Интервью«Это был арт-проект в стилистике девяностых»: Как запустили первый «Кибер-фемин-клуб» в России
О пост-советском активизме рассказывает Ирина Актуганова
Киберфеминизм изучает активизм и гендерное равноправие в киберпространстве, и этому направлению феминистской мысли больше тридцати лет. В России киберфеминизм появился в девяностых годах, когда Ирина Актуганова, Алла Митрофанова и их единомышленницы запустили «Кибер-фемин-клуб». Поговорили с Ириной о том, как появилась идея этого объединения, чем она и её соратницы занимались и о преемственности активизма.
Антон Данилов
В коллаже использованы работы VNS Matrix: A Cyberfeminist Manifesto for the 21st Century, «The clitoris is a direct line to the matrix»
О художественном бэкграунде и появлении «Кибер-фемин-клуба»
Фотография, сделанная в «Кибер-фемин-клубе» в 1998 году
В 1987 года я заочно получила образование искусствоведа и перебралась жить в Ленинград, а до этого все годы так называемого обучения работала в Новосибирске — в краеведческом музее, картинной галерее и выставочных залах Дома учёных Академгородка. В свободное от работы время как искусствовед занималось новосибирским плакатом, было такое левое крыло в Новосибирском союзе художников. В Ленинграде я устроилась в одну из первых частных галерей «10/10» в сквоте на Пушкинской, 10. Галерея выставляла и продавала художников-нонконформистов. Через пять лет в том же сквоте я открыла свою некоммерческую галерею «Галерею 21», которая работала с медиаискусством и концептуальными проектами. Это широкий спектр жанров: от параллельного кино и видео-арта до нет-арта и перформанса. Экспериментировали с различными междисциплинарными практиками.
В 1994 году наша галерея стала партнёром проекта «Штюбниц» — немецкого плавучего арт-центра, начинённого совершенно новым для нас технологическим искусством. Корабль пришвартовался на Неве и две недели был местом, где проходили перформансы, рейвы, выставки технологического искусства и мастер-классы по работе с видео и компьютерными проектами. Мы готовили там свою программу — в основном видео и перформансы. Российских художников подбирали через open call, который показал, что новым электронным искусством почему-то больше всего интересуются девушки: художницы и кураторки. Среди них были Белла Матвеева, Оля Тобрелутс, Ирэна Куксенайте, Ника Дубровская, Олеся Туркина. Вместе с подругой и соратницей Аллой Митрофановой мы обратили внимание, что девушки более открыты всему новому и неизведанному. Мы решили, что нам нужно как-то зафиксировать этот интерес девушек к новым технологиям.
Алла знала, что в Австралии есть VNS Matrix — группа киберфеминисток. Они в начале девяностых годов были посредниками в коммуникации между сапатистами (леворадикальное движение в южном мексиканском штате Чьяпас. — Прим. ред.) и внешним миром. Субкоманданте Маркос общался со своими империалистическими противниками посредством тогда ещё довольно маргинального интернета через сообщества технологических леваков. Кроме того, девушки из из VNS Matrix прославились в узких арт-кругах тем, что сделали свою игру на CD-ROM, где вооружённая до зубов вагина убивала мужчин. Они делали net-art проекты, посвящённые различным феминистским проблемам. Один из них назывался Ghost про новорождённых девочек Японии, которых топили в озере. Учитывая заслуги VNS Matrix в области феминизма и технологий, мы сочли необходимым назваться «Кибер-фемин-клубом». Само название придумала Алла.
О текстах, мыслях и стиле
«Кибер-фемин-клуб» в 1998 году
«Кибер-фемин-клуб» на конференции Cyberfeminist International 2 в Линце
Если появляется какое-то новое, яркое, перспективное явление, то вокруг него собираются много девушек. Женщины более романтичные в каком-то идейном плане, у них в среднем лучше развито воображение. В девяностые годы всем хотелось чего-то нового, прекрасного. Тогда возникло много новых терминов — например, радио-арт, факс-арт, net-art, пейджер-арт. Как только люди думали, что с техникой можно делать какое-то искусство, появлялось и слово.
Когда в начале девяностых мы продвигали технологическое искусство, то искали технологических спонсоров или партнёров и обращались в компьютерные фирмы. Найти сторонника-мужчину было очень сложно: многие из них соскакивали, когда понимали, что быстрой прибыли не будет. Женщины почему-то были готовы работать на перспективу, на энтузиазме и без денег.
«Галерея 21» и «Кибер-фемин-клуб» на первых порах были малоразличимы. Локализовались обе инициативы в одном месте на Пушкинской, 10. Обе институции делали программы и за пределами Пушкинской, участвовали в международных проектах. Нам для проектов и выставок нужно было оборудование и возможность хостить наш net-art и проводить телеконференции. Партнёр в конечном итоге появился — это был провайдер Dux. Вместе с ними мы вместе открывали первое интернет-кафе «Тетрис»: это было то ли в 1995, то ли в 1996 году.
Алла Митрофанова была в «Кибер-фемин-клубе» теоретиком: она производила тексты и мысли. Я в большей степени занималась организацией, курировала художественные проекты. Ещё у нас была системный администратор и программистка Ольга Левина — к сожалению, она умерла пять лет назад, будучи совсем молодой. Потом у нас появилась дизайнер Лена Иванова. Это был костяк «Кибер-фемин-клуба», вокруг которого собиралось много людей. Были и мужчины: арт-критики и художники Дмитрий Пиликин, Александр Медведев, Сергей Бусов, режиссёр Костя Митенёв.
В то время были популярными подписные листы, и мы в них участвовали. Например, есть такой проект Faces, инициированный Кэти Рэй Хоффман. Мы были интегрированы в международное пространство технологических художников, кураторов, теоретиков v2 network. Весной 1997 года в Любляне с девушками из Германии, Австрии, США и других стран мы учредили Киберфеминистический интернационал, который осенью того же года провел свой форум Cyberfeminism International First в Касселе. Во второй раз форум прошёл уже у нас в Питере в «Кибер-фемин-клубе» в 1998 году. Члены Интернационала регулярно встречались между съездами на многочисленных конференциях и фестивалях по всей Европе.
Документация занятий в рамках Курса практической независимости для женщин «СДЕЛАЙ САМА»
Я в конце девяностых стала увлекаться активизмом в офлайне. Сначала мы сделали в 1998 году «Интернет-центр для женских организаций», а потом в начале нулевых — курсы практической независимости для женщин «Сделай сама». Они длились два или три года. Мы учили женщин паять, чинить, пилить и обжимать провода. Когда к нам женщины приходили на эти курсы, то как будто бы стеснялись. Наши коллеги из женских НКО, с которыми мы много тогда общались, говорили нам: «Ну зачем это всё, не надо. Мы этого уже нахлебались, зачем женщинам строгать и пилить, пусть этим мужчины занимаются». Мол, не надо всё на себя брать, а то мужчины вообще ничего делать не будут.
Действительно, в девяностые годы женщины много на себя взяли: страна в принципе выжила благодаря женщинам. Именно женщины подхватили клетчатые сумки и поехали в Турцию, Польшу, Китай за товаром, а потом стояли на барахолках, добывая деньги для семьи. Женщины же создали и большой некоммерческий сектор, который мог решать социальные проблемы, от которых самоустранилось государство. Собственно, это были те позднесоветские женщины, у которых в головах была такая интересная иллюзия: «Вот, не было б совка, мы бы не работали как женщины на Западе и было бы нам счастье. Мужьям бы платили большую зарплату, вот они бы нас и содержали». И после того, когда они по необходимости в очередной раз спасли родину, начался патриархальный разворот — женщины, кто мог себе позволить, сами занялись бытом и детьми и как бы сдали позиции. Надо сказать, что лет через пять большая часть вернулась в общество.
Мы провели несколько феминистских фестивалей — например, тот, что прошёл в 2006 году, назывался «Молодёжь в зеркале феминизма». Мы тогда считали, что сами уже не молодые, — и решили устроить такой смотр инициатив молодых феминисток. Незадолго до этого, в 2004 году, мы собрали у себя феминисток Европейского университета и из разных общественных организаций. На повестке стоял один вопрос: а что делать дальше? Было ощущение, что феминистская тема исчерпана. Девушки из гендерных исследований говорили, что надо писать женскую историю, научные труды, заниматься интеллектуальной работой, используя феминистскую оптику.
«Кибер-фемин-клуб» как организация закрылся в 2006 или 2007 году. То есть мы перестали делать проекты, но Алла продолжила заниматься феминистской философией, и это было правильно. Я же сосредоточилась на проектах в области технологического искусства.
В коллаже использованы обложка эссе Донны Харауэй «Манифест киборгов», скриншот сайта «Кибер-фемин-клуба»
О философии киберфеминизма
О философии киберфеминизма
Документация перформанса «Мир Девушки» группы «Фабрика Найденных Одежд»
«Манифест киборгов» Донны Харауэй пришёл к нам через Аллу Митрофанову в самом начале девяностых годов. С тех пор прошло тридцать лет, работа эта не потеряла своей актуальности — можно сказать, что она продолжает обрастать новыми смыслами. В то время написанное Харауэй воспринималось как очевидное, поскольку как-то очень точно попадало в моё самоощущение. Поскольку вопрос об идентичности был для нас ключевым, то я для себя определила киберфеминизм как лакуну, куда может эвакуироваться любой, кто не может или не хочет искать себе какую-то идентификацию. Поэтому членами и соучастниками «Кибер-фемин-клуба» были все, кто хотели: мужчины, дети, трансгендерные люди, лесбиянки, геи и те, кто ещё не самоопределился.
Идеологически мы были за освобождённый гендер, против любых стереотипов и бинарностей. Главным инструментом была феминистская оптика, а главным методом — ревизия оснований. Киберфеминизм для нас был теорией и практикой, с помощью которых мы находили место в пространстве, из которого могли говорить непредвзято, не деля всё на чёрное и белое, никого не обижая. Новые технологии были важны, но для меня они были не средством эмансипации, а скорее адекватным медиумом.
В этом смысле, как мне кажется, мы немного отличались от наших европейских подруг-киберфеминисток. Среди них было много воспитанниц католических школ. Плюс многие из них были не замужем, у них не было детей: это было их принципиальной позицией. Занявшись впервые кодингом, инженерией, технологическим искусством, они утверждали, что именно технологии являются основой и инструментом их эмансипации. Мы же всё время думали: откуда такая странная мысль, что если ты пользуешься компьютером или стиральной машиной, то ты раскрепощаешься? Что близость к технике как-то особо влияет на самосознание? Мы обсуждали эту тему и предположили, что у них просто свой бэкграунд. В Европе и США не было такого количества женщин с техническим образованием, как в СССР. В СССР женщины были программистами и инженерами, но были ли мы более эмансипированными? Не факт.
О преемственности активизма
О преемственности активизма
Последнее десятилетие мы с Аллой наблюдаем за новой российской феминистской волной и иногда огорчаемся, что всё как будто начинается сначала. Алла считает, что молодое поколение плохо знает матчасть. Она везде рассказывает историю российского феминизма с конца девятнадцатого века, о внедрении феминистской идеологии в молодом советском государстве, о диссидентствовавших феминистках шестидесятых и семидесятых. Она справедливо считает, что если ты выбираешь путь феминистки, наверное, имеет смысл посмотреть, что было сделано до тебя, и определиться в отношении дискурса.
В 2015 году в Москве открылся «Кибер-фемин-клуб», и в фейсбуке организаторки написали, что это первый киберфеминистический клуб в России. Я прокомментировала, что это вообще-то не так — и девушки признались, что просто не знали о нас, а потом сменили название на «Фем-клуб». В дальнейшем Алла с ними подружилась и участвовала в их проектах.
Это обычная российская история — нет преемственности вообще и ни в чём. Почему-то надо с завидной цикличностью начинать всё сначала. Избирательное право у женщин появилось в России вместе с революцией. То, за что немецкие или американские феминистки боролись чуть ли не весь двадцатый век, у нас было получено в 1917 году. Фактически феминизм (просто его так не называли) был государственной идеологией вместе с марксизмом-ленинизмом. Именно поэтому феминистские инициативы в девяностые годы, в том числе и наш «Кибер-фемин-клуб», воспринимались обществом как забавные, но маргинальные практики. Марксизм, например, был непопулярен до середины нулевых годов: тогда вузы только избавились от кафедр марксизма-ленинизма, и было бы странным вдруг организовать марксистский кружок. По иронии судьбы то, за что боролись западные феминистки, у советских женщин было давно, и они воспринимали это как обременение.
Мы понимали, на какую почву попадаем со своим «киберфеминизмом». Мы ведь отлично знали историю СССР и отдавали себе отчёт в том, что люди (в том числе и в арт-сообществе) воспримут это как насмешку или конъюнктурщину. Это был арт-проект в стилистике девяностых: эпатаж, романтика, лёгкая ирония, веселье. Никакой звериной серьёзности. Мы как бы говорили: «Давайте весело выдавливать из себя предрассудки и стереотипы при помощи феминистской философии, феминистского искусства и феминистской практики». Этим мы занимались на нашем портале, в наших выставках, в организованных нами Курсах практической независимости для женщин «Сделай сама» и в нашем «Интернет-центре для женских организаций».
Несмотря на то, что феминистскими проектами я не занимаюсь уже давно, перестать быть феминисткой невозможно. Становишься феминисткой потому, что появляется особая чувствительность к гендерной проблематике. Сначала ты её видишь только в каких-то грубых проявлениях: насилие, дискриминация. Потом твой сенсорный аппарат настраивается таким образом, что проблемы ты видишь прямо по всему полю. Ты понимаешь все несовершенства мироустройства. И тут нам в помощь феминистская философия и те практики социального конструирования, которые тебе по плечу.
