МнениеПочему никакой закон
о «гей-пропаганде»
не запретит говорить
о проблемах ЛГБТК-людей
Спойлер: потому что это невозможно
«Страшно, очень страшно. Мы не знаем, что это такое. Если бы мы знали, что это такое, но мы не знаем, что это такое», — так, словами из мема, можно описать впечатления от череды законопроектов, которые в очередной раз предлагают «запретить гей-пропаганду». Их формулировки снова очень расплывчатые, через запятую депутаты ставят то «идеологию чайлдфри», то педофилию. Ужесточают закон на предельно высоком в новейшей истории России уровне ненависти к украинцам, жителям стран ЕС и НАТО, «пятой колонне» и вообще всем, чья позиция хоть сколько-нибудь отличается от прогосударственной. Чтобы этот котёл ненависти не остывал, российская власть усиленно сыплет в него старые-новые ингредиенты и снова выбирает своей целью и без того уязвимую группу — ЛГБТК-людей.
Политолог Екатерина Шульман, ЛГБТК-активист Игорь Кочетков (Минюст считает их иноагентами. — Прим. ред.), журналистка Фарида Рустамова и другие эксперты полагают, что прямо сейчас предложение депутатов от КПРФ и «СР» не станет законом. «Это всё предчувствия какой-то другой инициативы, которая будет внесена, будет подписана другими совершенно людьми. И вот её-то Дума осенью жизнерадостно и примет», — рассказывает Шульман. Однако об ужесточении ответственности за так называемую «пропаганду» говорит спикер Госдумы Вячеслав Володин, и это знак, что новый гомофобный закон — просто вопрос времени.
Ужесточение ответственности за «гей-пропаганду», вероятно, преследует две цели. Первую власти декларируют: не допустить распространение информации о том, что гетеросексуальность — не единственная нормальная форма сексуальности (так же, как и цисгендерность — не единственная нормальная гендерная идентичность). Вторая плохо прячется за казёнными формулировками: гомофобный законопроект — довольно чёткий призыв лояльной части гетеросексуального и цисгендерного истеблишмента включаться в борьбу за моральный облик страны. Первая в этом смысле не так страшна, как вторая: запретить контент всё равно не получится, а вот поставить под угрозу ЛГБТК-людей — более чем реальная перспектива.
антон данилов
Гомофобная политика на регулярной основе — причём не от маргинальных депутатов, то и дело выступающих с ксенофобными заявлениями, а на самом высоком уровне — вернулась весной 2020 года, когда Россию в разгар пандемии активно готовили к голосованию по поправкам в Конституции. Политтехнологи придумали тогда много разных красивых завлекалок вроде «сохранения русского языка» или «памяти предков», однако главная цель обновления основного закона была ясна тогда и не менее ясна сегодня: обеспечить Путину возможность избираться и после 2024 года, когда закончится его четвёртый срок.
Одним из таких отвлекающих манёвров в новой Конституции было определение брака как «союза мужчины и женщины» — и это при том, что аналогичная формулировка уже есть в Семейном кодексе. Те, кто вынесли её на уровень Конституции, хотели продемонстрировать высший уровень заботы о «семейных ценностях» — и, заодно, лишний раз напугать гей-браками гомофобную часть аудитории. Логика законотворцев была простой: менять Конституцию сложно, это якобы и позволит сохранить Россию без «родителя номер один» и «родителя номер два». Поправки в итоге приняли ценой «самого нечестного голосования в новейшей истории России», как тогда говорил Сергей Шпилькин.
История повторилась через год, когда Владимир Путин выступал на Валдае: президент назвал «фантасмагорией» разговор о гендерном равенстве и смешал в одну кучу и инклюзивную лексику по отношению к гомосексуальным союзам, и возможность совершать трансгендерный переход. В декабре он комментировал возможность трансгендерных спортсменок соревноваться с цисгендерными, а в марте — уже после начала войны — говорил о «так называемых гендерных свободах». По словам источников «Медузы» (Минюст считает издание иноагентом. — Прим. ред.), Владимиру Путину искренне нравится «тема защиты „традиционных ценостей“, особенно в противопоставлении с Западом» — вероятно, и спикер Госдумы Володин, и другие депутаты хорошо улавливают эманации начальника и делают то, что ему по душе.
Владимиру Путину искренне нравится «тема защиты „традиционных ценостей“, особенно
в противопоставлении с Западом» — вероятно, и спикер Госдумы Володин, и другие депутаты хорошо улавливают эманации начальника и делают то, что ему по душе
Мало сомнений, что осенью, когда закончится отпуск, депутаты подготовят финальный вариант запрета «нетрадиционных ценностей» и за него же проголосуют. Так же мало сомнений в том, что именно он будет запрещать — распространение информации в интернете, показ «нетрадиционных» фильмов и сериалов, публикация «запрещённой» литературы. Однако эффективным такой запрет вряд ли будет, а информация о сексуальной или гендерной идентичности не исчезнет в один момент. С начала войны российские власти усилили прессинг на независимые издания, но те не только не исчезли, но и продолжили эффективную работу. После 24 февраля запустилось не одно оппозиционное медиа, которые рассказывают правду о событиях в Украине, иногда — анонимно. Вероятно, то же самое произойдёт с ЛГБТК-повесткой: материалы, в которых так или иначе освещаются важные темы для ЛГБТК-людей, будут появляться и в будущем. По-партизански, но всё-таки будут.
Этот запрет не будет эффективным с точки зрения разницы ценностей тех, кто принимает закон, и тех, против кого он направлен. Системная оппозиция в России давно неотличима от партии власти, и последняя попытка протолкнуть гомофобный запрет это хорошо показывает: его предлагали три депутата от КПРФ, два — от «Справедливой России», и один — от ЛДПР. Неотличимы «оппозиционные» партии и друг от друга даже при формальной разнице. Поэтому невозможно сказать, чем ценности представителя «Единой России» отличаются от члена условной партии ЛДПР: и те, и другие часто голосуют идентично даже по самым спорным вопросам. За что именно выступают эти люди? Не будет большим преувеличением сказать, что главная их ценность — это сохранение власти ради власти, которая (при должном уровне лояльности) гарантирует безбедное существование даже в самое турбулентное время. Не будет преувеличением и мысль, что депутаты Госдумы придерживаются материалистических ценностей, что косвенно подтверждают многочисленные расследования коррупции и незаконного обогащения в депутатской среде. «Защита семейных ценностей» для них — всего лишь ещё одно популярное клише, ширма, которую можно показать избирателям, не показывая, что за этой ширмой находится.
Совсем другое дело — это ЛГБТК-активисты: для них борьба с гомофобией — не всегда вопрос выживания, но всегда важная часть жизни; остро чувствуя несправедливость, эти люди не готовы поступиться идеями и принципами, а гомофобные запреты совершенно точно не способствуют остановке их борьбы. Закон хочет напугать ЛГБТК-людей, показать им, что никакой разговор об инаковости в России сегодня невозможен. Но депутаты, которые за него проголосуют, не понимают важного: неравнодушным ЛГБТК-людям — в силу существующих дискриминаций — часто нечего терять, кроме себя и своих убеждений. Это идейные, увлечённые люди, которые знают, о чём говорят и что делают. Они привыкли выживать — кто-то метафорически, а кто-то буквально. Они будут продолжать активизм, и иногда ценой штрафов, арестов, угроз и избиений.
Довольно сложно представить и работающий запрет в сфере культуры. С одной стороны, за годы существования закона о «запрете гей-пропаганды», мы так и не узнали, что именно можно назвать пропагандой, а что — нет; какие ценности можно назвать традиционными, а какие — нельзя, и так далее. При этом в России (до начала войны) выходили фильмы с открыто гомосексуальными сюжетами, печатались книги, в которых прямо рассказывалось о пресловутых «нетрадиционных» отношениях. После 24 февраля россияне лишились многих возможностей потреблять контент легально, что тоже ставит под вопрос работу гомофобный нормы. Какое кино запрещать, если оно попросту не доходит до России? Профинансированное «Фондом кино» или Минкультом? Но они и так не экранизировали гомосексуальные сюжеты. Новые релизы Netflix, HBO или других стриминговых гигантов будут скачиваться с торрентов, нравится ли это кому-то или нет. Россия всё ещё не отрезана от глобального интернета, и спрятать от россиян «деструктивный контент» в нём может быть посложнее, чем шило в мешке.
Россия всё ещё не отрезана
от глобального интернета, и спрятать
от россиян «деструктивный контент»
в нём может быть посложнее, чем шило
в мешке
Россия остаётся страной, опасной для ЛГБТК-людей — в актуальном рейтинге ILGA Rainbow Index, который отслеживает соблюдение прав ЛГБТК-людей в странах Европы, РФ заняла 46 из 49 мест. ПАСЕ в январе заявляла о «вопиющих нарушениях» прав ЛГБТК-людей в России и призывала европейские страны не отказывать в убежище всем людям, которых притесняют на основе сексуальной или гендерной идентичности. Социолог и квир-исследователь Александр Кондаков в своём исследовании в 2017 году отмечал, что фиксировать реальное число преступлений на почве ненависти к ЛГБТК-людям в РФ сложно; нет оснований полагать, что сейчас ситуация изменилась в лучшую сторону.
Гораздо страшнее в этом смысле скрытый смысл гомофобных запретов — предложение канализировать ненависть, направлять её на конкретных людей, даже если те ничего плохого не сделали. Соавторка последней инциативы, коммунистка Нина Останина уверяет, что её предложение не является дискриминационным, но это неправда: это глубоко дискриминационная норма, которая чуть ли не приглашает совершить насилие над ЛГБТК-россиянами. Дочь сенатора Елены Мизулиной Екатерина, которая следит за «безопасностью в интернете», не так давно специально опубликовала телефон ЛГБТК-активиста и PR-менеджера «СПИД. Центра» Ярослава Распутина — что это, если не призыв к травле?
Впрочем, и сейчас есть надежда, что попытка построить на ненависти «умеренный консерватизм», как говорил Путин на Валдае, провалится — хотя бы потому что эти «проблемы» далеки от россиян. Государственную гомофобию, которую так активно навязывают люди сверху, назвать сильной идеей не получается: россияне гораздо чаще думают о квартирах, машинах, лекарствах, одежде, еде и коммунальных услугах, чем о спасении семейных ценностей, православия и народности. Наконец, накопленный за годы опыт тоже сложно забыть: всё больше людей понимает, что гомофобия противоречит самому естеству жизни, опыту сотен тысяч и миллионов людей даже в одной России. В такой ситуации всё более очевидно, что гомофобные запреты существуют в вакууме — и в будущем именно там им и суждено оставаться.
ФОТОГРАФИИ: Anna Shvets / Pexels (1, 2)
