ЖизньОдин день с первой
солисткой балета
От утренней разминки до вечернего спектакля
Работа балерины — одна из самых романтизированных, где высокое искусство и боль преодоления идут рука об руку. Первые ассоциации с ней — забинтованные ноги, бесконечные репетиции, строгая диета и вместе с тем наряды невозможной красоты и нечеловеческая грация. Всё это вместе создает портрет не очень земного существа и потому вызывает еще больше вопросов, смешанных с восхищением. Чтобы их разрешить, мы провели целый день с солисткой Московского академического музыкального театра
им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко, а также исполнительницей главной роли в балете «Золушка» Валерией Мухановой.
Маша Ворслав
Служебный вход в Московский академический музыкальный театр имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко (МАМТ) находится в узкой улочке, которая выходит на Большую Дмитровку. Дальше всё сложнее: после пропускного пункта можно ткнуться в лифт без намека на навигацию или выйти на лестницу, которой линейность маршрута вообще не свойственна. К счастью, в лифте мне повезло встретить статного и убийственно спокойного мужчину, подсказавшего, что балетные размещаются на пятом этаже. С этого момента я непроизвольно вытягиваюсь по струнке: к концу дня мне захочется ходить так всегда, а в идеале — вернуться на пятнадцать лет назад и не забрасывать кружок танцев.
Пятый этаж, как и любой другой в здании, представляет собой короткий коридор с множеством ответвлений в конце, которые каким-то образом пронизывают здание. Здесь расположены женская и мужская раздевалки, репетиционные залы и огромный цех для подготовки декораций. Валерия быстро проводит нас по нему, с сожалением отмечая, что балет надеялся урвать этот светлый зал для репетиций, но теперь тут вырезают из пенопласта, клеят и шьют всё то, что зритель видит из зала.
Лера, как она просит себя называть, работает в МАМТ семь лет — она пришла сюда сразу после академии Натальи Нестеровой, в которой проучилась, как и обычные школьники, 11 лет. Танцы пришли в ее жизнь раньше балета: в пять лет родители превентивно отдали ее в студию, чтобы девочка не тратила времени на дурные компании. «У меня в семье никто не танцует, так что сначала родители подумывали о художественной или спортивной гимнастике, но потом остановились на чём-то среднем», — делится девушка. Там педагоги разглядели талант и посоветовали родителям отдать ребенка в балет. Можно сказать, карьера балерины началась с 7 лет: пока сверстники уделяли учебе 5–6 часов в день, будущие балерины проводили в академии большую часть дня, перемежая уроки математики и русского с утренними и дневными репетициями.
В пять лет родители отдали ее в студию, чтобы девочка
не тратила времени на дурные компании
«Несмотря на то, что я обучалась в специализированном заведении, мои балетные перспективы никто из семьи серьезно не воспринимал, пока я не перешла в театр. Это не удивительно, потому что из всех моих одноклассниц, кажется, я одна стала балериной. Не потому что остальные были не способны. Моя хорошая подруга с идеальными данными выпустилась и решила вместо карьеры строить семью, так что сейчас она мама прекрасных детей», — рассказывает Лера.
Невозможно не задать вопрос о карьере после родов — такое серьезное и длительное испытание, как беременность, казалось бы, не должно пройти бесследно для организма, которому всегда нужно быть крепким и гибким. Лера отвечает, что, конечно, большинство артисток возвращается в театр, а беременность не означает конца карьеры: «Всё зависит от организма, его способности к регенерации и желания. Но мне кажется, реальную жизнь и театр трудно совместить: мы все сюда попадаем сразу после учебы, проводим много времени вместе и постоянно учимся. Никто не задумывается о возрасте тех людей, с которыми общается, и из-за этого кажется, что время в театре течет по-особенному, это влияет на тебя и придает характеру некоторую инфантильность».
Легкомысленной, впрочем, работу балерины не назовешь. Каждый день в 11 утра начинается экзерсис, то есть разминка всех мышц. Она длится чуть больше часа, а потом, как правило, у артистов начинаются репетиции текущего репертуара. Бывает так, что балерина не занята в ближайших спектаклях и у нее много свободного времени после утренней тренировки. Им каждый распоряжается по-своему, чаще все репетируют самостоятельно, но руководство театра вправе отпустить артиста на сторонние спектакли или гастроли — так он сможет заработать опыт, деньги и не проводить время впустую.
«У нас требовательная работа, она, как говорила моя преподавательница в академии, не терпит конкуренции ни с чем. Это действительно так: режим дня полностью подчинен тренировкам, так что по-настоящему устать можно еще утром после серьезной репетиции. А выходные у нас бывают во вторник, так что провести время с небалетными друзьями в субботу тоже трудно. Но иногда, конечно, нужно и отдыхать. При моральной усталости мне помогает на день абстрагироваться от балета, за это время получается перезагрузиться. Я люблю рисовать и сейчас часто срисовываю — времени пока хватает только на самостоятельное обучение».
На вопрос, не чревато ли оставлять тренировки на целый день, Лера отвечает, что нужно слушать свое тело и давать ему отдых, если требуется. Когда она только пришла в театр, то, как и любая начинающая балерина, опиралась на помощь тренера: те не указывают, но делятся бо́льшим опытом, которого пока не хватает юному артисту. Педагогов в МАМТ немного: пять женщин и трое мужчин на более чем 100 солистов и артистов балета. Причем мужчины тренируют мужчин, женщины — женщин. «Мужской и женский танец различаются. У парней больше прыжков и силовых элементов, потому что они не танцуют на пуантах, а девушки, я бы сказала, ювелирничают. Нам важны руки, пластика стоп, и вообще мы больше про нюансы», — объясняет Лера.
В день перед выступлением она занимается немного: генеральная репетиция, на которой прогоняли весь спектакль, прошла вчера, а сегодня надо постараться накопить силы. На короткую репетицию после экзерсиса приходит дирижер спектакля и вместе с несколькими артистами прогоняет трудные для них моменты. Кое-что солисты просят играть побыстрее, другое — медленнее. «Да, конечно, правильнее было бы танцевать в том темпе, в котором написана партитура, но иногда она слишком сложна для движения. Балет — это искусство, конечно, но здорово, что все мы люди и можем договариваться», — разъясняет Лера после отрепетированной «вертушки».
Мужской и женский танец различаются.
У парней больше прыжков и силовых элементов, а девушки ювелирничают
На следующий день мы встречаемся за три часа до концерта — этого времени хватает, чтобы нанести макияж, сделать прическу и отрепетировать прямо на сцене самое сложное. К этому моменту Лера уже разогрелась. На ней теплая одежда и смешные чуни, которые носят все солисты после утренних репетиций, отчего коридоры наполняются милым шарканьем. Одежда позволяет мышцам не остыть до начала спектакля, так что в гримерный зал Лера направляется в трениках и жилетке.
Комната, где наводят красоту, похожа на рядовую парикмахерскую рубежа нулевых: теплый свет, ряды кресел напротив зеркал и тонны косметики и париков. На весь театр работает несколько гримеров и парикмахеров, все — женщины разных возрастов и, видимо, увлечений. На один макияж и прическу уходит примерно по часу, работы много, так что поговорить мастерам удается только с балеринами. Отовсюду доносится small talk: «Спрашивает у меня, разве мне можно тортик. Да я ем больше, чем моя мама, конечно, можно». Обсуждают костюмы.
В парикмахерском кресле Лера достает косметичку с шиньоном — он сегодня не понадобится — и разглядывает коробку со сверкающими шпильками и тиарами. Корону выбирают минут пятнадцать: «Не хочу как елка». Нужно, чтобы тиара была красивой, но не слишком богатой и сочеталась с заколкой, которая придерживает прическу сзади. После того как волосы начесаны, забраны в гладкий пучок, а боковые пряди завиты в букли, Лера садится к гримеру. Макияж делают быстрее: видно, что для определенных ролей он более-менее одинаков. Золушке не надо, как феям, выбеливать лицо и рисовать его заново, так что визажист быстро рисует черные угловатые смоки, привычным движением отмеряет от полуметровой ленты накладных ресниц необходимые сантиметры и подчеркивает брови. Начало седьмого, у Леры как раз остается время, чтобы прогнать кое-что прямо на сцене.
Задворки сцены огромные, гулкие и, кажется, уходят ввысь в никуда. Тут уже полутемно, потому что электрики настраивают свет: только за кулисами становится понятно, как сложны все световые схемы, которые во время спектакля воспринимаются как то, что само собой разумеется. Павлин, шахматные фигуры, витые кареты — в сумерках декорации, которые тут расставлены, выглядят еще величественнее. Кроме них здесь же разложен реквизит вроде вееров, который понадобится солистам, и установлен поддон с канифолью, в который периодически опускают пуанты и чешки начинающие прибывать артисты. Почти все уже в костюмах и в трениках поверх них, громкоговоритель угрожает, что спектакль не начнется, пока макияж не будет полностью готов (невидимый голос обращается при этом почему-то к мужчинам).
Постепенно кулисы наполняются щебетом и суетой: девушки с закрытыми вуалью лицами репетируют поступь, сверкающая с ног до головы фея бухается на свободный кусок пола и начинает неестественно выгибать ноги, дирижер, на этот раз в лаковых туфлях и костюме, чмокается с солистками и с кем-то беседует. Периодически кто-то подбегает к будке звукорежиссера и запускает руку в пакет с орешками. Звукорежиссер с приближением семи часов всё больше командует и даже на кого-то справедливо ругается: «Сережа, на таких спектаклях надо ставить табличку для особо тупых, что там ходить нельзя». Через пять минут после семи наконец срабатывает: первые солистки быстро выходят на сцену, мелкая суета успокаивается, пока они не вернутся, шумно дыша. За ними уходят и возвращаются другие партии артистов, и так несколько часов с перерывом на короткий антракт.
Зазор меж декорациями, откуда смотришь на всё действие, периодически ослепляют прожекторы и отблески платьев, и мимо проскакивают люди, одетые совсем не как маглы. Здесь слышатся кулуарные разговоры, несмешные шутки и жалобы, и в этот момент понимаешь, что несмотря на свою недоступность, артисты балета — живые люди, которые просто очень много работают. Они тоже сомневаются, переживают и боятся, но трудятся так усердно, что для многих человеческих слабостей часто не остается ни места в их голове, ни времени. И именно это всегда будет дистанцировать их от всех остальных и придавать балету тот флер, за которым зрители приходят в театр.
Визажист привычным движением отмеряет от полуметровой ленты накладных ресниц необходимые сантиметры
Фотографии: Егор Слизяк