ИнтервьюГлавный редактор Orda.kz Гульнар Бажкенова —
об итогах протестов
в Казахстане
«Я думала о происходящем с тревогой»
Новый год в Казахстане начался с массовых акций протеста, направленных против власти и жёстко ею подавленных. Одновременно президент Касым-Жомарт Токаев отправил в отставку правительство и сместил бывшего президента Нурсултана Назарбаева с поста председателя Совета безопасности Казахстана. Местонахождение самого Назарбаева с тех пор доподлинно не известно — были слухи, что экс-президент и члены его семьи покинули страну.
Акции протеста (как и возможные провокации и мародёрство) активно освещало независимое издание Orda.kz, пока 4 января его не заблокировали. Свою работу СМИ продолжило в телеграме, став чуть ли не главным источником новостей о ситуации в Казахстане. Мы поговорили с главным редактором Orda Гульнар Бажкеновой о том, что это было, чего хотели протестующие и чего ждать теперь.
антон данилов
Об издании и редакционной политике
Orda.kz — общественно-политическое СМИ. Мы пишем новости из разных сфер: политической, социальной, культурной, экономической. Главный акцент — это политика и социалка. Кроме новостей, у нас есть раздел «Мнения» с оценками, колумнистикой, публицистикой. Часто публиковали репортажи.
Издание я запустила на свои деньги при поддержке рекламодателей — просто в какой-то момент решила, что хватает управленческого и журналистского опыта. У меня не было цели противостоять государству, нет её и до сих пор: моя задача — делать нормальную журналистику. Если есть событие, то мы о нём говорим. Вот, допустим, идёт митинг — значит, мы должны о нём говорить. Как я к нему отношусь, это отдельный вопрос. Но то, что он идёт, — это факт. Если идёт снег и вам о нём рассказывают, вы же не обижаетесь на метеорологов? Или на журналистов? Здесь так же.
Вообще, журналистика по своему роду критически настроена по отношению к власти: ты всегда сомневаешься. Журналист должен быть настороже, а не сливаться в экстазе с властью. Конечно, даже западные СМИ поддерживают разных политиков, но они не игнорируют общественную повестку, они не молчат о важных событиях. Конечно, одно и то же они могут подавать по-разному, но игнорировать — точно нет.
В Казахстане не так. Помню, как однажды на главной площади в Алматы был митинг в память о [политике] Алтынбеке Сарсенбайулы, которого убили в 2006 году. Три тысячи вышли на площадь, а наши СМИ, телеканалы молчали, как будто этого не происходит. Бывает, что у каких-то СМИ полыхает уже практически под редакцией, а они игнорируют. Ну разве это нормально?
Сначала это было мирное шествие: люди играли на домбре, пели песни, были очень воодушевлёнными. Лично я не ожидала, что выйдет много алматинцев
О проблемах с властью и блокировках
В ноябре мы опубликовали новость о расследовании документов «Пандоры». Написали и про казахстанский эпизод, связанный с молодой супругой первого президента (издание «Vласть» опубликовало расследование офшорной схемы людей, близких к Нурсултану Назарбаеву, в частности, бизнесменов Владимира Ни и Владимира Кима. Как утверждало издание, в результате сложной и непрозрачной сделки Асель Курманбаева, которую часто называют третьей неофициальной женой Назарбаева, получила 30 миллионов долларов. — Прим. ред.). В Казахстане четыре или пять СМИ рассказали об этом, но заблокировали всего два, включая наше.
Нас открыли. А теперь опять закрыли — 4 января, когда мы очень активно освещали протесты. Все следили за нами, потому что мы вели репортажи из всех городов, всю информацию давали в прямом эфире. КНБ также заблокировал агентство КазТАГ, некоторые другие СМИ, но сейчас всех уже разблокировали, кроме нас. Я надеюсь, что этот вопрос в течение недели решится: хочется верить, что это не окончательное решение, а власть просто нервничает.
Когда президентом стал Токаев, он обещал, что журналистов трогать не будет. Какое-то время он держал своё обещание, но потом выяснилось, что КНБ может действовать, саботируя президента. Я знаю точно, что Токаев не имел отношения к ноябрьской блокировке. А сейчас уже другой вопрос — и он, конечно, в курсе нашей блокировки.
О свободе СМИ в Казахстане можно сказать так: мы постоянно под прессом, но мы работаем. Нельзя сказать, что всё тотально зажато, но есть парадокс: можно быть наглыми и критиковать очень многое в стране, но быть гибким и не задевать какие-то болячки — и тебе будет всё прощаться. А можно быть взвешенными, как мы, рассказывать обо всём профессионально, давать только подтверждённые факты и избегать дешёвого хайпа, но если ты задеваешь какое-то больное место, то тебя вот так «хлопают».
О протестах и беспорядках
В Казахстане что-то похожее уже было два года назад — в Кордае (в феврале 2020 года на территории Кордайского района произошёл конфликт между этническим большинством (казахи) и меньшинством (дунгане). — Прим. ред.). Казахи, которые имели отношение к организованной преступности, устроили погромы в дунганских сёлах. Я освещала те события и могу сказать, что они очень похожи.
Конечно, поводом для протеста в январе стали цены на газ. Всё началось на западе, где они выросли более чем в два раза. Западные города — Актау, Атырау — газифицированы на 100 процентов, там очень много машин ездят на газе. Конечно, повышение цены больше чем в два раза очень больно ударило по кошелькам. На западе Казахстана вообще очень боевитые люди, они быстро выходят на улицу.
Протест быстро распространился, потому что у нас по всей стране растут цены, дикая инфляция, зарплаты за ними не поспевают. На западе страны, на юге много многодетных семей — и дети рождаются быстрее, чем растёт зарплата у папы, такая ситуация. Понятно, что цены на газ — это просто повод: на второй и третий день появились политические лозунги. Основной — «Шал, Кет!» (в переводе на русский «Старик, уходи!». — Прим. ред.), «Страна без Назарбаева», но были и другие.
Как можно было повысить цены на газ зимой? Может быть, это тоже было своего рода провокацией? Как бы мы ни смеялись над теориями заговора, но они — заговоры — существуют; январские события были одним из них. Сейчас арестован председатель КНБ (Карим Масимов подозревается в государственной измене. — Прим. ред.), арестованы его замы (начальник службы специального назначения «А» Ануар Садыкулов и заместитель председателя КНБ Даулет Ергожин. — Прим. ред.), уволен замсекретаря Совета Безопасности (Азамат Абдымомунов. — Прим. ред.). Как у человека, который наблюдал за этими событиями, у меня сложилась ясная картина: это была попытка переворота. Мне кажется, что в повышении цен на газ был умысел, как будто оно было частью большого заговора, чтобы сместить президента [Касым-Жомарта] Токаева.
В Алматы до этого постоянно были протесты, но они никогда не собирали много людей, обычно 100–200 человек. Но потом до нас дошла информация, что на западе массовые акции. Третьего и четвёртого января протесты начались в Алматы. Сначала это было мирное шествие: люди играли на домбре (казахский музыкальный инструмент. — Прим. ред.), пели песни, были очень воодушевлёнными. Лично я не ожидала, что выйдет много алматинцев, но потом, пятого января, я узнала, что на площади Республики собралось десять тысяч человек. Для Казахстана это очень много, я была в шоке!
Потом появились агрессивные толпы, которые перевели протест в другое русло — с разгромом витрин и взятием акимата. Очень много появилось криминальных людей, и они были организованны. Эти люди внедрялись в ряды протестующих и провоцировали — обычные протестующие, как вы понимаете, на полицию не нападали. Криминальные структуры на юге страны контролировали члены семьи [Назарбаева] — но сейчас тех людей, что согнали в Алматы для беспорядков, власть называет террористами.
Погромы были на юге страны: Алматы, Тараз, Шымкент, Талдыкорган — там били витрины, нападали на полицию. А, например, в Туркестане (город на юге Казахстана. — Прим. ред.) ничего такого не было. Если вы поговорите в Казахстане с любым человеком, который разбирается в устройстве организованной преступности, то он скажет вам, что в Туркестане такого уровня организации преступности нет. А в Алматы, Таразе и Шымкенте криминал — это сила, которая контролируется. Вот в эти дни у нас в Алматы появился Дикий Арман — известный криминальный авторитет, про которого всегда говорили, что он под КНБ.
Потом случилось взятие акимата, сейчас он сожжён. Когда я снимала всё происходящее шестого января, было трудно поверить, что это мой город. Жители Алматы тоже были потрясены всем этим. Я среди алматинцев не видела поддержки погромов — сейчас преобладает мнение, что таким образом просто задушили мирный протест людей, которые хотели перемен. Ими просто воспользовались, их подставили и дискредитировали протест.
О президенте Казахстана Касым-Жомарте Токаеве
Когда в 2019 году президентом страны стал Токаев, от него ждали перемен. Но их не было, и в какой-то момент ему начали задавать вопросы даже те люди, которые искренне в него верили.
Токаев в январе выступал всего трижды, и первые два раза в нём чувствовалась какая-то угроза. Во время выступления 4 января он вообще обвинил во всём происходящем «свободные СМИ» и «горе-активистов». Но вот Токаев выступил в парламенте 11 января, и сейчас это совсем другой президент. Он почти не говорил про Назарбаева — только в контексте появления сверхбогатых компаний и людей, даже по международным меркам. Токаев заявил, что «им пришло время отдавать долг народу Казахстана». Теперь они будут платить регулярные взносы в фонд, который создаётся.
Сейчас я думаю, что ему просто не давали менять страну. Кто? Думаю, что первый президент (Назарбаев. — Прим. ред.). Больше некому. В Казахстане до протестов было двоевластие, но после выступления в парламенте стало видно, что Токаев — полноценный президент. Он избавился от опеки Назарбаева.
Сейчас всё происходит под ковром, идёт какой-то жёсткий торг о том, о другом. Конечно, многие люди будут противодействовать Токаеву. Тут очень многое зависит от того, насколько общество поддержит президента — и как он может использовать эту поддержку. Важно, чтобы он открыто говорил о том, что произошло, — сейчас же этого не происходит, нам врут. У него есть намерение на перемены и реформы, но сможет ли он их осуществить, не будут ли вставлять ему палки в колёса, зависит от его мастерства политики.
О вводе войск ОДКБ
Вот у нас горит акимат, горит администрация президента, убили нескольких полицейских. Накануне избивали бедных курсантов: жители города переодевали их в гражданское, чтобы их не трогали. Сложно сказать, кто отдавал приказы расстреливать протестующих 6 января. Но кто отдавал приказ оставить акимат, аэропорт? Токаева предали в КНБ, а спецслужбы — это государство в государстве. Если тебя предают спецслужбы, то очень сложно им противостоять.
Токаев не мог положиться на силовые структуры: МВД было парализовано. Я ездила по городу шестого января и своими глазами видела, как мародёры свободно выносили из магазинов и торговых центров вещи. Не было ни одного полицейского, ни одной патрульной машины. В Алматы есть крупный торговый центр «Мега», и он сам оборонялся от мародёров силами собственной службы безопасности. Токаев был обречён просить поддержки у ОДКБ.
Помню, как шестого или седьмого января (после появления сил ОДКБ) у меня брали комментарий и спросили, кто стрелял в протестующих, казахстанцы или россияне. Я честно сказала, что не знаю: когда мы там были и на нас понёсся военный «Хаммер» с криками «Уходите, я стреляю!», орали на русском языке — но это не значит, что внутри сидели российские солдаты. Российские военные стояли на блокпостах, охраняли отделения полиции, о большем мне не известно.
О реакции и ожиданиях от будущего
Вообще, все протесты были потрясением. Первый шок случился, когда аэропорт сдали. Как сдали, кому сдали?
Шестого января мы поехали с коллегой по городу — пофотографировать и посмотреть, что случилось. Тогда рано утром акимат ещё горел. Было очень тихо, в какой-то момент мы добрались до торговых центров — и увидели много людей, которые пакетами выносили оттуда вещи. Один парень меня умилил — нёс четыре игрушки «Трансформеров», потому что больше не мог уместить в руках. Эти люди были так увлечены своим делом, что даже не возражали, чтобы мы их фотографировали.
Алматы был предоставлен сам себе, военные были только на площади. Ощущение, что ты можешь делать всё что хочешь, очень странное — особенно для такой стабильной страны, как наша. Как бы мы ни критиковали власть, мы привыкли к стабильности, благополучию. И вот ты едешь по одной улице — там спокойно выгуливают собак, едешь по другой — там мародёры несут домой наворованные вещи.
Протестная среда в Казахстане разная. Есть городская, очень рафинированная молодёжь — я их называю хипстерами. Есть женщины — многодетные матери, они ходят на протесты и просят квартиры, пособия, списание кредитов. До какого-то момента среди протестующих было больше женщин — видимо, считалось, что против них не используют силу. Но в этот раз мужчин было несравнимо больше: сложно представить себе женщину, которая штурмует акимат.
Ещё два дня назад я думала о происходящем с тревогой. Когда я сама брала комментарии у экспертов, то часто слышала, что Казахстан стоит на развилке: он может пойти по беларускому пути, когда будут даже за лайк судить, а может пойти дорогой реформ. Но никто в Казахстане, включая представителей власти, не хочет беларуского сценария. Это путь изоляции, путь изгоев, у нас стараются избегать антизападной риторики — во всяком случае, она не мейнстримовая, как в России.
Два дня назад у меня было опасение, что начнётся реакция, что начнут закручивать гайки. 11 января Токаев выглядел человеком, который успокоился, — и его выступление дало надежду, что Казахстан не пойдёт путём репрессий. Главное, чтобы не взяли верх люди, которые ставят свои интересы выше интересов страны.
фотографии: Гульнар Бажкенова / Instagram / Twitter
Когда на нас понёсся военный «Хаммер» с криками «Уходите, я стреляю!», орали на русском языке — но это не значит, что внутри сидели российские солдаты