Жизнь«Как называются женщины»: 7 главных споров о феминитивах

Не секрет, что на протяжении многих веков доступ к образованию для женщин был ограничен — во многом именно поэтому до определённого исторического периода мы знаем больше художников и писателей, чем художниц и писательниц. Логично попытаться провести здесь параллель: раз в профессии почти нет женщин — нет и соответствующего слова. Раз нет слова — то женщины становятся менее видимыми.

С точки зрения языка это, правда, не совсем так — феминитивы, в том числе и те, которыми называли представительниц разных профессий, существовали на протяжении всей истории языка. Ирина Фуфаева в книге приводит много примеров — в том числе «казначею», «живописицу», «философку», «астрономку», — которые активно использовались в языке, но потом вышли из употребления. Бывает и так, что место когда-то популярных феминитивов занимают новые слова. Например, известно, что слово «авторша» использовали ещё в первой половине XIX века — но сегодня многие предпочитают ему «авторку». Известны и случаи, когда из употребления, наоборот, исчезало «мужское» название профессии: в XVII веке существовал «кружевник», в XIX веке — «маникур», но затем профессии стали считаться «женскими».

Кажется, большинство споров о феминитивах не обходятся без упоминания Марины Цветаевой и Анны Ахматовой, которые предпочитали феминитивам слово «поэт». Многие придерживаются этой логики и сегодня, говоря, что «особенные» слова не способствуют равенству, а загоняют женщин в отдельную категорию.

Но полностью избавиться от указания на гендер в русском языке, судя по всему, не получится. Например, для нас уже привычны конструкции, когда слово мужского рода согласуется с глаголом в женском роде: «врач решила», «профессор сообщила», «канцлер Германии выступила». Особенно легко, по мнению Фуфаевой, такие сочетания мы воспринимаем, когда речь идёт о стереотипно женских профессиях — как, например, в случае всё тех же врачей. Причём эти конструкции вступают в противоречие с действующими правилами русского языка, зафиксированными в справочниках даже в нулевых: согласно им, в книжно-письменных стилях, существительное мужского рода, если не указано имя собственное (или если существительное мужского рода и имя собственное идут после сказуемого), требует сказуемого в мужском роде. Но живая речь нередко идёт наперекор устоявшимся правилам.

Противники феминитивов нередко говорят, что указание на гендер в речи излишне: всю необходимую информацию можно получить и без этого. Тем не менее нередко феминитив — самый быстрый и чёткий способ донести необходимую информацию в полном объёме. Скажем, уточнить, что человека стригла парикмахерша, а не парикмахер, передать суть события в кратком газетном заголовке («Спортсменки о дискриминации»). Или, например, избавиться от возможной неточности — странно говорить о группе «студенты», а не «студентки», если в неё входят только женщины.

Ирина Фуфаева, отмечает, что одна из сфер, где указание на гендер принципиально важно, — спорт. И именно здесь легко образуются целые группы феминитивов: «пловчихи», «футболистки», «гимнастки» и даже не очень привычные «бегуньи» и «прыгуньи». Так что феминитивы вполне могут нести важную дополнительную информацию.

Противники феминитивов нередко считают, что в обозначении профессий вполне достаточно слов мужского рода, что они могут служить единым нейтральным обозначением. По словам Ирины Фуфаевой, стремление использовать «гендерно-нейтральные» слова вместо того, чтобы добавлять и искать новые феминитивы, вписывается в аналитизацию русского языка — то есть тенденцию к морфологическому упрощению (морфология изучает внутреннюю структуру слова). Правда, это не значит, что победит именно этот процесс — Фуфаева отмечает, что исследования ещё с 1970-х показывают, что в русской устной речи по сравнению с письменной больше новых слов, образованных с помощью суффиксов — в том числе и феминитивов.

Она же говорит, что на подсознательном уровне мы знаем, что слова мужского рода могут применяться и к женщине, но этот процесс различается для разных профессий — «опытная врач» совсем не то, что «бывшая губернатор». Ситуация остаётся переходной — так что делать строгие выводы пока рано.

По мнению Ирины Фуфаевой, многие укрепившиеся в языке и хорошо известные феминитивы звучат для носителей языка уничижительно, потому что вызывают волну ассоциаций, также связанных с неравенством: эйджизмом, лукизмом, фэтфобией. Лингвист считает, что многие выбирают отстроиться от феминитивов типа «кассирша» и «кондукторша», чтобы отстроиться и от ассоциации с людьми определённой внешности, возраста и происхождения.

Правда, это совсем не значит, что так будет со всеми феминитивами — образованные с помощью того же суффикса и более современные «барменша» и «геймерша» звучат гораздо более нейтрально. К тому же многое зависит от индивидуального восприятия: то, что одни будут считать уничижительным, для других может быть вполне нейтральным словом. И наоборот: в определённом контексте даже самый нейтральный феминитив может использоваться для унижения. Ирина Фуфаева отмечает в книге, что в СМИ часто используют феминитивы (даже не самые распространённые вроде «вице-премьерша»), когда цель заметки — критика.

Сегодня многие споры о феминитивах строятся в первую очередь вокруг профессий, но, конечно, к словам, обозначающим женщин, относятся не только они. Более того, в русском языке есть сферы, где феминитивы закрепились прочно и основательно и не вызывают вопросов даже у тех, кто не считает, что язык должен идти по пути гендерного равенства. Этих сфер, по мнению Ирины Фуфаевой, три: жительницы городов и других населённых пунктов («парижанка»), представительницы разных стран и народов («россиянка») и последовательницы религиозных течений («христианка»).

При этом похожий на эти примеры феминитив «авторка» у многих вызывает негативную реакцию — хотя, казалось бы, в чём здесь принципиальная разница. Ирина Фуфаева считает, что некоторые новые феминитивы могут звучать странно, поскольку нарушают привычное сочетание суффикса с основой. «Пионерка» звучит для нас естественно, так как ударение в слове «пионер» — на последний слог: для слов, оканчивающихся на ударные «-ор», «-ер», «-ар» привычны феминитивы с суффиксами «-ка» и «-ша». Исконно русские слова с безударным последним слогом оканчиваются на «-тель»,
«-ец», «-ник», «-щик», «-чик», и для них характерны феминитивы совсем с другими суффиксами: «-ница», «-ица», «-щица», «-чица» («учительница»). Заимствования с безударными «-ор» и «-ер» же связаны с суффиксом «-ша» («докторша») или «-иса» («редактриса»). Так что с точки зрения языка, то, что «докторка» и «редакторка» могут кому-то резать слух, вполне объяснимо. Что, конечно, не значит, что мы не сможем привыкнуть к «авторке».

Пожалуй, один из самых часто встречающихся аргументов, который используют обе стороны спора, хотя чаще — те, кто выступают за то, чтобы придумывать и чаще употреблять новые феминитивы, отказываясь от старых и даже устоявшихся форм. В этой логике «генеральша», «комендантша» и «капитанша» — не самостоятельные должности, а жёны генерала и капитана соответственно.

Ирина Фуфаева отмечает, что всё не так просто. Лингвисты предполагают, что суффикс «-ша» появился в петровскую эпоху. Он мог быть выделен из феминитивов, заимствованных из нижненемецкого языка (это несколько диалектов, распространённых на севере Германии, северо-востоке Нидерландов и Дании). Уже в нижненемецком языке суффикс мог обозначать не только жену, но и женщину по профессии — а когда перешёл в русский язык, сохранил это свойство. Ещё в начале его существования встречались феминитивы, обозначающие деятельность, а не только «принадлежность» мужчине: «докторша» или «директорша».

Более того, для наименования чьей-то жены могут использоваться любые суффиксы женскости — вспомните «княгиню», «царицу», «баронессу», «мельничиху». Так что считать, что суффикс «-ша» противоречит правам женщин, сегодня не стоит — он, как и другие, может создавать разные смыслы.