МнениеСпоры о белом пальто: Кто в России виноват и что делать
Новая дискуссия о коллективной ответственности
В 1964 году, спустя почти 20 лет после падения третьего Рейха, после завершения в Израиле процесса над Адольфом Эйхманом, одним из организаторов истребления евреев в нацистской Германии (он был казнён), исследовательница тоталитаризма Ханна Арендт, присутствовавшая на процессе в качестве корреспондентки «Нью-Йоркера», пишет в эссе «Личная ответственность при диктатуре» о проблематизации коллективной вины — по её мнению, признание коллективной вины в послевоенной Германии поспособствовало обелению тех, кто действительно был виновен: там, где виноваты все, не виновен никто.
Текст: Ирина Карпова
В моменте, который российское общество переживает сейчас, рассуждения об ответственности и вине, как личной, так и коллективной, неизбежны. По утверждению Сергея Довлатова, четыре миллиона доносов написал не один человек в кителе и с трубкой, это сделали «простые советские люди». В следующей фразе Довлатов объясняет: нет, считать русских людей нацией стукачей и доносчиков не надо, просто так «сказались тенденции исторического момента». Но из письма издателю, в котором Довлатов, работавший надзирателем в колонии, рассуждает об относительности добра и зла, коллективная память сохранила именно фразу о четырёх миллионах доносов.
По логике Арендт, в этом коротком фрагменте Довлатов размывает вину, перечисляя в одном предложении фамилии организаторов террора, чьи преступления конкретны и известны, с некой аморфной четырёхмиллионной массой стукачей. Довлатов приводит факт, советские люди писали доносы на других советских людей, и этому есть множественные документальные подтверждения, но в отличие от Арендт он не рефлексирует, но констатирует. Ставшая крылатой фраза из книги «Зона. Записки надзирателя» — это сгусток желчи. Несмотря на вялое оправдание, Довлатов обвиняет — обвиняет «простых советских людей» в том, что они соучаствовали злу.
Даже если вынести за скобки тот факт, что массовое доносительство в СССР оказалось мифом, не подтверждённым архивами Большого террора, фрагмент из «Зоны» оставляет тяжёлое послевкусие. Всё дело в этом зыбком и одновременно саркастическом определении «простых советских людей». Дело в том, что сам Довлатов не был простым, и из сегодняшнего времени можно, пожалуй, сказать, что и советским он тоже не был. В советское время высказывание Довлатова — вызов и пощёчина, но из 2022 года оно же — это взгляд свысока, взгляд писателя, сына театрального режиссёра, представителя ленинградской богемы, хлёсткая формулировка Довлатова рисует рядового безликого обывателя, сексоты (сокращённо от «секретный сотрудник») в кругах творческой и научной интеллигенции остаются за её бортом. Высказывание Довлатова очерчивает круг вины совершенно определённым образом.
Рассуждения авторов не просто рефлексия коллективной вины, но личное моральное суждение, и сердцевина этого суждения содержит важное послание. Оно важнее неудачных формулировок и пульсирующих эмоций
Ханна Арендт пишет: «Нет такого явления, как коллективная вина или коллективная невиновность; вина и невиновность имеют смысл только в отношении отдельной личности».
Именно для этого — чтобы не размывалась вина тех, кто непосредственно участвует в преступлении, важно рефлексировать над разными определениями коллективной вины, а их в последнее время появилось предостаточно.
Самым заметным стала колонка Ильи Красильщика, в разное время бывшего главным редактором журнала «Афиша», издателем «Медузы» и руководителем «Яндекс.Лавки», в рубрике «Мнение» на сайте «Нью-Йорк Таймс» (версию на русском опубликовал «Холод»). После 24 февраля Красильщик уехал из России. На днях он написал в твиттере, что его банковские счета арестованы, а ещё раньше он был объявлен в розыск. Колонка Красильщика вызвала большой резонанс и негодование в российском интернет-пространстве. «Мы провалились как нация» — вот её основной посыл. Многих возмутило, что жест признания коллективной вины и высказывания от лица нации были сделаны из-за границы. Но мне кажется, фигура Красильщика и сам факт высказывания заслонили содержание колонки. Колонка Ильи Красильщика — это послание западному миру и той части российского общества, которая может прочитать его в оригинале — на английском языке. Меня в колонке Красильщика раздражило именно то, что обращение от лица российского народа сделано на английском и в американской прессе, но потом я поняла, адресат этого послания не условная жительница РФ, а условная читательница «Нью-Йорк Таймс». Красильщик говорит: мы не варвары, мы все понимаем, это трагедия и преступление. Это очень важные слова, колонка вышла 16 марта, и, по сути, это не коллективное обвинение, а коллективное оправдание — от имени народа Красильщик пишет, «мы не хотели этого». Мнение Красильщика пристрастно и необъективно, как и всякий наполеоновский жест (в том же эссе Арендт приводит слова Наполеона, взявшего на себя ответственность за всё, что происходило во Франции со времён Людовика Святого), но определение коллективной вины, очерчиваемое им, включает и его самого. Более того, из текста становится понятно, что «мы» Красильщика — это вполне определённая группа людей, куда он относит и себя тоже. Русская мечта этого «мы» — «Leave me alone», чтобы государство оставило их в покое. Я думаю, очень многие испытывают то же жгучее желание, но далеко не все в РФ могут сформулировать его на английском. Красильщик обращается к так называемому креативному классу и говорит прежде всего от его имени. Плохо или нет, но в своё эмоционально заряженное антивоенное высказывание Красильщик притянул всех: бюджетников, пенсионеров, предпринимателей вне креативного класса больших городов.
Анна Наринская, публицистка и литературный критик, после 24 февраля создала мем «в очереди за устрицами» — она писала у себя в фейсбуке и в колонке для нового медиа Ильи Красильщика о том, как Москва переживает весну, а потом лето 2022-го. Предсказуемо, комментаторы бурно прореагировали на это высказывание, обвинив публицистку в высокомерии и выступлении в жанре «вы неправильно скорбите». Наринская пишет о том, что летняя праздная «нормальная» жизнь московских веранд идёт своим чередом, в очереди за устрицами как-то не поговоришь о военных преступлениях, и она, являясь её частью, вынуждена выступать в роли раздражённого персонажа. Она описывает встречу с бездомным, который ради 100 рублей подаяния готов сорвать с себя георгиевскую ленту. На мой взгляд, это ситуация, симметричная вышеописанной с колонкой Красильщика. Наринская обращается к совершенно определённой страте и, да, деликатно, но стыдит их — людей, кто может позволить себе устрицы на московских верандах не в качестве баловства, стыдит в том, что считает их рефлексию и отклик недостаточными. И пусть для кого-то раздражающий и высокомерный, но это верный призыв. Но поскольку в формулировках у Анны Наринской всплывают не только морепродукты, но и московский средний класс — оскорбиться её колонкой может каждый, даже тот, кто никогда не стоял в очереди за устрицами. Портрет бездомного и реплика, в которой сравниваются Москва и регионы — не в пользу последних, вызвали наибольшее раздражение, хотя авторка явно описывает случай из жизни и не имеет цели демонизировать беспринципного обладателя георгиевской ленточки. Наринская оказывается в ловушке своего происхождения, она представительница творческой богемы, и неосторожная реплика из её уст, что в Москве в отличие от регионов все прекрасно знают английский язык и не смотрят телевизор, имеет эффект стрелы, смазанной ядом. И Наринская сама расставляет эту ловушку не очень аккуратными формулировками, перебивая свой антивоенный призыв.
В интервью на ютьюб-канале «Популярная политика» писатель и журналист Дмитрий Быков высказал мнение, что «внутри пустых людей зло очень легко вьёт себе гнёзда», а современная Россия не то чтобы состоит из таких людей с пустотой, но их тут очень много. Если Красильщик принимал вину за происходящее на себя, но вместе с креативным классом, замаскированным под народ, Анна Наринская уже стояла немного в стороне, но всё-таки ещё на веранде с московским средним классом, то Дмитрий Быков уже чётко отодвигает границу вины от себя (и — вспомним Арендт — имеет на это полное право): пустые российские люди свили внутри себя гнёзда зла. Быков цитирует «Смерть Вазир-Мухтара» Юрия Тынянова: «…росли его богатства и росли пустоты его тела». Тынянов пишет так о евнухе, и Быков использует этот образ: Россия — страна духовно кастрированных людей. Это сугубо провокационное заявление, но Быков расшифровывает его, так он говорит о людях, не умеющих сопротивляться, то есть о выученной беспомощности. И в месте, где могло бы быть размышление о том, как эта самая беспомощность стала болезнью нашего общества и кого она коснулась в первую очередь, Дмитрий Быков может предложить слушателям и зрителям только обвинение. На вопрос, чем же заполнить пустоту, Быков в качестве вариантов предлагает любовь, коллекционирование спичечных коробков, чтение, культуру и творчество. Но здесь мы найдём противоречие: множество деятелей культуры, включая, например, директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, поддержали начало и ведение «специальной военной операции» в Украине.
Я привела только три рассуждения о том, кто виноват в том, что случилось 24 февраля. На мой взгляд, в каждом из них есть здравое рациональное зерно, даже в огульном мнении Дмитрии Быкова: их авторы выступают против военной агрессии и призывают к рефлексии. Возможно, формулируя коллективную ответственность, всем нам стоит тщательнее выбирать слова. Но то, как рассуждают Красильщик, Наринская и Быков, в текущей ситуации, когда такое мнение может принести им неприятности, не просто рефлексия коллективной вины, но личное моральное суждение, и сердцевина этого суждения содержит важное послание. Оно важнее неудачных формулировок и пульсирующих эмоций.
ФОТОГРАФИИ: svitlini — stock.adobe.com
