ЖизньКолониальное наследие: Должны ли музеи вернуть всё, что им не принадлежит

Тем не менее сегодня такое положение дел уже не кажется единственным правильным и возможным. В последние несколько лет на то, как устроены музеи, начинают смотреть критически: важно не только то, что находится в музее или галерее, но и как конкретный экспонат попал к зрителю. И если с экспонатами, купленными или предоставленными коллекционерами, всё предельно ясно, то как быть с предметами, вывезенными в результате военных конфликтов, сегодня вызывает всё больше вопросов. Кому на самом деле должны принадлежать экспонаты, вывезенные из других стран во время колонизации? Как быть с тем, что, например, посмотреть на статуи Парфенона жители Греции могут только в Лондоне, в Британском музее?

Разговор о том, кому на самом деле принадлежат музейные экспонаты и как быть с коллекциями, привезёнными из других стран, начался не так давно. Точкой отсчета принято считать 2007 год, когда ООН выпустила декларацию о правах коренных народов. Одна из её статей касается культурного наследия: она призывает государства вернуть коренным народам разных стран «культурную, интеллектуальную, религиозную и духовную собственность», которую у них забрали без «свободного предварительного информированного согласия или нарушив их законы, традиции и порядки».

За этим последовало несколько громких случаев. Например, в 2009 году Франция вернула Египту несколько фрагментов настенного рисунка на могиле, которые выставлялись в Лувре. Египетская сторона утверждала, что рисунки были украдены в восьмидесятых. В 2012 году Нигерия потребовала у музея изящных искусств в Бостоне вернуть в страну три десятка объектов, которые были захвачены британскими военными в дворцах Бенин-Сити в конце девятнадцатого века в ходе карательной экспедиции. В 2017 году Нигерия официально попросила Британский музей вернуть бенинскую бронзу — коллекцию латунных пластинок с изображениями из дворца правителя Бенинского царства, существовавшего на территории современной Нигерии, значительная часть которой находится в музее. Экспонаты также оказались в Великобритании благодаря карательной экспедиции.

Это далеко не единственные подобные случаи: по данным ЮНЕСКО, на 2007 год от 90 до 95 % культурных объектов стран Африки, находящихся к югу от Сахары, находились вне континента. Многие из них были захвачены военными во время колонизации и впоследствии оказались в музеях. Например, в Королевском музее Центральной Африки, который находится в бельгийском городе Тервюрен, по словам администрации, до 85 % экспонатов были вывезены из Республики Конго, в прошлом бельгийской колонии. Коллекция была собрана разными путями: предметы привозили миссионеры, чиновники; часть экспонатов была привезена в страну в результате военных экспедиций и мародёрства. Правительство Республики Конго неоднократно выступало с просьбой вернуть объекты, но практически всегда получало отказ — за исключением ситуаций, когда речь шла о человеческих останках.

Касается происходящее и других стран. Например, Греция ведёт давний спор с Великобританией по поводу мраморов Элгина — коллекции скульптур и барельефов Парфенона, которые сейчас находятся в Британском музее. С Британией разговор о передаче объектов культурного наследия ведут, например, Эфиопия и Индия.

Разговор о том, как быть с экспонатами, принадлежащими другим культурам, неизбежно связан с тем, как мы в принципе представляем себе музеи и их функцию в обществе. Самый частый аргумент в пользу того, чтобы оставить всё как есть, — в том, что культурное наследие хоть и принадлежит определённому народу, не существует в вакууме: им могут интересоваться и те, кто с ней непосредственно не связаны. К тому же представить себе ситуацию, в которой все музейные экспонаты вернут в страны, где они были созданы, практически невозможно — это поставит под удар устройство музеев в принципе.

Впрочем, с идеей, что музеи должны полностью абстрагироваться от того, как появились экспонаты в их коллекции, согласны не все. В 2017 году, например, появилась кампания #MuseumsAreNotNeutral. Её цель — показать, что музеи не «нейтральны», что в их устройстве очень часто есть политический подтекст. То, как именно экспонаты оказались в коллекции, нередко связано с колониальным наследием: многие знаменитые мировые музеи и галереи возникли в восемнадцатом и девятнадцатом веках. Колонизаторы, путешествовавшие по миру, нередко привозили домой интересные артефакты, которые впоследствии и выставлялись в музеях. Авторы кампании призывают как минимум смотреть на музеи критически, понимая контекст, в котором они существуют и развиваются.

Нередко в пользу современного устройства музеев используют аргумент о том, что они помогают сохранять историю — и те самые спорные объекты, которые в силу разных обстоятельств оказались в другой стране. Это понятная цель, но и здесь есть нюансы: современные музеи не только отражают историю, но и создают определённое представление о ней и определённый нарратив. Нередко разговор об истории и культуре других стран, объекты которых хранят европейские музеи, строится в соответствии с европейскими представлениями о других странах — и с соответствующими мифами. Жителей африканских стран, например, в таком контексте нередко представляют как гомогенную массу людей с единой для всех культурой, живущих так же, как и столетия назад, племенами — что справедливо далеко не для всего континента. Кроме того, эксперты видят в такой позиции и насаждение ещё одного мифа: что жители стран, из которых были привезены объекты, не в состоянии сами справиться с охраной собственного культурного наследия.

Этот процесс огромен и касается не только спорных музеев, но и того, как мы в принципе смотрим на мировую культуру, что считаем искусством, а что — историческим артефактом. Встречаются, например, ситуации, когда произведения искусства коренных народов Австралии относят к «примитивным» историческим, а не культурным объектам — даже если речь о произведении, созданном в конце двадцатого века. В музеях оказываются и священные объекты, которые при других обстоятельствах никак не оказались бы за витриной. Самый известный пример связан всё с тем же Британским музеем, в собрании которого хранятся списки десяти заповедей, созданные в Эфиопии, — в залах их не выставляют.

Нередко музейные объекты появляются в коллекции вследствие прямого расизма. Чаще всего речь о человеческих останках, в выставлении которых в качестве экспонатов многие видят прямое следствие существовавших ещё в двадцатом веке «человеческих зоопарков», когда европейцам показывали жителей африканских стран. Впрочем, человеческие останки, наверное, единственные спорные экспонаты, которые государства возвращают достаточно активно и охотно — в десятых, например, было несколько таких случаев, в США и Германии.

«Я принадлежу к тому поколению французов, для которого преступления европейского колониализма очевидны и являются частью нашей истории, — сказал в 2017 году президент Франции Эммануэль Макрон, выступавший в Буркина-Фасо. — Я хочу, чтобы в ближайшие пять лет были созданы условия, которые помогут на постоянной или на временной основе вернуть африканское наследие странам Африки». По данным исследования 2018 года, во французских музеях находилось по меньшей мере 90 тысяч экспонатов, вывезенных из стран Африки, где у страны в прошлом были колонии.

Слова Макрона и запущенный ещё в 2009 году процесс возвращения артефактов в те страны, где они и были созданы, как будто говорят о том, что в скором времени европейские страны пересмотрят подход к музеям. Но делать такие выводы пока, кажется, преждевременно. Директор Музея Виктории и Альберта Тристрам Хант, например, считает, что к колониальному наследию музеев стоит подходить по-другому. Он говорит, что музеи должны помогать исследовать мир во всём его культурном многообразии: «Возможно, наша реальная задача — создавать ещё больше, а не меньше универсальных музеев. Не в Европе и других западных странах, а в африканских странах, Индии, в Южном полушарии в целом».

Фотографии: Getty Images, Jean-Pierre Dalbéra / Flikr (CC BY 2.0),  The Trustees of the British Museum (1, 2, 3, 4, 5) (CC BY-NC-SA 4.0)