ЖизньМужская депрессия:
Почему 2017-й обернулся для музыкантов трагедией

дмитрий куркин 

Утром 20 июля Честер Беннингтон был найден мёртвым у себя дома в Калифорнии. То, что вокалист Linkin Park и Stone Temple Pilots многие годы боролся с депрессией, помноженной на злоупотребление сильнодействующими веществами, не было секретом ни для его близких, ни для миллионов поклонников. И тем не менее за считанные часы до смерти мало что указывало на то, что он может просто пойти и покончить с собой. В видео, снятом за полтора дня до его самоубийства, музыкант смеётся. Меньше чем за неделю до того он снялся в юмористическом шоу Джеймса Кордена «Carpool Karaoke», участникам которого полагается излучать счастье. Вот только Честер не был счастлив. Он был давно и тяжело болен.

По одной из версий, к самоубийству Беннингтона могла подтолкнуть смерть его коллеги Криса Корнелла, случившаяся за два месяца до того. Лидер Soundgarden и Audioslave также страдал от депрессии, с которой пытался бороться медикаментозными средствами, а до того — тяжёлыми наркотиками; его нашли мёртвым в ванной комнате отеля. Версия не лишена здравого смысла: смерть своего кумира Честер действительно переживал, и в социальной психологии даже есть понятие «подражательных суицидов» (так называемый эффект Вертера). И всё же первопричиной обоих самоубийств скорее стоит считать затяжную депрессию — о ней оба музыканта неоднократно и подробно рассказывали и прямо — в интервью, — и иносказательно — в текстах песен.

О депрессии много и убедительно говорил и рэпер Lil Peep, умерший от передозировки в ноябре этого года. О депрессии же сообщал в своём предсмертном послании сестре вокалист K-pop-группы Ким Джон Хён, чьё недавнее самоубийство, увы, далеко не первое за историю корейского шоу-бизнеса, печально известного своими жестокими порядками. «Возможно, я не был предназначен для того, чтобы быть известным в этом мире. Именно это сломало мне жизнь», — писал Ким.

Эти смерти — микроскопическая часть той невидимой и пока проигрываемой войны, которую человечество ведёт с депрессией. 2017 год сделал её чуть более видимой, заодно напомнив нам, что у депрессии нет не только лица (как утверждал хештег памятного флешмоба, в котором участники публиковали свои фото, сделанные в периоды жесточайшей психологической подавленности), но и пола, возраста, статуса. Что это не «отговорка, придуманная нытиками, которые ничего не добились» — уж Корнелла с Беннингтоном точно не получится записать в разряд неудачников. И не приступ плохого настроения, преодолеть который можно, «просто встав с кровати и заставив себя радоваться новому дню!» (горькая ирония состоит в том, что поднять себя с кровати человек-то обычно и не может — в отсутствие других признаков это вернейший симптом депрессии).

Что важнее, 2017 год, с его многочисленными рассказами об опыте пережитой депрессии, предупредил нас о главной опасности болезни, которую очень трудно распознать как самому больному, так и окружающим. Депрессия — это тот слон в комнате, которого находящиеся в ней люди упорно стараются не замечать, надеясь, что слон как-нибудь сам уйдёт. И это только усугубляет ситуацию.

Не последнюю роль играют и гендерные предрассудки. Опубликованная в 2014 году статистика утверждает, что «главным убийцей» мужчин в возрасте от 20 до 49 лет в Британии оказывается суицид. Примерно три четверти покончивших с собой были мужчинами. Этот перекос говорит, разумеется, не о том, что женщины реже страдают от депрессии, а о том, что в современном обществе, где депрессия ещё не распознана как масштабная угроза (и это притом, что в той же Британии число самоубийств в 2012 году превысило число смертей в результате злокачественных опухолей или ишемической болезни сердца), мужчинам всё ещё запрещено «жаловаться на жизнь». И до тех пор, пока «сильный, молчаливый тип», который так любил Тони Сопрано, остаётся эталоном маскулинности, депрессия будет продолжать собирать жатву.

Романтический флёр «клуба 27», быстрого и яркого сгорания в атмосфере, давно изжил себя. Смерти Беннингтона или Lil Peep воспринимаются уже не как часть рок-н-ролльного образа жизни, а как истории несчастных людей, которым не удалось справиться с психологическим прессом. И они, конечно же, не были одиноки в своих проблемах: когда счёт таких смертей идёт на тысячи, становится особенно ясно, что в них нет ничего даже отдалённо героического. Нездоровая погоня за успехом, культ счастья напоказ наряду со страхом показаться уязвимым и слабым не просто разрушают современного человека — они в буквальном смысле убивают. 

Старые стигмы уходят медленно. Человечеству понадобилось много лет и много произведений искусства, от «Филадельфии» до «Далласского клуба покупателей», прежде чем свыкнуться с мыслью, что ВИЧ — не эксклюзивная зараза, посланная маргиналам в наказание за грехи. Что вирус не превращает человека в монстра, к которому нельзя подходить на пушечный выстрел. Что первый шаг к решению проблемы — это её признание, причём публичное, многократное и настойчивое. Что о ВИЧ-положительном диагнозе лучше сказать, чем умолчать.

Депрессия понемногу проходит тот же путь — в том числе и в поп-культуре, которая с этой темой работает всё чаще. Хочется верить, что 2017 год немного приблизил к пониманию того, что от депрессии не нужно отмахиваться как от приступов плохого настроения. Как не нужно шарахаться от тех, кто оказался в крайне подавленном состоянии, или пытаться лечить их кухонными советами вместо полноценной терапии. Что это и вправду проблема, которая может прямо или опосредованно коснуться каждого (только в России, по оценке генетиков, к депрессии предрасположены около 30 % жителей) — а значит, это наша общая беда.