ЖизньГероини 2020 года, остававшиеся
за кадром

Саша Лу

Режиссёрка канала «Навальный LIVE»

Я жила в Петербурге, но как только узнала, что на канале «Навальный LIVE» открылась вакансия, — переехала в Москву. Ещё в Питере я занималась активистской деятельностью, ходила на митинги, а однажды даже была задержана и провела несколько суток в ОВД. Сейчас я работаю не ради денег, а потому что у меня к этому лежит душа. Если ты работаешь за идею, там, где горишь, то будешь выкладываться по максимуму.

Изначально я была координаторкой волонтёров и помощницей начальницы в штабе Любови Соболь, а когда кампания закончилась, осталась работать на «Навальный LIVE». На моей работе любая инициатива не только поощряется, но и поддерживается: я всегда мечтала стать режиссёркой эфиров, меня обучили за пару месяцев и сейчас я веду «Россию будущего», спецэфиры на канале. Иногда я продюсирую ролики и учусь монтировать. Режиссировать мне даётся легко даже в самых непростых условиях, но мне сложно управлять людьми, давать им задания и что-то требовать, поэтому продюсировать пока сложнее. Я скорее вижу себя исполнителем, который облегчает работу другим.

Во время карантина мы научились снимать и коммуницировать друг с другом на удалёнке, но я всё равно считала дни до того редкого момента, когда мне нужно будет в офис. С другой стороны, только в этом году я открыла для себя, что могу проводить время одна. Раньше мне казалось, что если я не буду видеться с людьми, то начну лезть на стенку. Но у меня получилось справиться благодаря приятным ритуалам: я впервые начала слушать лекции и подкасты, посмотрела много фильмов, снова начала читать после долгого перерыва, а перед рассветом выходила на прогулку. Помню, как я шла по Цветному бульвару, на улице было пусто, летал мусор, а у перехода несколько минут стояла женщина и не двигалась. Мимо пролетали машины скорой помощи, а я остановилась посередине улицы и заплакала. Мне стало так больно и плохо оттого, что где-то сейчас умирает человек, скорее всего, не один, и к кому-то помощь не успеет.

В день, когда отравили Алексея, у нас должен был быть эфир. Я проснулась, взяла в руки телефон — и на меня обрушился шквал новостей и сообщений от коллег. Покушений на Навального было достаточно — взять хотя бы зелёнку, — но это ощущалось иначе. Мне было ужасно страшно, но я собралась и приехала в офис — понятно было, что мы должны работать дальше. Помню, как сидела перед огромным монитором и плакала, пока вела эфир с Любовью Соболь. Где-то в моём подсознании была уверенность, что Алексей — очень сильный человек с огромной тягой к жизни, я ни за что бы не поверила, что он не выкарабкается. Помню, как обновляла телефон трясущимися руками в ожидании какой-либо информации, а её всё не было. Когда появились новости о том, что Алексей в стабильно тяжёлом состоянии, мне стало полегче. Хоть состояние и тяжёлое, но хотя бы стабильное. Главное событие года для меня то, что Алексей Навальный не умер. Его не получилось отравить. Это даёт мне надежду, и, думаю, не только мне.

За время работы я пережила около пяти обысков, они стали обыденностью. В какой-то момент уже не страшно — ты знаешь, как себя вести. За себя я в принципе редко боюсь. Я понимала, на что иду, когда устраивалась на работу, и мои коллеги тоже понимали, но за них я всё равно переживаю. Сейчас, например, продюсерка и оператор нашего канала получили по семь суток из-за того, что ездили с Любовью Соболь к дому одного из отравителей Навального — Кудрявцеву. Я понимаю, что с ними всё будет хорошо, но всё равно неприятно, когда обижают близких тебе людей. Ещё страшно было, когда я прочитала расследование «Новой газеты» о провокаторах, которые пытались сорвать кампанию Любови Соболь. В одном из документов был пункт про запугивание моей мамы и тёти. К счастью, провокаторы почему-то решили этого не делать.

Недавно я лежала, смотрела в потолок и думала: «Господи, какой же отвратный 2020 год». Но потом поняла, что в конце каждого года у меня возникает такое ощущение. Я очень эмпатичный человек, что не всегда хорошо сказывается на работе, — могу излишне переживать, и в этом году было множество ужасных событий. Но 2020-й — это и год сплочения людей. Я увидела невероятно много прекрасного в человеческой натуре. Благодаря тому, что люди объединились, круто сработало «Умное голосование», в Беларуси были мощнейшие протесты, врачи каждый день боролись и до сих пор борются за жизни людей. В этом году были экологические катастрофы, расцвет травли в интернете и треды про харассмент, но то, что люди научились говорить о своих переживаниях и поддерживать друг друга, для меня дорогого стоит. Я, может быть, наивно верю, что вместе мы победим. Но всё-таки хочется, чтобы 2021-й был поспокойнее. И закрыть кредитку хочу. Так что желание на следующий год — научиться финансовой грамотности.

Светлана Иванова

(имя и фамилия изменены по просьбе героини)

Психолог-консультант Всероссийского телефона доверия

На Всероссийском телефоне доверия для пострадавших от домашнего насилия я с 2003 года, тогда наша линия работала только в Москве, но вот уже несколько лет к нам могут обратиться пострадавшие из любого региона России. На линии психологи оказывают эмоциональную и информационную поддержку, связь бесплатная, анонимная, конфиденциальная и круглосуточная. Эта работа для меня — возможность внести посильный вклад в решение острой проблемы. К сожалению, в России домашнее насилие не воспринимают как преступление и пострадавшие остаются в опасности.

В обществе часто путают насилие с конфликтами. Конфликты бывают во всех семьях, в них есть предмет спора и участники могут выбрать стратегию поведения, чтобы конфликт не повторился. Домашнее насилие — это проявление власти и контроля одного члена семьи над другими, и повод здесь не важен. Эти ситуации регулярно повторяются, разрешить их невозможно, обидчик снова и снова находит причину для «наказания». К нам обращаются женщины в кризисных ситуациях, часто не понимая, что делать и как близкий и родной человек мог оскорбить и ударить. Мы не решаем за женщину её проблему, не даём советов, а уважаем её выбор и обсуждаем ситуацию с точки зрения её безопасности.

Нам поступают разные звонки, не только связанные с домашним насилием, но и по поводу своего здоровья и здоровья близких, конфликтов на работе, взаимоотношений с детьми или родителями, а иногда — ради обсуждения бытовых вопросов. Например, сначала может позвонить бабушка и спросить, что делать, если внук всё время играет в компьютер, а сразу за ней — женщина, которую муж выгнал на улицу вместе с детьми, и она не знает, куда идти. Звонки могут идти один за другим. Бывает сложно переключаться между темами, быть эмпатичной, сопереживать пострадавшей, но при этом иметь чёткую профессиональную позицию и не терять самообладания. Чтобы не было профессионального выгорания, у нас регулярно проводятся супервизии, на которых можно обсудить сложности, возникшие при беседе на линии.

Мы работаем под псевдонимами. Принцип анонимности и конфиденциальности соблюдается в обе стороны. Иногда женщины называют своё имя и спрашивают, как обращаться к консультантке, но чаще беседа проходит анонимно. Видимо, так легче делиться своей бедой. На линию могут звонить хулиганы и обидчики с угрозами, а псевдоним помогает психологически защитить себя. Звонки от пострадавших бывают очень тяжёлые, и важно эмоционально не включаться в ситуацию, а оставаться психологически устойчивой, чтобы можно было оказать реальную помощь. Для нас псевдоним — как рабочая одежда, костюм.

Этот год для меня был непростым. Значительно выросло количество звонков. В условиях пандемии те немногие центры, в которых были убежища или оказывалась помощь пострадавшим, изменили режим работы. Бывали случаи, когда женщина страдала от физического насилия и не могла уйти, так как находилась на самоизоляции. Бывало, что не приезжала полиция, так как семья находилась на карантине. Кроме этих сложностей у меня были и личные проблемы: и я, и мои близкие тоже переболели ковидом, но в лёгкой форме. Сейчас я с нетерпением жду Нового года. Верю и надеюсь, что в 2021 году закончатся ограничения, связанные с пандемией, будут работать музеи, театры и кафе в привычном режиме. Но больше всего надеюсь, что Госдума примет законопроект «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации».

Евдокия Цветкова

Эндокринолог, автор письма против трансфобных законов

Я врач-эндокринолог, это хоть и основополагающая, но часть моей деятельности. Я пишу на медицинские и околомедицинские темы в научно-популярные журналы, веду блог «Эндоновости» про новости из мира доказательной медицины (преимущественно эндокринологии, но не только). Полученное образование в области научной журналистики и популяризации науки помогает мне в работе. Ещё я занимаюсь научной деятельностью на тему повышенной массы тела и циркадианных ритмов, вяло пишу книгу и за этот год успела побывать заместительницей директора стоматологической клиники (не спрашивайте, как так вышло).

Одно из направлений моей работы — гормональная терапия для трансгендерных людей. Сертификацию в этой области я получала на курсах повышения квалификации Алмазовского института (НИИ им. Алмазова), которые проходят при поддержке трансинициативной группы «Т-Действие», и теперь уже сама преподаю на этих курсах другим врачам. Сейчас уже сложно сказать, это «одно из направлений работы» или главное направление, так как до 100 % моих пациентов за день теперь могут быть трансгендерными людьми. Это связано с тем, что им может быть непросто найти врача не только более-менее разбирающегося в вопросе, но и, что называется, «френдли» — такого, который не будет делать круглые глаза, говорить глупости или бестактности, а то и оскорблять (увы, это не редкость).

К тому же из-за пандемии доступ к врачам поликлиник затруднён. А у нас есть телемедицинский приём, это дает возможность попасть к врачу людям со всей страны, у меня сейчас есть пациенты и из Владивостока, и из Мурманска, и из Калининграда. Трансфобные законопроекты, которые обсуждались этим летом, напрямую касаются здоровья и безопасности моих пациентов и пациенток — конечно, я не могла остаться в стороне. Я была одним из авторов открытого обращения врачей в Госдуму с требованием отклонить этот проект, под письмом стоит и моя подпись.

С началом пандемии работы у меня только прибавилось, нужно было одновременно работать на нескольких работах очно и удалённо, ухаживать за мамой после операции, обеспечивать родителей и бабушку продуктами, чтобы они не ходили никуда сами, и всё это сочетать с предельной осторожностью: ведь я работала и с ковидными пациентами в том числе. Зато я была одной из немногих, кто видел эту весну, я ездила по пустой Москве и на пустом «Сапсане». После послабления мер первой волны пандемии и моего освобождения от рабочих и некоторых личных обязательств я переехала в Санкт-Петербург, чтобы начать здесь в каком-то смысле новую жизнь.

Для меня 2020 год был не менее тяжёлым, чем для других, но скорее из-за обилия перемен. Я развелась с мужем, с которым мы были вместе около десяти лет, и обрела в его лице самого чуткого и преданного друга. Начала отношения с любимым человеком, сделала несколько операций для улучшения своего самочувствия и переехала в город, о котором мечтала последние несколько лет. Сменив очную работу, конечно же. Поучаствовала в ряде важных для меня гражданских инициатив. Была научным редактором двух книг: «Еда для радости» Елены Мотовой и «Странная обезьяна…» Александра Соколова.

Все эти перемены вызывали эйфорию, но к концу года силы совсем закончились, и пришлось заниматься своим выгоранием. Для меня этот год про колоссальные перемены. Во мне и в мире. Несмотря на потери и трудности (но ни капли не обесценивая и не принижая их), перемены эти, как мне видится, к лучшему. Это смена оптики, развитие, переосмысление ценностей.

У меня нет каких-то завышенных ожиданий от наступающего года, это вообще мне не свойственно. Я надеюсь в этом году защититься, получить научную степень и завершить сделку по приобретению квартиры, чтобы жить там с любимым человеком, нашими животными и звать друзей в гости. Ну и много-много работы, конечно. Если бы я верила в загадывание желаний под бой курантов — загадала бы изменение в государственном аппарате и политике. Но я верю только в труд, так что над этим придётся поработать.

Александра Хмелевская

Разработчица тестов на антитела

Я студентка магистратуры биологического факультета МГУ. Мы с однокурсницами часто слышали от преподавателей: «Зачем вам наука», «Образование нужно, чтобы мужу было с вами интересно». Но я выбрала этот факультет, чтобы открывать и разрабатывать что-то новое, бороться с болезнями и вносить свой вклад. Параллельно я работаю в лаборатории трансплантационной иммунологии в Национальном медицинском исследовательском центре гематологии — она ассоциирована с моей кафедрой в университете. В ней я решила делать сначала бакалаврский, а потом уже и магистерский диплом.

С тех пор, как началась пандемия, мы стали заниматься изучением коронавируса: лаборатория разрабатывала тесты на антитела и исследовала Т-клеточный ответ на коронавирус. Я вызвалась помогать с тестами. Мы работали с коллегой Алексеем Титовым, очень много времени проводили вместе, подменяли друг друга в случае чего. Тест на антитела основывается на иммуноферментном анализе, он выявляет не сам вирус, а ответ на него иммунной системы. Мы анализировали ответ на белок Spike, с его помощью вирус проникает в клетку (он есть в большинстве вакцин против вируса). Столкнувшись с ним, иммунная система человека «запоминает» вирус и сможет его обезвредить, если он попадёт в организм.

Процесс разработки оказался очень увлекательным. У нас была стопка плашек, на дне которых — тот самый белок коронавируса, на него мы наливали сыворотку человека (жидкую часть крови без клеток, в ней содержатся антитела). Если в сыворотке есть антитела к коронавирусу, они прикрепляются к белку на плашке. Дальше сыворотку окрашивают специальным раствором, и если в плашке оказываются связавшиеся антитела, раствор меняет цвет.

Нашей задачей было определить оптимальную концентрацию белка для тестов, чтобы они были максимально чувствительны к вирусу, но не выдавали бы ложнопозитивные результаты. Заодно мне удалось лучше освоить иммуноферментный анализ, раньше я мало с ним работала, хотелось разобраться в нюансах. Но самым сложным было не запутаться в сыворотках. Чтобы проверить, работает ли наш тест, мы использовали сыворотки переболевших людей и тех, кто точно не болел, — то есть образцы, собранные до 2019 года. Каждый тест включал около пятидесяти сывороток, глаза замыливались, но перепутать образцы было нельзя.

Первое время мы даже не выбрасывали отработанные плашки — у нас скопилась огромная гора, выше нас. Но когда тесты начали хорошо работать, мы решились выкинуть нашу гору, хотя всё равно было немного жаль. Всё-таки это месяцы работы.

Мы относимся к медицинской организации, так что во время карантина работа для нас не прекращалась, мы не уходили на удалёнку. Единственное, что изменилось, — в метро стало очень свободно, когда ввели пропускную систему. Для меня этот год был сложным не столько из-за работы или ограничений, сколько из-за переживаний за родителей и родных. Я очень мало виделась с ними, так как понимала, что активно пользуюсь общественным транспортом, передвигаюсь по городу и могу не чувствовать никаких симптомов, но всё равно заразить их.

Надеюсь, что вакцины будут эффективны, обстановка станет менее напряжённой и я смогу чаще встречаться с друзьями и родственниками без опаски. Я хочу и дальше изучать коронавирус, но есть ещё много интересных и неисследованных тем.

Светлана Сорокина

Курьер в «Яндекс.Еда»

Курьером я работаю недавно, с декабря. Раньше работала водителем «Яндекс.Такси» в Самаре, а потом в Москве, но бросила, потому что арендовать машину очень дорого. Там можно хорошо зарабатывать, но только если у тебя есть своя машина. Затем я устроилась на фабрику конфет, но там было очень тяжело. Мы работали по двенадцать часов, а единственный перерыв длился тридцать минут. Я расфасовывала конфеты по коробкам, это нужно было делать очень быстро, да ещё и стоя. Я просто выбивалась из сил и вскоре уволилась. Оттуда вообще часто уходили люди из-за тяжёлых условий труда. Один день я даже отработала на автомойке. А потом обратила внимание, что все вокруг работают курьерами, ходят с этими брендированными сумками, и задумалась: «Где вообще устраиваются на эту работу?» Я пришла в «Яндекс», где мне очень быстро объяснили, что нужно делать. В один день обучили, а на следующий я уже работала.

Поначалу было сложно разобраться в приложении, но уже сейчас всё предельно ясно. Сложности бывают только тогда, когда, чтобы попасть на нужный адрес, нужно пройти через пост охраны. Я слабослышащий человек и не могу вслух объяснить, куда мне нужно пройти. Могу только на телефоне написать, но это не всегда удобно. А пока я пишу, охранники уже успевают разозлиться. Выходят ко мне и ругаются: «Чего вы молчите?» Но если где-то охранник решит не выходить, то я вообще не смогу выполнить доставку. Однажды у меня чуть не сел телефон во время доставки, после этого я купила себе аккумулятор. Я бы хотела, чтобы появилось приложение, которое сразу озвучивает написанный текст.

Когда началась пандемия, я ещё жила в Самаре, работала на заводе автожгутов ВАЗ — специальном предприятии для людей с инвалидностью по слуху или зрению. Моей задачей было формировать провода и подключать к фарам, проверять, всё ли работает. Если всё хорошо и провода подходят, то я отправляю их в другой отдел — там работают незрячие люди, они заматывают провода изолентой.

В Москву я переехала только в сентябре, чтобы найти более оплачиваемую работу. В Самаре работы для слабослышащего человека практически нет, никто не соглашался коммуницировать со мной с помощью текста, а в Москве получше, люди идут на контакт. В Москве у меня отец, а в Самаре мама, родители разведены, но я навещаю обоих и теперь живу на два города.

Не считая сложностей в поиске работы, я почти не сталкивалась с дискриминацией. Меня никто никогда не обижал, наоборот, все всегда относятся доброжелательно, стараются помочь, уделить внимание. Однажды я не могла найти нужный адрес и мне помог курьер из другой компании.

Этот год был довольно тяжёлым для меня. В основном потому, что мне приходится всё делать самой и особо никто не помогает. Я живу одна, снимаю квартиру, зарабатываю. Если бы у меня была своя квартира, я бы не переживала, но у меня аренда и кредиты, а ещё на еду должно хватать. За аренду я плачу двадцать пять тысяч, если работаю каждый день, то мне на всё хватает. Лучше всего работать утром и вечером, потому что с 19:00 стоимость доставки увеличивается. Думаю, что всё наладится и следующий год будет легче и круче. Моя мечта — накопить на своё жильё и больше не переезжать. Ещё я бы хотела помогать другим слабослышащим людям: рассказывать, какие есть варианты трудоустройства, про тот же «Яндекс», например, не все знают.