому, кто поступал в лицей, и сказать, чтобы они не вздумали идти сюда. Каждый год в школе случались самоубийства — администрация всячески пыталась замять происходящее. Так, в лицее существовала служба «психологической помощи», которая сливала данные об учениках руководству.

Лицемерие и ханжество стали нормой. После первого года обучения я попросила маму о переводе в другую школу, но мне отказали. То же повторилось после девятого класса. В десятом я уже ничего не просила и просто таяла на глазах от депрессии и анорексии, похудев на 10 килограмм. Мама сама приняла решение о моём переводе — я поступила в экстернат, где и окончила одиннадцатый класс.

Летом после десятого класса я похудела ещё на 5 килограмм, я была вынуждена лечь в психиатрическую клинику и принимать тяжёлые антидепрессанты. Я до сих пор продолжаю лечение, постепенно снижая дозировку препаратов.

В какой-то момент ко мне пришло осознание, что я не смогу прожить ещё четыре года в стенах филологического факультета, на который я собиралась поступать. В семье моё решение приняли неоднозначно. Папа, за свою жизнь сменивший сотню профессий разного социального и финансового уровня, полностью поддержал меня. А маме, окончившей два университета с красными дипломами, оно далось непросто. Однако после моей попытки суицида мы единогласно пришли к тому, что я не пойду в вуз после школы.

В октябре прошлого года я начала заниматься моделингом и целиком погрузилась в моду — нашла себя в стайлинге, имиджмейкинге и визуальном мерчандайзинге. В России нет вузов, дающих высшее образование в этих областях, — существуют лишь курсы, и их очень мало. У меня не те финансовые обстоятельства, чтобы учиться в Европе — осенью я планирую пойти учиться в Британскую высшую школу дизайна на курсы стайлинга. Они длятся год, за который помогают получить цельную картину о профессии. Я считаю, что переросла высшее образование, и хочу двигаться дальше.

Если бы у меня была возможность изменить своё прошлое, я бы после седьмого класса полностью перешла на домашнее обучение и окончила бы школу экстерном. Вероятно, таким образом я бы сэкономила средства и смогла бы учиться в Istituto Marangoni или других зарубежных университетах.

Тем не менее я ни о чём не жалею и воспринимаю произошедшее как хороший жизненный опыт. Я научилась любить себя и быть независимой, я нашла своё дело и влюбилась в моду. Я знаю, что нашла свой путь и готова честно выполнять своё дело.

Я училась в лицее в Кирове, который входил в двадцатку лучших школ России. В школе всегда была приятная и свободная атмосфера, самовыражение учеников всячески поощрялось. Некоторые ребята испытывали давление из-за того, что с нами учились очень обеспеченные дети — но на самом деле в школе ни у кого не было привилегий из-за финансового статуса, все были равны. Почти с пятого класса моя школа всячески поощряла участие в научно-исследовательской деятельности: можно было писать статьи и доклады для конференций, работать над внеклассными проектами под чутким руководством преподавателей.

Мне нравилось участвовать в школьных олимпиадах, поэтому я занималась только теми предметами, что были мне интересны. При этом сейчас я понимаю, что школьная программа была очень несбалансированной — например, я считаю, что восьмиклассник не нуждается в четырёх уроках права в неделю. Из-за этого некоторым моим одноклассникам было тяжело учиться, многих из них отчислили из-за низкой успеваемости. Каждый год мы сдавали переводные экзамены: если ученик несколько раз подряд получал низкую оценку, ему предлагали покинуть школу.

Моей подруге, которая не справлялась с программой, учителя часто говорили: «Если вы здесь не справляетесь, идите в обычную школу — там вы будете отличниками». Особенный статус школы всегда подчёркивался, поэтому любые жалобы на высокую нагрузку не воспринимались всерьёз.

У нас была относительно свободная атмосфера в школе — я не помню, чтобы учителя специально кого-либо унижали из учеников. Любой мог без последствий вступить в дискуссию с учителем, спорить с ним и выражать свою точку зрения. Среди учеников можно было столкнуться с буллингом, но это были исключительные ситуации. Скажем, в седьмом классе издевались над моей одноклассницей — из-за того, что у неё были невысокие академические успехи и она не могла влиться в коллектив. В итоге мой класс устроил ей бойкот, и девочка ушла из школы при первой возможности.

В старшей школе я стала призёркой Всероссийской олимпиады по праву, а затем получила 100 баллов на ЕГЭ по русскому — это позволило мне поступить на факультет международного права в МГИМО без вступительных экзаменов. При этом я рассматривала олимпиаду только как возможность бесплатно поступить в университет — после победы мой интерес к олимпиадному движению сошёл на нет. Тогда же для меня перестало существовать и школьное образование — зачем мне нужно было учиться, если я и так поступила в институт? Учителя не препятствовали моему поведению, лояльно относились ко мне и шутили, что я уже фактически получила аттестат и могу ничего не делать. Преподаватели часто хвалили меня — могли подойти в коридоре и поздравить с победой. В моей школе лучшим ученикам вручалась ежегодная премия «Золотое яблоко», олимпиадникам посвящали плакаты на стенгазетах и всячески радовались за нас.

С началом учёбы в институте многое изменилось. Во-первых, я привыкла к тепличной школьной атмосфере и была не готова ко взрослой жизни в университете. Я жила в мире, где меня постоянно хвалили и поддерживали, теперь же я часто сталкивалась с безразличием преподавателей. Из-за этого я терялась. На первом курсе мне было ужасно скучно: до этого я серьёзно занималась правом и за весь год я не узнала ничего нового. С этим столкнулись многие: те, кто поступил во ВШЭ или уехал учиться в СПБГУ.

Я переживала состояние лёгкой тоски: мне не хотелось ходить на пары, потому что там я слушала пересказ знакомой мне информации. Университетская программа была рассчитана на людей, пришедших на первый курс с «пустой головой», а мои знания были никому не интересны.

Безусловно, в моём окружении есть ребята, которые справились с кризисом первого курса, — сейчас они успешно развиваются в сфере экономики и права. Кто-то окончил РЭШ, другие поступили в профильную магистратуру или уже работают практикующими юристами. Они благодарны школе, которая дала им углублённую профориентацию.

Мне же пришлось сменить профиль. Я понимала, что мне нравится юриспруденция как наука, но я не вижу себя практикующим юристом в России. Юридическая теория кажется мне несправедливо выстроенной, в некоторых местах абсолютно нелогичной, многого не учитывающей. К тому же я интенсивно занималась мусульманским правом — в нём много теории и мало практики, оно представляет собой довольно консервативную систему, которую можно изучать совершенно с разных сторон.

Осознав это, я поняла, что мне очень интересна философия права. А потом я подумала, что мне интересна философия в целом, которую я сейчас начала углублённо изучать. Я очень надеюсь когда-нибудь стать доктором наук. Ещё я занимаюсь нейл-артом, и мои знакомые говорят, что у меня неплохо получается.

Если бы у меня была возможность изменить свою школьную жизнь, я бы больше защищала людей, которых подвергают буллингу, и чаще участвовала во внеклассных мероприятиях. А ещё уделяла бы внимание точным наукам: в философии мне очень не хватает знания математики. Моя преподавательница была совершенно права, когда говорила, что математика мне ещё пригодится.

Первые четыре года своей жизни я училась в обычной районной школе. В начальных классах я всегда была отличницей, со мной дополнительно занималась бабушка, в советское время работавшая учительницей русского языка и литературы. С ней мы заранее решали задания и разбирали материал, поэтому первые два года обучения я вообще ничего не делала. Я никому не рекомендую так поступать, потому что мне было скучно в классе и я быстро теряла мотивацию. Любую информацию нужно узнавать в своё время, а не спешить.

Потом моя мама решила, что мне нужно перейти в спецшколу или гимназию, поскольку это даст мне больше конкурентных преимуществ и положительно скажется на развитии. Я поступила сразу в несколько рейтинговых школ — все они были государственными и ежегодно входили в топ-5 / топ-10 школ России.

В конечном итоге я выбрала одну из гимназий, где проучилась все оставшиеся семь лет. Придя туда, я сразу поняла, что так легко, как в обычной районной школе, больше не будет. Я очень хорошо помню это ощущение, когда в один момент всё поменялось. И действительно, я из престижной касты отличниц перешла в среднестатистических троечников. Родители спокойно отнеслись к моим переменам в успеваемости, понимая, что ситуация зависела не от меня, а от высоких требований школы к ученикам. Задержалась я среди троечников довольно надолго, вплоть до одиннадцатого класса. Это изменило моё отношение к оценкам, чему я, кстати, очень рада.

Нагрузки в гимназии было значительно больше, чем в обычных школах: даже на каникулах мне не хватало свободного времени из-за домашних заданий, чтобы погулять с друзьями и отдохнуть. Моя рутина тогда была такой: я приходила из школы, сразу бежала на внеклассные занятия, будь то рисование или теннис. После этого я возвращалась домой, делала домашнее задание и ложилась спать.

Мне кажется, что образ американской школы из сериалов можно применить к любым учебным заведениям, будь то обычная школа или рейтинговая гимназия. Внутри моего класса всегда существовали разные компании и была негласная иерархия. Но у нас было много эрудированных ребят, у которых глаза горели от новых знаний. Я чувствовала, что нахожусь среди очень умных людей. Из-за этого я ощущала некоторое давление, хотя никто не говорил, что я глупая или неодарённая. Просто мне интуитивно казалось, что я не соответствовала чьим-то ожиданиям.

Мои отношения с учителями складывались непросто. Я часто сталкивалась со скепсисом и снисходительностью, преподаватели пытались убедить меня в том, что я посредственная ученица и у меня неправильные жизненные приоритеты.

Признаться, это довольно сильно повлияло на мою самооценку, особенно в старшей школе. Например, когда я стала призёркой Всероссийской олимпиады по литературе, меня не покидал синдром самозванки. Я объясняла свою победу обычным везением. Сейчас я понимаю, что в действительности это было не так, я не была глупее или хуже других — всё, чего я добилась, было абсолютно заслуженно. Учителя часто вкладывают в головы определённых учеников мысли, что они менее талантливы и менее способны, вместо того, чтобы помочь им найти себя и как-либо мотивировать учиться.

После окончания школы у меня были смешанные чувства. В выпускных классах я часто слышала от учителей, что мы особенные. В той картине мира существовали обычные районные школы — учителя пренебрежительно называли их «дворовыми» — и наш коллектив считали «избранным». Сейчас я считаю такое отношение снобизмом.

Это было своеобразным «культом», к счастью, со временем он был разрушен. У многих выпускников поменялась среда, некоторые ребята осознали, что странно и некрасиво вешать на людей ярлыки. В жизни часто важнее не умение блеснуть знанием исторических фактов, а обладать выдержкой, лидерством и выносливостью — чего, кстати, мне и не хватало. Все люди разные, и в этом нет ничего плохого.

Поступив в Высшую школу экономики, я поняла, что мне стало гораздо легче учиться. В сравнении с гимназией институт показался мне детским садом. Хотя ВШЭ считается одним из лучших вузов России, нагрузка была гораздо меньше — по крайней мере, на моём творческом факультете. Это позволило мне научиться жить здесь и сейчас, а не ждать похвалы от учителей или лавировать в вечной конкуренции.

Также я решила несколько «отыграться» за всю свою школьную жизнь — на первом курсе я практически ничего не делала, а всё свободное время общалась с друзьями или ходила на вечеринки. Несмотря на это, у меня всё равно были автоматы на экзаменах и я получала высокие оценки. Со временем я, конечно, нашла некий баланс и снова полюбила учиться.

Сейчас я только окончила университет и нахожусь в поиске работы и практического опыта. Не могу сказать, что я нашла себя, но меня это не пугает. Я поняла, что поиск может продолжаться столько, сколько мне понадобится, — и в процессе не стоит корить себя и как-либо ограничивать в эмоциях.

Я не ставлю перед собой цель «найти себя». Я просто делаю то, что мне нравится. В плане карьеры мой путь только начинается. Долгое время я училась по обмену, из-за чего сейчас мне не хватает опыта — но я успею всё наверстать. Я благодарна своим поездкам, поскольку они помогли мне понять, что в будущем я бы не отказалась жить и работать в другой стране.

Я много раз задумывалась о том, как бы поступила, будь у меня выбор остаться в обычной школе или пойти в гимназию. До сих пор не могу найти ответ на этот вопрос. Мне кажется, трудности есть везде, вне зависимости от статуса школы. Но я бы наверняка поменяла бы своё отношение к ситуации и меньше велась бы на провокации со стороны учителей.

Всем, кто учится в рейтинговых школах, я бы дала следующий совет: позвольте себе больше свободы и научитесь доверять себе. А ещё не обращайте внимания на слова учителей и не бойтесь отстаивать свои личные границы — и в классе, и во взрослой жизни.

ФОТОГРАФИИ: Photobank — stock.adobe.com, Uladzimir — stock.adobe.com (1, 2)