ЖизньВечный булли: Меняются ли
с возрастом те,
кто травил других

Откуда берётся травля

Психологи Роберт Бэрон и Дебора Ричардсон (их книга «Агрессия» вышла в США в 1977 году) определяли агрессию как форму поведения, нацеленную на оскорбление или причинение вреда другому живому существу, не желающему подобного обращения. «Главное слово здесь „нацеленная“. То есть речь о преднамеренном причинении вреда, о насильственном действии», — объясняет Наталья Горлова, психолог развития, ведущая обучающих семинаров по школьному буллингу. Наталья не ставит знак равенства между агрессией и буллингом: агрессия, по её мнению, вбирает в себя абьюз, газлайтинг, виктимблейминг, физическое насилие и собственно буллинг, или травлю. Буллинг, напоминает эксперт, часто путают с абьюзом, но в отличие от абьюза (насилие во взрослой паре или семье, издевательства одного человека над другим), буллинг фиксируют именно в коллективах. Правда, психологи отмечают связь между этими понятиями: часто насилие с члена семьи переносится на коллег.

Профессор психологии Бергенского университета Дэн Ольвеус в книге «Bullying at School» уточняет, что буллинг — не разовое действие, а систематически повторяющееся поведение одного или нескольких человек по отношению к жертве. Ещё один известный скандинавский специалист Эрлинг Руланн в книге «Как остановить травлю в школе: Психология моббинга» добавляет, что здесь играет роль существенная разница в соотношении сил: жертва не в состоянии защитить себя ни физически, ни психологически. То есть конфликт между равными людьми считаться буллингом не будет.

Пётр говорит, что тоже выбирал жертву, неспособную дать отпор: «Так проще вывести из равновесия и получить реакцию. Я доставал и довольно крупных парней, старше и сильнее меня. Прощупывал, куда надо надавить, и бил по больному. Если понимал, что нарвусь на взбучку, то прекращал. Если сопротивление было слабым, продолжал».  

Причин травли в детском возрасте очень много. Психотерапевт, специалист по эмоциональной регуляции злости, доцент Международного университета Флориды и автор проекта «Стоп Насилие» Алёна Прихидько говорит, что прежде всего имеет значение домашняя обстановка. Часто ребёнок с помощью агрессии вымещает на одноклассниках злость на родных: например, ребёнка обижают дома, или из-за развода родителей у него нет возможности обсудить с ними, что происходит, получить поддержку. Через буллинг он даёт выход злости, которая в таких случаях — вторичная эмоция: под ней скрываются стыд, горе, тревога. «Такое выплёскивание агрессии вовне почти всегда свидетельствует о серьёзном эмоциональном дефиците заботы, добра и других положительных эмоций, — говорит Прихидько. — Часто ребёнок сам подвергается буллингу дома и переносит такое поведение в школу. Если ребёнка дома регулярно бьют, его лишают возможности регулировать свои эмоции. Тогда ребёнок перепроигрывает эту ситуацию». Среди агрессивных детей есть и те, кто живёт во внешне благополучных семьях и кому просто не хватает внимания родителей.

Именно так было в детстве Петра: по его словам, родители никогда не хвалили его за хорошее поведение или учёбу, воспринимая это как должное, зато регулярно наказывали. «За каждую двойку отец меня порол. Ненависти у меня к нему не было — был страх. И то только первое время: я прятал ремни, убегал из дома. Потом мне стало всё равно: не выпороли сегодня — завтра всё равно выпорют. Мама меня не защищала. Поскольку силы были не равны, видимо, я вымещал этот негатив на учителях и одноклассниках. Хочу отметить, что категорически не приемлю насилие в адрес детей, в том числе своих», — говорит Пётр.

«Жертва вынуждена реагировать. Пассивно реагирует — буллер обвиняет её в неготовности отвечать. Реагирует активно — буллер передёрнет смысл ответа», — объясняет психолог

Ещё одной причиной буллинга может быть конформизм, желание принадлежать к определённой группе. Когда друзья начинают буллить, сложно занять противоположную позицию: ребёнок боится нарушить правила и стать «плохим» членом группы. «К сожалению, многие родители сами поощряют проявление силы. Профеминистские мамы понимают, что мальчики тоже плачут, а папы хотят растить из них воинов», — говорит Прихидько. Наконец, у некоторых детей буллинг принимает форму «шуток». Если ребёнок не понимает, что такие «шутки» не безобидны и нарушают границы другого человека, или не может вовремя остановиться, они могут серьёзно ранить чувства другого.

Проявлять агрессию могут и мальчики, и девочки — но её формы из-за закреплённых социальных ролей обычно различаются. Девочки чаще прибегают к вербальному и косвенному буллингу: издёвки, сарказм, ирония, сплетни, битое стекло, подброшенное в пуанты. Мальчики чаще используют вербальные и открытые физические проявления агрессии: удары, пинки, тычки, захваты. Помимо этого, к буллингу относятся разные, не зависящие от гендера, формы психологического или эмоционального насилия (угрозы, запугивание, давление), а ещё изоляция или бойкот, когда человека вытесняют из группы, обрекают на одиночество. Наконец, сейчас всё чаще возникает кибербуллинг, то есть травля онлайн: сообщения, агрессивные комментарии к постам или фотографиям человека и многое другое.

«Во всех этих случаях человека „втягивают“ в роль жертвы с помощью провокации. Часто буллер обвиняет жертву в чём-то или указывает на её возможные „недостатки“ (суждения, внешность, одежду), воздействует физически или создаёт препятствия. Жертва вынуждена реагировать. Пассивно реагирует — буллер обвиняет её в неготовности отвечать. Реагирует активно — буллер передёрнет смысл ответа, а самого отвечающего объявит хамом или лжецом», — поясняет Наталья Горлова.

Когда булли взрослеют

Кажется логичным, что из агрессивного ребёнка вырастет такой же взрослый — но однозначно сказать об этом нельзя. Алёна Прихидько говорит, что не знает ни одного исследования, показывающего линейную эволюцию детей-буллеров в таких же взрослых: «Наоборот, я знаю примеры, когда люди вырастали, раскаивались и менялись».

Тем не менее есть данные, подтверждающие, что травля в детстве не проходит бесследно, причём для всех её участников: буллера, жертвы и даже наблюдателей. В Норвегии в 1998–2000 и 2012 годах проводилось исследование, в котором участвовали более 2700 человек. Сначала исследователи изучили поведение школьников — мальчиков и девочек — четырнадцати-пятнадцати лет. Затем испытуемых повторно протестировали, когда им исполнилось двадцать шесть — двадцать семь. Результаты показали, что по сравнению с людьми, у которых в детстве не было подобного травматичного опыта, большинству участников травли (и агрессорам, и жертвам) было сложнее найти работу и выстраивать комфортные отношения, они чаще употребляли психоактивные вещества, у них было больше проблем со здоровьем. Те, кто буллил других в школе, с большей вероятностью оказывались безработными и пользовались услугами социальной поддержки.

Другое исследование, проведённое британскими и американскими учёными, также показало, что буллинг отражается на всех его участниках. Повзрослевших булли с большей вероятностью увольняли с работы, в их взрослых отношениях чаще встречалось насилие, они чаще совершали правонарушения или демонстрировали опасное поведение, например злоупотребляли алкоголем, принимали наркотики, вступали в случайные связи. Но сильнее всего, по мнению учёных, буллинг отражался на тех детях, которые одновременно были жертвами буллинга и травили других: во взрослом возрасте они чаще сталкивались с проблемами со здоровьем, финансовыми трудностями и проблемами в отношениях — даже когда учёные учитывали другие факторы риска вроде трудностей в семье или особенностей психического здоровья. Конечно, сами по себе эти факты не говорят напрямую, что повзрослевшие булли остаются агрессивными — но можно однозначно сказать, что травля в детском возрасте совсем не безобидна.

Эксперты сходятся в том, что остановить агрессию можно, вовремя вмешавшись. «Любое поведение закрепляется, если оно человеку для чего-то нужно — или он не умеет по-другому решать проблемы. К сожалению, зачастую мамы и папы сами не знают, как справиться с гневом, могут только обозвать или ударить. Если вы замечаете, что начинает закрепляться негативное поведение, нужно подкреплять позитивное: награда лучше наказания», — уверена Алёна Прихидько.

«Взрослый» буллинг иногда принимает
не менее драматичные формы, чем детский. Жертвы признаются, что над ними назойливо и жестоко подшучивают коллеги, их просьбы игнорируют, их внешность
и привычки обсуждаются вслух

Это подтверждает Пётр: «Отец или мать по очереди, а иногда вместе, делали со мной уроки. Точнее, сидели и смотрели через плечо, как я пишу. Конечно, я делал ошибки. По многу раз переписывал слова „Домашняя работа“, например. Конечно, за ошибки меня наказывали. Угроза наказания или само наказание побуждали сделать ещё хуже. И уж точно не прекращать. Только недавно я понял, что перестал буллить в тот момент, когда родители перестали делать со мной уроки и перестали пороть. Просто увидели, что это бесполезно. Вместо этого они ввели систему поощрений — стали давать мне деньги за пятерки. Я стал лучше учиться. Они воспринимали это как должное, не хвалили ни разу. Но главной мотивацией стали не деньги, а то, что меня оставили в покое».  

Анна Корниенко, травма-терапевт, руководитель Центра по устранению последствий агрессии и насилия при МИГИП, настроена оптимистично. Она считает, что буллинг — это не приговор, а паттерн агрессивного поведения, который можно изменить: «Все члены нашей команды  в прошлом были агрессивными. Нам это не нравилось, и мы сами начали меняться, искать способы стать более уравновешенными».

Взрослый против взрослого

При этом важно, что буллинг встречается не только среди подростков и школьников, но и во взрослых коллективах. Европейский фонд улучшения условий жизни и труда (Eurofound) выяснил, что в 2010 году работников в странах Европы, сообщивших о случаях буллинга на рабочем месте, было в два раза больше тех, кто заявил о физическом насилии (4 % против 2 %). Эксперты организации говорят о нормализации разных форм насилия на работе: оно происходит так часто, что становится нормой жизни и даже формой взаимоотношений в рабочем коллективе.

«Взрослый» буллинг иногда принимает не менее драматичные формы, чем детский. Жертвы признаются, что над ними назойливо и жестоко подшучивают коллеги, их просьбы игнорируют, их внешность и привычки обсуждаются вслух, а бойкот или «исключение из коллектива» становится не метафорическим, а вполне реальным — например, неопытную сотрудницу одного из социальных учреждений заставляли делать работу, от которой остальные отказывались, а однажды просто заперли в комнате. Бывает, что жертву травли демонстративно не зовут на корпоративные праздники: «Меня перестали звать на дни рождения: пока все ели пиццу-пироги, я сидела в отделе одна», — рассказывает одна из пострадавших от буллинга. 

Нормализации насилия на работе способствует и то, как меняется процесс труда. За последние сорок лет появляется всё больше фрилансеров, временных сотрудников, которых приглашают на работу над разовым проектом. Исследования, проведённые в Японии, показали, что временные работники больше рискуют стать жертвами оскорблений со стороны начальства и коллег, чем постоянные сотрудники.

«Если человек считает, что буллинг —
это нормально и правильно, то мы не можем ему помочь. Все методики работают только для того, кто готов меняться»

Психолог-агрессолог из команды проекта Agressia.pro Екатерина Бирюкова объясняет, что регулировать подобные ситуации в коллективе взрослых можно, уделяя внимание взаимодействию коллег. «Буллинг может быть проявлением личности отдельного взрослого или следствием межличностной или профессиональной неудовлетворённости, конкуренции. Если сотрудник не может выражать эти эмоции, он срывается на других. А если у потенциального агрессора есть возможность открыто высказаться, то и у начальника и подчинённого появляется шанс решить проблему. Тогда конфликта не возникает».

Как и детский буллинг, взрослый нужно контролировать на разных уровнях: и «горизонтально», и «вертикально». Есть специальные антибуллинговые программы, направленные на то, чтобы изменить систему целиком. Роберт Бэрон и Дебора Ричардсон, которые разработали одну из них, настаивают, что единоличные усилия неэффективны: нужны не только действия отдельных сотрудников, но и чёткая позиция компании по поводу недопустимости буллинга. Для этого компании нужны кодексы этики организации, специальные мероприятия, создающие комфортную атмосферу.

Наталья Горлова много лет преподаёт в Сибирском федеральном университете будущим психологам: «У нас в профессиональном стандарте есть компетенция, которую мы должны сформировать к выпуску из вуза. По-моему, она как раз антибуллинговая. Называется „Способность работать в коллективе, толерантно воспринимая социальные, этнические, конфессиональные и культурные различия“. Именно эту способность важно формировать с помощью специальных антибуллинговых программ в школах и закладывать в корпоративные кодексы компаний». Кроме того, важно привлекать «третью сторону» — психолога или психотерапевта. Горлова рассказывает, что такие сотрудники уже встречается в штате крупных организаций: они помогают сотрудникам разобраться в себе и своей агрессии.

Рефлексия и помощь профессионалов

Чтобы начать работать над проблемой, надо её осознать. Пётр рассказывает, что начал сожалеть о том, как вёл себя в школе, довольно давно: «Я узнал, что пришлось пережить классной руководительнице после ухода из школы, и вообще узнал о её непростой жизненной ситуации, которая сильно усложнилась по моей вине. Увидел, как одноклассницу ударили ногой (я не принимал участия в этом эпизоде, но были другие). Мы с приятелем разбили нос однокласснику. Всё это заставило меня посмотреть на себя другими глазами. Я понял, что это уже слишком». 

Анна Корниенко считает, что даже если родители не объяснили ребёнку, что буллинг — это насилие, то, став взрослым, он сам может прийти к мысли, что так делать нельзя: «Главное — захотеть перестать агрессивно себя вести и найти то, что в этом поможет. А если человек считает, что буллинг — это нормально и правильно, то мы не можем ему помочь. Все методики работают только для того, кто готов меняться».

Для самостоятельной работы над своей агрессией Анна Корниенко предлагает задуматься о себе, а не только о жертве: «Мы не привыкли обращать внимание на себя — нас учили быть внимательными к другим. Поначалу это непривычно, но каждый может натренироваться такому вниманию. Забота о себе расслабляет, уходит напряжение. Мы перестаём считать мир агрессивно настроенным против нас и начинаем спокойнее общаться с другими».

Взрослые, участвовавшие в буллинге,
не всегда способны победить прежние привычки самостоятельно, даже если чувствуют, что хотят этого

Однозначного ответа на вопрос, меняются ли дети-булли, вырастая, нет, как минимум потому, что человек не робот и его нельзя запрограммировать раз и навсегда. И даже решение проблемы буллинга в детстве не гарантирует, что взрослый будет знать, как справляться с агрессивными эмоциями и не выплёскивать их на окружающих. 

Впрочем, помимо самоанализа психологи всё-таки советуют обращаться за профессиональной помощью. В процессе как минимум можно будет выявить первопричину агрессии, разобраться в ней и развить умение взаимодействовать с другими. К тому же взрослые, участвовавшие в буллинге, не всегда способны победить прежние привычки самостоятельно, даже если чувствуют, что хотят этого. «Проанализировав своё поведение, я стараюсь не поступать так, чтобы кому-то было плохо, — говорит Пётр. — Но за столько лет я втянулся, даже сейчас мне сложно себя контролировать. Приходится тратить много сил и времени на подбор формулировок, максимально лишённых обидного подтекста. Поэтому лучший способ — прекратить общение или свести его к минимуму. Самоизоляция и самоконтроль — всё, что мне доступно на данный момент», — говорит он.