Жизнь«Я делала аборт тридцать один раз»: Женские судьбы одной российской деревни

  В шестнадцать лет я влюбилась. Родители сразу поженили нас с Федей, чтобы не успели согрешить, — это они так говорили. Расписались мы, как и положено, после совершеннолетия, то есть через два года, а тогда просто свадьбу играли, очень простую — посидели вечером за столом, свекровь подарила мне перину и две подушки. Потом, кстати, Федю переехал поезд, и она забрала подарок. Мы двенадцать лет успели пожить с мужем, родились сын и дочь. Он водил трактор, я работала дояркой, а ещё на мне было хозяйство: свои коровы, куры, огород, косить сено, кормить детей. Сильно уставала. Как муж приходил, мы сразу шли спать. В сексе что-то пытались изобретать сами, ну в плане: как лечь, кто сверху, — но на какие-то изыски просто не было времени. Хотя в целом у нас, наверное, легче было, чем в городе: подружка уехала в Ленинград, так всю молодость проторчала в коммунальной комнате с мужем, его родителями и собственными детьми. Как так жить — не знаю. У нас хоть всё и слышно, а взрослым людям положена своя комната, просторно, значит, жили.

Я делала аборт тридцать один раз. До сих пор вот держу в памяти число, иной раз прервёшь беременность, а через пару месяцев снова надо. Врач ругался сильно, но всегда шёл навстречу и денег не брал. Он один был гинеколог на село и про каждую знал, как живёт: там очевидно было, что много детей никто не потянет. Бывает, думаешь, что в этот раз точно придётся уже в кипяток лезть, вытравливать, а потом испугаешься и идёшь в больницу — уж как ни ругают, а помогут. Я кому ни расскажу, мне все говорят: «Ты чё, о**ела, столько абортов?» Я понимаю, что действительно много, но не знаю теперь, как это объяснить… У нас в райцентре в аптеке всегда продавали презервативы. Некоторые подруги пользовались, кому-то они помогали, кого-то подводили. Мы с мужем хихикали, а тоже брали, но почему-то до распаковки у нас никогда не доходило. Мы оба всегда были уставшие, ну, вспыхивала страсть, входил, выходил, мы просто не понимали, когда именно распаковать и надеть резинку. Хотя это глупо, конечно, вот сейчас вся поясница от абортов болит — надо было тогда думать, да было бы где что узнать! После гибели мужа у меня вообще сложная жизнь началась: одна тянула семью, работала день и ночь. Потом дети выросли; вроде все работают, свои семьи, свои дети у них. Как будто всё начало налаживаться, и тут сына посадили, по наговору посадили, сам следователь сказал, что понимает — оговорили. Но ему же надо как-то значки зарабатывать: здесь громких дел не происходит — не разгуляешься по службе. Я в ногах у него плакала, всё, что могла, предложила, потом президенту писала, может, поэтому скостили немного срок, может, не поэтому. Я к сыну с баулами таскалась — еду, вещи, всё из дома в тюрьму несла. А он вдруг на свидании стал просить его детей к себе забрать, мол, жену лишают родительских прав — слишком много пьёт. А детям дом и уход нужен.

Я говорю: «А фигу ты не сосал? Я что, их буду картинками кормить, что ты в тюрьме малюешь и домой мне шлёшь?»

Я и так отпахала всю жизнь, чтобы хоть впроголодь вытянуть семью, за что мне и на старости эта участь?

Невестку прав, конечно, лишили, а я отвела внуков в интернат и вернулась в колхоз, чтоб до пенсии доработать. Они прибегали ко мне каждые выходные, я кормила их молочной кашей, к фотографу водила, в клуб — кино смотреть. Сердце у меня щипало, когда они по саду бегали, ну а что я могла сделать, на кого я могла надеяться, если бы бросила работать?

У меня за тот период одна радость была — встретила Андрея, военного в отставке, и влюбилась. Мы встречались, жили то у меня, то у него. Хорошо жили; помню, по вечерам ляжем, читаем Шолохова, Тургенева, Пришвина. Я из школы ушла в восьмом классе, а вот обсуждать литературу всегда было интересно. С мужем у нас вот скорее страсть была, мы как видели друг друга — занимались сексом и засыпали, а здесь всё размеренно было, много разговаривали, понимали друг друга; мне кажется, что это любовь была. Хотели жениться — я внуков бы тогда сразу бы забрала, моей зарплаты и военной пенсии хватило бы нам на всех. Я сыну на радостях рассказала, а он категорически против был, говорил, что сам мне станет опорой, когда вернётся, а мужиков приводить и его позорить не надо. В итоге, когда сын вернулся, Андрей уехал: я не решилась настаивать и враждовать с сыном. А сын уехал почти следом за ним, в Москву на заработки — не стал мне опорой, как обещал. Я на самом деле жалею очень, что к нему прислушалась, по Андрею до сих пор тоскую иногда. Сын говорил — «позорить», а у нас всё-таки важно не запятнаться первый раз, а потом уже не важно. У меня после смерти мужа и так случался секс, не то чтобы отношения, просто было желание, и я от него не бежала. Конечно, на улице перешёптывались, покупаю, я, например, конфеты на базаре, а меня спросят: «А тебе что, недостаточно сладко?» Мне на такое всегда было всё равно. Выходит, в любом случае повторное замужество никак бы меня не опозорило. Но я послушалась сына и расплачиваюсь.

Сейчас снова всё одна тяну — дети, внуки разъехались, работают, только звоним друг другу. Огород, правда, забросила, так что делами не перегружена. Пенсия — тринадцать тысяч, за газ, свет заплачу, остатки на хлеб да чай с конфетами уходят. Ещё ко мне плакальщица Валя постоянно заходит — то чаю, то водки, то переночевать просит. Вот на неё ещё деньги уходят. У неё нет груди, всё рак убрал, как я не помогу? Заставляю вымыться, а то она вечно на земле валяется, и за стол сажаю. Больше никто не ходит. Это у меня, видимо, судьба такая — быть сердобольной и одинокой.

  Порядки семейной жизни у нас были строгие. Вот мой брат двоюродный уехал в Омск учиться, там познакомился с девушкой, вроде бы всё дело к свадьбе, пришёл к родителям её, те сказали: «Нет, в одиночку не сватаются». В итоге дядя Володя и тётя Полина поехали из нашего южного села в Сибирь, двое суток поездом, но, конечно, никому в голову не приходило вопроса, надо ли вообще ехать. Сосватали, одним словом. Я, наоборот, была не очень долго знакома со своим мужем. Встретились на танцах, у нас вроде только обозначилась какая-то симпатия, а тут выпускной у меня в педагогическом институте, распределили в школу в Казахстан. Считалось, что одной ехать негоже: на новом месте надо быть с мужчиной. Так и поженились. Мне было двадцать два, как раз не много и не мало для замужества. Свадьба была весёлая, с этого дня нам полагалось жить с мужем, а свекровь я должна была называть мамой. Всё застолье я сидела и боялась: как же я могу так обратиться к малознакомой женщине. В конце концов налила компот в стакан и протянула ей, тихо сказала: «Возьмите, мама». Как груз упал, мы обнялись с Марфой Никифоровной и крепко подружились.

На следующий день проверяли, умеет ли невеста готовить: пришли все те же самые гости и ели мой борщ. Считалось большим позором, если ты уже жена, но не можешь хорошо приготовить еду, так что меня мама учила с детства. Борщ похвалили, конечно. А вот культуру проверять честность невесты не застала, слышала что-то про традицию вывешивать простыню с кровью в соседних сёлах, но у нас было всё просто. Муж узнавал, что ты невинная, но никак публично это не транслировалось…

Я считаю, что мне в семейной жизни очень повезло, с мужем всегда жили спокойно, дружно. Вырастили двух дочек, они теперь живут со своими детьми на этой же улице. Про контрацепцию мы тогда особо ничего не слышали, а советоваться с родственниками или коллегами в школе было немыслимо — мы как-то сами до всего доходили, и беды не случалось. Об этом сейчас в журналах пишут — прерванный половой акт. Сейчас, мне кажется, лучше — есть книги, интернет. Знания в таких ситуациях выручают. Меня муж всегда очень уважал: советовался по рабочим вопросам, мы вместе решали, что изменить в доме. А это важно, потому что на женщине в нашем селе всегда всё держится — хозяйство, огород, работа, дети, а мужчина — это зачастую вахта на несколько месяцев в год и пропивание заработанного в остальное время. Это не наша история, но у соседей, к сожалению, поголовно так. Одним словом, на женщине всё держится. Даже колдовством у нас всегда занимались только женщины. Мою бабушку, например, в селе называли целительницей. Правда, я до сих пор не знаю, были ли мои родители атеистами или верили во что-то, но помню такой случай — мы с мамой поехали в райцентр, зашли там в церковь — узнать на всякий случай, как можно креститься, а работница местная говорит: «А давайте сейчас покрестим, я буду крёстной». Так меня и крестили, с крёстной, бабой Клавой, кстати, дружили всю жизнь, но к вере я до сих пор не пришла — нет привычки. С мужем, конечно, не венчались. Я считаю, что если люди умеют разговаривать и слышать друг друга, то в семье и так будет святость.

  Отец привёл меня в школу в одиннадцать лет, сразу после войны. Учительница посмотрела на меня и говорит: «У нас всем поступающим семь лет, а у вас переросток. Был бы мальчик, что-то, может, и придумали бы. Вы пойдите в колхоз, там для неё найдут место».

Я всё время думаю, что из-за этих слов многое в жизни у меня идёт не так. Отец не стал настаивать и привёл меня пасти скот. А потом подросла и перешла в столовую поваром. По рисункам готовила пюре, каши. Там же мужа встретила. За мной особо не присматривали родители, могла гулять, а вроде и не хотела колхоз позорить, ко мне ведь там хорошо относились. Так что поженились с Ваней. Почти без гостей, без традиций. Поели солёных огурцов, он водки выпил — так и стали семьёй. Мне мама ничего не рассказывала о том, как с мужем жить. Я ведь и не выбирала Ваню, он просто сказал: «Ты же вроде свободная, может, ко мне в дом пойдёшь?» Я согласилась, потому что все вокруг так делали и это было чем-то вроде неизбежности. А что там дальше делать, никто не подсказывал. Я испугалась очень, когда у нас первый раз был, не понимала, как себя вести, говорить ли, что больно, потом ничего, привыкла. Удовольствия, правда, никогда не получала, только натирало мне всё сильно — унять не могла. Вроде очень мешает, а к врачу с такой ерундой и не пойдёшь. Ваню я всегда стыдилась о чём-то таком спрашивать, ведь в детстве я так и не научилась читать, во многих вопросах чувствовала себя глупой. После родов, кстати, стало полегче. У нас появился мальчик. Я всё время боялась, вдруг и у него судьба такая — в школу не попасть. Ничего, попал и окончил даже. Я больше не забеременела, хотя мы ничего специально для этого не делали, я бы даже хотела второго. Потом, к сожалению, и сын, и муж у меня погибли. Мне было как-то больно оставаться одной дома, и несколько лет назад попросилась в дом престарелых. У нас в зрелом возрасте замуж не выходят, а одной неправильно жить, так что для меня такая дорога была. Здесь немного научилась читать, но к книгам не привыкла, только ставлю подпись, когда подарки, там, привозят или когда надо голосовать на выборах. Сажаю помидоры на здешнем огороде и вспоминаю старое время. Я до сих пор не знаю, была ли счастлива с Ваней, действительно ли хотела быть именно с ним, а не с кем-то другим — просто было положено жить семьёй и мне такой случай представился.

  У нас в роду все были многодетными, например в маминой семье рождалось столько детей, что имена иногда повторялись: две Полины, два Саши… У мамы с отцом тоже каждую пару лет рождались дети — последней появилась я, когда маме было уже сорок шесть лет. Не то чтобы они с отцом были набожными, но просто по традиции ни в чём не перечили случаю и всех старались прокормить. Конечно, это не всегда получалось, времена были тяжёлые: пятеро братьев и сестёр у меня умерли ещё детьми. Я очень уважала свою семью, но понимала, что хотела бы в чём-то по-другому построить жизнь.

Мы с мамой никогда не обсуждали ничего про секс и даже роды; честно говоря, мне бы не пришло это в голову. Эти слова у нас вообще были запрещены в доме. Хотя мы вообще не очень много разговаривали. Когда училась в седьмом классе, нам перестало хватать не только на обувь (к этому привыкли), но и на еду. Отец сказал, что братья-школьники должны доучиться, а я и так выйду замуж, так что пора помогать семье. Я вышла пасти овец, а вне сезона работала нянькой и больше не вернулась в школу. А когда мне было двадцать пять лет, к нам действительно пришли свататься. Родители Серёжи договорились с моими, а мы знакомились уже в браке. Про любовь я, честно, никогда не задумывалась, но как жить одной — не представляю, это и стыдным считается вроде, и просто тяжело. Вот мы начинали с дома с земляным полом и соломенной крышей и всё сами отстраивали, приводили в порядок. Правда, Серёжу, как только поженились, забрали в армию, ещё два года его дожидалась. На свадьбе я должна была показать, что смогу накормить мужа, и готовила на всех суп и мясо. Гости подсказывали мне способы побыстрее забеременеть, ну, не технически, конечно, а скорее приметы, я отмахивалась: и так ведь родятся. Действительно, у нас за несколько лет родились две девочки. Потом тоже часто беременела, но рожать больше не хотела, мне ни денег, ни внимания не хватило бы на следующих детей.

У нас вот сейчас в клубе раз в две недели проводится служба, приезжает священник из города, исповедует. У него всегда один и тот же вопрос: «Делала ли аборты?»

А как можно было не делать? Мы от огорода зависели, иногда солнце всё выжигало, тогда, можно сказать, голодали. От зарплаты толку особого не было. Платили мало, да и продавали мало что. Один раз я вот загорелась идеей купить себе пальто в Ленинграде, скопила денег, взяла недельный отпуск — шесть дней в поезде, один день в городе. Прибегаю в Гостиный Двор — говорят, закончились пальто. Ну, я заплакала и пошла на поезд. А что делать, у нас всего было мало, вот и детей решила иметь мало.

У нас в селе был один врач-гинеколог. Он и аборты делал, и роды принимал. Все как-то спокойно тогда к этому относились, я сама на велосипеде на аборт ездила и пешком назад шла. Врач мне рассказывал, как предохраняться. Я, помню, просила мужа купить презервативы, попробовать хотя бы — не всё же по абортам бегать, но ему эта идея не нравилась. Так что всё самой приходилось решать. Меня врач убедил в итоге спираль поставить, раз иначе не получается. С тех пор действительно больше не беременела.

Сейчас я вышла на пенсию, но дел будто бы не стало меньше: на мне весь огород, куры. Иногда птицу продам, иногда овощи. Этим в основном живём. Серёжа уезжает на стройку иногда в Москву, работает там месяц, два, потом приедет, его друзья встречают, надо, значит, стол накрыть. Потом они остаются на неделю, едят, выпивают, потом приходят футбол смотреть, а это снова надо накрыть, так всё исчезает потихоньку.

Я никогда не спрашивала себя, счастлива ли как женщина в этом браке. Однако, когда что-то ломается в доме, Серёжа повыделывается день-другой, а потом идёт и чинит, то есть с ролью мужчины, мне кажется, он справляется. Я рада, что мы вместе вырастили девчонок и прошли через разные времена. Наверное, чисто с практической точки зрения мне действительно нет нужды быть замужем, так как я переросла возраст, когда волнуют сплетни, с хозяйством справляюсь сама, и мне хватило бы денег на мастера, который иногда будет что-то чинить. А всё же я очень привыкла к Серёже, он родной мне человек, и мне просто хорошо каждый раз от мысли, что зайду в дом — увижу его. Думаю, что всё-таки могу назвать это счастьем.

ФОТОГРАФИИ: sashasandro — stock.adobe.com, timursalikhov — stock.adobe.com, Ivan Babydov  — stock.adobe.com