Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

Жизнь«Какая симпатичная — давай украдём»:
Как устроена кража невест

Почему женщин принуждают к браку

«Какая симпатичная — давай украдём»:
Как устроена кража невест — Жизнь на Wonderzine

Зимой на ютьюбе было опубликовано видео похищения девушки у входа в торговый центр во Владикавказе: три парня набрасывают на неё бурку и тащат к машине. По пути похититель два раза роняет жертву головой на асфальт. Видео вызвало бурную реакцию в социальных сетях: одни беспокоились о здоровье девушки, вторые винили в растущей популярности краж дорогие свадебные обряды, а третьи ставили подписи под петицией на имя главы республики с требованием запретить кражу невест и ввести уголовное наказание. В начале мая тема кражи невест вернулась в информационное пространство. Тогда в нескольких российских СМИ появились сообщения, что депутат заксобрания Ингушетии украл женщину для принуждения к браку. Сам он это отрицает и говорит, что женился по мусульманским традициям без регистрации в загсе.

На Северном Кавказе религиозные лидеры публично осуждают эту практику, в некоторых республиках за кражу невест введены штрафы. Но неясно, решило ли это проблему или она просто уходит в тень: точной статистики по количеству жертв нет, а тема остаётся малоисследованной. Мы решили разобраться, где кража невест всё ещё актуальна и почему эту насильственную практику до сих пор не удалось искоренить.

Текст: Лера Швец

От имитации к насилию


Чолпон из Бишкека не была знакома со своим похитителем, а он до момента кражи видел её пару раз. Он подстерёг девушку у подъезда, схватил и дотащил до машины. «Я не стала кричать или ругаться, — вспоминает Чолпон. — Просто спросила, куда и зачем мы едем. А они ответили: „Мы тебя украли“. Я объяснила, что меня на рынке ждёт сестра, и попросила предупредить её. Надеялась, она мне поможет. Я пообещала, что если они позвонят ей, то я буду ехать всю дорогу молча. В итоге они согласились».

Похитители повезли Чолпон в районный центр в двух часах от Бишкека. На полпути она захотела в туалет, и мужчины согласились остановиться у кафе на обочине. «В туалете я встретила апашку (пожилая женщина. — Прим. ред.) лет семидесяти. „Апашка, — говорю я ей. — меня украли. Можете, пожалуйста, позвонить моему брату и передать, куда меня везут?“ А у бабушки, оказывается, села зарядка телефона. Но она сказала, что запомнит номер брата. Я ей не сильно поверила, но, думаю, была не была, и продиктовала номер. Она предложила забрать меня прямо из кафе, но я отказалась. У ребят, которые меня украли, было три машины, парней десять. Они не стали бы слушать пожилых людей».

Когда мужчины довезли Чолпон до дома похитителя, на улице их уже ждала толпа людей — жители села. Чолпон рассказывает, что зашла в дом без скандала и прошла в комнату, где обычно сидят невесты. «Мне начали надевать платок (белый платок означает, что девушка соглашается стать невестой. — Прим. ред.). А я говорю: „Извините, давайте сперва договоримся. Я вас не знаю. Вашего сына тем более“. Моя семья тоже из небольшого посёлка, но у нас невест насильно не оставляют. Бывает, пробуют уговорить или разговаривают с родственниками. Но те, кто меня похитил, даже не стали звонить моим родителям», — рассказывает она.

Из всех стран постсоветского пространства в Кыргызстане о проблеме кражи невест говорят больше всего. Хотя официально в год там регистрируется менее ста краж женщин, ООН ссылается на статистику в 10 тысяч случаев в год. Общественный фонд «Открытая линия» в Бишкеке работает с проблемой кражи невест с 2009 года. Представители фонда разрабатывают материалы в помощь жертвам, снимают информационные ролики, сотрудничают с МВД и сопровождают девушек на судебных заседаниях. По словам руководителя фонда Мунары Бекназаровой, работа десять лет назад начиналась с документирования в регионах. Тогда считалось, что все кражи невест происходят по договорённости. Сотрудники фонда решили проверить, так ли это, и, проехав по стране, собрали и описали 293 истории. Большая часть из них оказались насильственными.

Мунара объясняет, что браки по договорённости в советское время  заключались так: «Если девушка и парень хотели пожениться, он говорил: „Будь готова к такому-то часу, я повезу тебя к родителям“. Это была имитация кражи с предварительного согласия невесты. Дома у жениха готовились, звали гостей, а девушка отправляла письмо родителям, что её украли, но она решила остаться». После распада СССР выросли безработица и криминал — это привело к возрождению насильственных практик. «Когда мы в 2009 году поехали по стране документировать случаи ала-качуу, мы встречали уже разное, — вспоминает Мунара. — Через Суусамырcкую долину едет много машин из Бишкека на юг, в город Ош. На перевале продают кумыс, бензин, еду. Машина остановилась заправиться, и два парня переговариваются друг с другом: „Смотри, какая симпатичная девушка. Давай украдём“. Она слышит их разговор, убегает в юрту, прячется под кровать. Они заходят вслед за ней, выволакивают её за волосы, сажают в машину и увозят. Для нас десять лет назад это стало шоком».

Подмена традиций


Светлана Анохина, шеф-редактор портала Daptar, тоже рассказывает, что в Дагестане проблема кражи невест усилилась в постсоветские годы. Традиционно в регионе кражи невест не были широко распространены и происходили в отдельно взятых сёлах, где эта практика считалась приемлемой. «В 90-е годы разгул бандитизма нужно было чем-то прикрыть— нельзя же просто сказать: я насильник и делаю что хочу. Поэтому насильственные практики оправдывались давними устоями, обрядами и заветами предков. Они отсылают нас к культуре, где мужчина — „отважный воин“ и „носитель мужских достоинств“. Конечно, туда хорошо вписывается похищение женщины. Несколько лет назад в Дагестан из Эстонии приехал местный представитель диаспоры. Он был с дочерью, чтобы показать ей благородную землю предков. А её украли. Папа невесты был достаточно обеспеченным человеком, это была кража по расчёту: зачем долго свататься, лучше украсть. Там деньги и положение — мальчик устроен» (студентка Аминат Махмудова в итоге была спасена от похитителей. — Прим. ред.).

Собеседницы Wonderzine говорят, что с целью экономии кражу по договорённости могут организовать жених и невеста. К примеру, Гаухар из Казахстана и её жених имитировали кражу после того, как родители отложили их свадьбу из-за нехватки денег: «В назначенный день я вышла из дома как будто в магазин, и мы уехали на машине к нему. Когда приехали, провели все необходимые обряды. Нас обручил мулла». «К сожалению, сегодня воровство невесты воспринимается как альтернатива пышной свадьбе, — размышляет координатор свадеб Мадина Макоева из Владикавказа в разговоре с журналистами Daptar. — Люди считают, что если они украдут свою избранницу, это будет им экономически выгодно. Но мы забываем, что традиционность свадебного осетинского обряда заключается не в ресторане на тысячу человек, а в том, что ты, согласно обычаям, забираешь девушку из отчего дома». С Мадиной соглашается филолог-осетиновед Тамерлан Камболов: «Сам осетинский язык даёт оценку этому обряду. Есть выражение [которое переводится как] „жениться или привести невесту по традиции, по обряду, по обычаю“. Соответственно, иначе, то есть похищением — это уже вне традиции».

Несколько лет назад в Дагестан из Эстонии приехал местный представитель диаспоры с дочерью. А её украли. Это была кража по расчёту: зачем долго свататься, лучше мы её украдём

По словам Светланы Анохиной, несмотря на то что духовные деятели ислама открыто порицают практику кражи невест, вера в обычаи в обществе сильна. Необходимость насильственных практик по-прежнему объясняют «традициями»: «Недавно мы с английским журналистом обсуждали тему кражи невест, и я предложила подойти к компании молодых людей и спросить их мнение. Один ответил, что всё пошло прахом и все забыли традиции». Раньше, объяснил он, если мужчина украл девушку и вступил с ней в связь, то она уже принадлежала ему. А теперь, возмущался молодой человек, она берёт и возвращается к родителям — и они её принимают обратно домой. «Я смотрела на него как на заговоривший рояль, — вспоминает в разговоре Светлана. — Мальчик выглядел очень современно, скорее как хипстер. У него хорошая речь, он хорошо одет, встретили мы его в тусовочном месте. Поэтому я предположить не могла, что в голове у него такая страшная каша. Он серьёзно говорил, что принять обратно дочь, которую украли и обесчестили, — это падение нравов. Оставить дочь в семье похитителя — это и есть поддержка традиций».

Закон и порядки


В 2013 году в Кыргызстане местные депутаты приняли законопроект по ужесточению уголовного наказания за кражу невест. Тогда фонд «Открытая линия» провёл кампанию в здании парламента. Руководитель фонда Мунара Бекназарова объясняет, что акция намеренно обращалась напрямую к депутатам. «К третьим решающим слушаниям мы подготовили письмо-обращение от реальной жертвы ала-качуу. В письме она рассказывает, что её украли и она сопротивлялась в течение десяти дней. В какой-то момент она замёрзла и попросила дать ей что-то тёплое. Ей дали халат бабушки, в кармане которого оказались лекарства от сахарного диабета — бабушка, видимо, положила их туда, чтобы не забыть выпить. Девушка выпила всю упаковку и впала в кому. Она говорит в письме: „Три месяца я была между жизнью и смертью, выжила, но теперь у меня инвалидность. А моего похитителя не привлекли к ответственности. Он женился и создал семью. А меня всего этого лишили. Я отдаю вам свой цветок невесты, он мне больше не пригодится. Прежде чем отклонить законопроект, подумайте, сколько таких цветков вы можете получить“. Письмо было зачитано в парламенте, и каждому депутату мы вручили цветок невесты. Они проголосовали за ужесточение уголовного наказания до десяти лет тюремного заключения».

Российским законодательством кражи невест специально не регулируются. Существует статья Уголовного кодекса о похищении человека, которая предполагает, что с похитителя снимается ответственность при добровольном освобождении жертвы, «если в его действиях не содержится иного состава преступления». В реальности получается, что женщина, принуждённая к браку, нередко не имеет никакой правовой защиты. По мнению ингушского богослова и телеведущего Ахмеда Тангиева, именно редкое обращение в органы и отсутствие дальнейшего уголовного наказания мешает окончательному искоренению этой насильственной практики. В интервью телеканалу «Дождь» он объясняет, что семьи часто решают вопрос без обращения в полицию: «Если человек украл, надо ему дать срок, пусть сидит. А по обычаям часто бывает так, что его просто прощают. Влиятельные люди просят семью простить его, решить вопрос мирно. И люди прощают».

Ввести законодательный запрет на кражу невест пытались в Ингушетии в 2017 году. Тогда местный парламент внёс в Госдуму законопроект об уголовном наказании за эту насильственную практику — но он был отклонён. Пока в республике введён штраф в 200 тысяч рублей. В соседней Чечне за кражу невесты также действует наказание в виде штрафа, но там он существенно выше — миллион рублей. Эту меру Рамзан Кадыров ввёл в 2010 году — а в 2016 году объявил, что практика в республике искоренена.

Ирина Костерина, гендерный исследователь и программный координатор Фонда имени Генриха Бёлля в России, говорит, что из-за штрафов в обеих республиках кражи стали встречаться гораздо реже. «Если девушка из влиятельной семьи, которая может вступить в конфликт с родственниками похитителя, девушку могут отдать без всяких последствий или похититель заплатит неформальный штраф её семье», — говорит она. При этом отследить статистику краж, по словам Костериной, тяжело. Ведь даже насильственные случаи, когда и девушка, и её родственники против, не обязательно регистрируются: кражи невест укоренены в местной культуре и полиция может не увидеть в этом состава преступления.

Из поколения в поколение


Кризисный центр «Сезим» в Бишкеке существует уже 21 год. Его история тесно переплетена с женским движением в Кыргызстане: сотрудники центра занимаются защитой от гендерного и семейного насилия и торговли людьми. «К нам обращаются женщины уже с последствиями ала-качуу. Это женщины в кризисе после семейного насилия, — объясняет Мээрим Кадыркулова, программный координатор центра. — Мы их принимаем в шелтере или в транзитно-социальном доме и потом обнаруживаем, что семья образовалась в результате кражи. То есть женщина была украдена, осталась, создала семью с похитителем и впоследствии стала жертвой домашнего насилия. Все, кто обращаются к нам в кризисный центр за помощью, — у всех после ала-качуу в итоге было домашнее насилие, физическое и психологическое».

«Долгие годы я жила между двух огней. Возвращаться к родителям было позором, они меня гнали назад, а жизнь в семье мужа сладкой не назовёшь, — вспоминает жительница Казахстана Акзер, которую украл друг её знакомого. — Каждый день в доме были крики, ссоры, свекровь и старшая сестра мужа не давали мне житья. Руку на меня поднимал и муж, и его родители, и апке (старшая сестра. — Прим. ред.)».

Основной причиной насильственных краж Мээрим Кадыркулова считает продолжающуюся установку на подчинённую позицию женщины. И традицию, по её мнению, поддерживают не только мужчины: «Женщины часто успокаивают украденную девушку тем, что их тоже когда-то похитили, но у них много детей и они счастливы. Они испытали насилие, но поддерживают эту практику сами и передают её в следующее поколение». По словам Мээрим, в Кыргызстане свекровь и другие женщины из семьи похитителя играют одну из ключевых ролей в этой насильственной практике: «Свекровь, тётушки, сестры — все они прямым образом участвуют в похищении. Мужчины привозят украденную девушку домой, но дальше участвуют женщины. Пока девушка не села в платке, считается, что она ещё не невеста. Платок символизирует, что девушка остаётся в доме и становится женой. Когда уговорами, а когда криками они надевают на неё этот платок. Это может длиться часами».

Украденная девушка ждала маму в надежде, что та заберёт её обратно домой. А мама передала через родственников, что стоит остаться: дом и семья хорошие, люди состоятельные и обещали оплатить учёбу

Чолпон, которую украли в Бишкеке и привезли в село в трёх часах от столицы, родственницы похитителя пытали шесть часов. «Сначала платок на меня пробовала надеть его мама. Насильно держали мою руку, но я не далась. Потом соседки попробовали и ещё какие-то родственники. Потом халат хотели надеть, держали мои руки с двух сторон и натянули его на меня. Я образованный человек, с дипломом, говорю им: „Я же не вещь, чтобы меня просто взять и отвезти домой“. Соседи начали возмущаться: „Не давайте ей говорить. Она должна послушаться“. Утром я не успела позавтракать. Я была голодная и хотела пить. Но у кыргызов есть обычай — если не собираешься оставаться в этом доме, то ничего не должен пробовать. Они мне предлагали еду, я говорила, что не хочу. Приносили воду, от неё я тоже отказалась. Я повторяла: „Сейчас современный мир, демократия. Сейчас каждый должен за свою судьбу бороться“. А мне в ответ женщины: „Мы все это прошли. Я так пришла в эту семью, и она тоже. И что? Нормально живём“. „А обо мне кто подумает?“ — спрашивала я в ответ», — рассказывает она.

По словам Мээрим Кадыркуловой, если девушка оказывает сильное сопротивление, самая старшая женщина ложится поперёк порога и говорит, что проклянёт, если та перешагнёт через неё. «Этот символический жест пугает многих девушек. Я знаю мало случаев, когда девушка смогла перешагнуть через пожилую женщину. Но если она всё же уйдёт, это будет иметь сильный резонанс в местном сообществе», — считает Кадыркулова. Мунара Бекназарова подтверждает, что девушек, которые не боятся проклятий, гораздо меньше, чем тех, что находятся под влиянием навязанных стереотипов: «Если живёшь в деревне, у тебя нет примеров, когда девушка осмелилась уйти от похитителя. Наоборот, ты видишь, что, как правило, девушки остаются с ним, всё село это поддерживает, идёт на свадьбу, несёт подарки и поздравляет похитителя как настоящего джигита, который „завоевал“ её».

Решающую роль часто играют родственники девушки: старшее поколение, как правило, не желает огласки и предлагает ей остаться. «Мои родители приехали только к обеду следующего дня. Когда они зашли в дом, мне сказали, что все в нашем селе уже знают о похищении. Если бы я вернулась домой, это был бы позор для моей семьи. Даже в будущем я не смогла бы выйти замуж из-за этого клейма, — вспоминает похищение Гульмира из Казахстана. — Ходили бы слухи, и семье будущего жениха это бы не понравилось. И я решила остаться, чтобы не позорить свою семью. Да, я испытывала давление, и это был большой стресс. Конечно, мне было страшно. Но я смирилась».

Мунара рассказывает о случае из Джалал-Абада: украденная девушка ждала маму в надежде, что та заберёт её обратно домой. А мама передала через родственников, что ей стоит остаться: дом и семья хорошие, люди состоятельные и обещали оплатить учёбу. «Девушка написала в социальной сети, что не может заставить себя остаться и что совершит суицид, если её не заберут. В итоге её подруги и активистки вышли на нас, а мы — на МВД. Дежурная оперативная группа забрала её от похитителя и привезла в участок. Следователь пригласил маму на допрос: „Девочка говорит, что не знает похитителя и не хочет с ним оставаться“. А мама отвечает, что это не так: дочь знала похитителя и сама к нему поехала», — рассказывает Мунара.

Девушка была шокирована тем, что мама дала ложные показания, она была растеряна и не понимала, куда идти. Некоторое время пожила у подруг, а потом фонд помог ей переехать в Бишкек — сначала её устроили в кризисный центр, а потом в социальный дом. «Она была в депрессии. До этого у неё был свой привычный круг, а так она выпала из социума, — объясняет Мунара. — Общество, в котором она жила, осуждает уход от похитителя. Она не может остаться с ними и принять их ценности, но одна тоже не привыкла жить. Обсуждая уход жертвы, важно помнить, что с одной стороны, на девушку давят стереотипы — ты должна молчать и не перечить старшим. C другой стороны, их не учили самостоятельной жизни. У нас мало кризисных центров, которые могли бы на долгое время принять девушек и помочь им с социализацией».

Встречаются и ситуации, когда обряд похищения сопровождается сексуальным насилием — и унижение тоже давит на женщин. Мунара Бекназарова объясняет, что похитители используют и стереотип, что девушка до замужества должна оставаться девственницей: «Многие мужчины думают, что если состоится брачная ночь, то девушка никуда не уйдёт. Считается, что у неё сразу поменяется статус и на ней, скорее всего, больше никто не женится. В нашей практике был такой случай. Девушка оканчивала пятый курс университета, когда её украл парень. Он сначала её изнасиловал, а потом уже привёз домой. Со словами „Теперь ты никуда не уйдёшь“ лёг спать. Девушка смогла сбежать и уехала в другой регион к сестре. Но всё время после насилия она себе говорила, что не имеет права выйти замуж за парня, который не был женат, потому что у неё самой теперь „разведённый“ статус. Она себя так запрограммировала и вышла замуж за вдовца с двумя детьми. Договорилась с ним, что будет смотреть за его детьми и исполнять домашнюю работу, а он никогда не напомнит ей, что взял её недевственницей. Он ей это пообещал, но она рассказывала нам, что в итоге упрёки были постоянные».

В отличие от других, история Чолпон закончилась хорошо. Под вечер, когда она уже думала, что придётся остаться с похитителем, в дом вошли сотрудники милиции и вывели её на улицу. «Никто ничего не сказал им поперёк. На улице не осталось ни одного парня, стояли только пожилые люди. Уже в машине по пути в участок мне рассказали, что бабушка, которую я встретила по дороге в кафе, запомнила номер моего брата и позвонила ему. Она записала все номера машин и сказала, в какой посёлок меня везут. Братья сразу же выехали за мной, а в местном отделении написали заявление о краже человека. Но я попросила, чтобы этих парней не сажали, а просто проучили, чтобы они знали, что так обращаться с человеком нельзя. Когда я возвращалась домой, я позвонила той бабушке и отблагодарила её. А мой похититель оказался знакомым моей двоюродной сестры, которая ждала меня на рынке. Она сказала ему мой домашний адрес. С тех пор я с ней не общаюсь. Его самого задержали и посадили в участок, но ненадолго. Он дал взятку, мне кажется, и вышел. После этой истории братья по очереди забирали меня с работы: я боялась мести за то, что не осталась в том доме и написала заявление. Если бы меня украл мой парень, наверное, семья спросила бы у меня, согласна ли я сама. А если это парень, которого я никогда не видела, то, конечно, они категорически против. Все мои братья вступали в брак как нормальные люди — общались, долго дружили и женились».

Рассказать друзьям
41 комментарийпожаловаться