Хороший вопрос«Унылое говно»: Публичные ЛГБТК-россияне о запрете «гей-пропаганды»

 Принятие этого закона было лишь вопросом времени в обществе, где здоровая разность ставится в один ряд с психическими отклонениями, отрицаются научные исследования и подменяются факты в угоду большинству. Поэтому, когда я только услышала о законопроекте, у меня не было сомнений в том, что его примут. Сейчас лучшее время для него: как никогда важно сместить фокус с актуальных событий и «разрешить» людям «легально» вымещать накопленную агрессию и злобу; возвысить одну группу над другой, дав большинству возможность почувствовать превосходство и «правильность».

Закон — лакмусовая бумажка общества. Он нарушает базовые права человека, и огромное количество персон сейчас оказались в месте, где у них больше нет опор и понятного будущего. В месте, где они лишились самого важного — свободы быть собой. И теперь им нужно скрываться, придумывать и обороняться. В этом месте их жизнь превращается в хоррор, где у охотников руки развязаны, вокруг глухой лес и никто не спасёт и не придёт на помощь. Жизнь после принятия данного закона — бесконечная борьба за выживание.

Есть ли свет в конце этого туннеля? Да. Я знаю два доступных способа сохранить себя. Первый — терапия. Как психотерапевт, я вижу огромное значение терапии в жизни своих ЛГБТК-клиентов. Второй — эмиграция. Кто-то выбирает что-то одно, кто-то совмещает оба способа. Кто-то имеет ресурс вести борьбу, кто-то чувствует в себе силы уехать, а кто-то просто уходит на дно. Каждое состояние важно. Каждое нужно пережить, отрефлексировать и дать себе на него право.

Если вам сейчас страшно — это нормально. Если вы не знаете, что делать дальше, — это нормально. Если вы потерялись и хотите, чтобы весь этот мрак закончился, — это нормально. И даже если вы хотите лежать ничком и ждать чуда — это тоже нормально. Дайте себе время. Вы справитесь. Как говорит моя жена-еврейка: «Всё проходит, и это пройдёт».

 Я связываю [принятие нового закона] исключительно с событиями, начавшимися 24 февраля. Российское общество, как рассказывают говорящие головы, борется с коллективным Западом, Сатаной и прочей дьявольской напастью, а рука об руку с такими смешными выражениями обычно идут слова «ЛГБТ» и «западные ценности». Знаменитые речи Волан-де-Морта про «родителя 1» и «родителя 2», когда он оправдывается перед народом за свои факапы, — это вообще зачем? Думаю, что часть пропаганды о «страшном Западе».

Я был готов, что закон примут, когда о нём только заговорили. Хотя было много слов про пустой пиар и информационный шум, мол, поговорят и забудут. Меня и друзья так утешали. Но я заметил, что в последнее время все неприятные слухи рано или поздно становятся правдой, и внутренне был уверен: это тоже правда.

Моя деятельность никак не поменяется [с новым законом], я продолжу писать, потому что это самое важное в моей жизни, и это никак нельзя отнять — ни законами, ни штрафами, ни уголовными статьями. Узники, кстати, всегда писали книги особенно продуктивно. Моих историй не будет на книжных полках в российских магазинах, но это не значит, что их вообще не будет. Они появятся на «Фикбуке», в моих соцсетях и телеграм-канале — я найду способ писать, а читатель найдёт способ читать.

У ЛГБТ-авторов и авторок в России остаётся инструмент для публикации своего творчества без цензуры. И этот инструмент называется смелость. Не весь интернет подвластен Роскомнадзору, самые популярные площадки для публикации текстов или ведения литературных каналов находятся не в юрисдикции РФ. Другой вопрос, что многие авторы находятся в юрисдикции РФ и публикация квир-текстов может быть темой для сложной дискуссии с совестью.

Лично я не вижу тут никаких вариантов, кроме как продолжать делать то, что мы делали, не подыгрывая интересам тоталитарной машины. Писать, может, попадать на штраф и всё равно продолжать писать, потому что… А что ещё остаётся? К сожалению, равные права ни в одной стране мира не дались людям просто так, и если мы не будем сами за себя бороться, то кто тогда будет? Я не считаю, что это должен быть «кто-то». Кто-то смелее, умнее, отчаяннее, чем я. Нет, это должен быть я. И если каждый про себя так решит, то ни хрена у этой репрессивной машины не получится.

 Ужесточить имеющейся закон против так называемой «гей-пропаганды» решили в рамках продвижения так называемых традиционных ценностей, или, цитируя Володина, в рамках борьбы «с западной тьмой». Путинская власть существует в режиме перманентной войны с образом врага. С помощью этих приёмов власти могут заставить людей закрывать глаза на то, что всё разворовано. И сейчас во время войны нужно акцентировать внимание на этой суверенности, особом пути и прочем шлаке, который транслируется россиянам.

Закон о запрете «гей-пропаганды» среди несовершеннолетних подавался под соусом защиты детей от ужасных геев и лесбиянок. Уже тогда стало понятно, что никто не собирается останавливаться и ни о каких детях речь не идёт. Закон нужен, чтобы разделять людей на своих и чужих, на нормальных и ненормальных, правильных и неправильных, на прозападно настроенных и, соответственно, в другую сторону настроенных. Так что странно говорить, что кто-то не был готов [к ужесточениям].

[Новый закон] — это просто очередная капля ненависти в существующем океане нетерпимости, который разливается в российском обществе. Станет ещё меньше базовой безопасности, потому что такие законы ничего хорошего с людьми не делают. Нужно понимать, что это PR-закон: его цель не посадить как можно больше людей и не заблокировать как можно больше ресурсов — хотя, разумеется, он даёт эту возможность. Прежде всего, документ имеет цель обозначить позицию власти [относительно ЛГБТК-людей].

Мы уже давно живём в ситуации, когда на каждого найдётся статья. Мне кажется, ничего принципиально нового в этом смысле не случилось. Но нужно понимать, что этот закон усиливает в голове людей уже имеющуюся самоцензуру и заставляет ещё больше прятаться и бояться.

 Думаю, этот закон хотели принять с самого начала [полномасштабной] войны, с этого момента [депутаты] планировали ужесточать антиквирную политику в России. Это ещё связано с тем, что неминуемо после проигрыша в войне начинаются репрессии, и теперь они будут иметь очень чёткое направление, конкретных жертв — всё ЛГБТК-сообщество. Ограничения квир-людей и квир-повестки — это главный способ отстроиться от Запада, от мифического врага, которого власти видят в Европе и США.

С самого начала обсуждения закона я понимал, что нет никаких шансов препятствовать его принятию. Моя деятельность никак не изменилась, потому что я уехал из России сразу после начала [полномасштабной] войны. Я чувствую ответственность и считаю, что должен продолжать то, что делал раньше. Например, на следующей неделе у меня на канале состоится премьера документального сериала о том, как квир-люди заводят и воспитывают детей. Можно представить, какой красной тряпкой это является для российских властей. Но я сам отец двоих детей, и мне кажется, что для десятков тысяч квир-родителей в России важно, чтобы им напоминали, что с ними всё нормально и их дети могут быть счастливы.

Этот закон для российского общества означает очередной большой шаг назад. И, конечно, этот шаг чреват большим количеством насилия. Первый закон о «гей-пропаганде» среди несовершеннолетних вызвал такую волну насилия и дискриминации. Я часто повторяю, что закон страшен не законодательными ограничениями, а беззаконием, которое появляется. Потому что закон и разговоры о нём создают нездоровый фон, когда насилие и ненависть законодательно закреплены и одобряемы государством.

У квир-авторов в России остаются инструменты для публикации контента без цензуры. Но такая деятельность сопряжена с рисками штрафов и судов. Медиасфера в России и мире сегодня так устроена, что нельзя контролировать независимых творческих людей. Телеграм-каналы, паблики и вообще весь интернет, как бы власти ни старались, не будет зарегулирован. Никто не отнимет у людей права говорить, петь и рисовать, если они этого хотят.

Закон принят для избирательного правоприменения. Другой вопрос, что он в любой момент может ударить по тебе, это русская рулетка. Ты публикуешь что-то и не знаешь, проскочишь или вдруг эта государственная машина обрушится на тебя, как на Юлю Цветкову (названа иноагентом. — Прим. ред.), и сожрёт у тебя гигантское количество времени, нервов и денег.

С новым законом станет сильно меньше квир-контента в России. Хотя я могу ошибаться. Но если смотреть на исторические примеры, то в Германии в 1930-е годы искусство замораживалось. И оно сейчас замораживается в России, тем более квир-искусство: оно становится либо совсем андеграундным, тайным, подпольным, либо исчезает. Будет больше осторожности и иносказательности. Мы это видели в позднесоветский период: все понимают, о чём речь, но говорить открыто нельзя. В общем, унылое говно, в которое мы ныряем очередной раз в российской истории.

 Когда происходит пи***ц в плане государственной политики, нужно найти виноватого и спустить на него всех собак. Так было в 2014 году, так происходит и сейчас. Если брать тех, кто верит пропаганде, они сейчас вспомнят очередного врага в лице ЛГБТК-людей, которых в законе приравняли к педофилам и смешали с грязью. Это всё делается, чтобы ещё больше отделить российское общество от европейского и отвлечь внимание от войны.

Чем больше заблуждений и страха, тем больше закрываются отдельно взятые люди. До них доходят эти законы, им становится страшно лишний раз что-то говорить, даже если они не шарят в политике. Ты фоново это считываешь, закрываешься, замолкаешь, перестаёшь высказывать мнение и выделяться. Мне кажется, что закон — очередной способ запугать людей и сделать их ещё более разрозненными внутри гражданского общества.

Моей деятельности в России больше не будет. Меня можно будет послушать на стриминговых платформах, но никто не будет брать меня на лейбл и создавать афиши с моими соцсетями, где написано, что я квир-человек. Пиар меня как квир-персоны будет расцениваться как пропаганда. Я здесь больше не могу заниматься музыкальной карьерой. Я сейчас выпускаю новый сингл, там ничего не будет о квире в анонсе, но все, наверное, помнят, кто я. Посмотрим, попаду ли в какие-то российские плейлисты. Скорее всего, нет. Я хочу быть известным музыкантом, но из-за своей идентичности я не могу им стать в этой стране, поэтому я эмигрирую.

Новый закон — знак тоталитарного общества. Нет никакой демократии и свободы самовыражения. Не соблюдаются права отдельной группы людей. Соответственно, дальше могут нарушаться права других категорий граждан. Я вижу два сценария [развития]. Первый — появятся хейтеры, которые будут активно бороться с ЛГБТК-людьми и квир-контентом. Второй — наоборот, люди испугаются, что дальше придут за ними, и будут бережнее относиться друг к другу.

 Война в Украине идёт так провально, что правительство пытается срочно найти способы, во-первых, объединить граждан (геи — стандартный общий враг), а во-вторых, обойти паралич правительства. Такой законопроект — это возможность для сотен людей во власти чувствовать, что они что-то делают, работают, занимаются «реальными» делами, а не войной.

В моей деятельности закон ничего не меняет. Я живу за границей, и Россия давно превратилась для меня в тыкву. Какие-то мои книги ещё выходят, какие-то нет. Надеюсь, ещё выйдут.

Закон, очевидно, означает, что ЛГБТК-сообщество в России у меня на глазах превратилось из вымышленного явления в реальное. Раньше запрещать было нечего — теперь есть что. Но вообще всё это не важно. В России ещё тысячи россиян погибнут (кто от войны, кто от болезней и нищеты, кто от незаконных преследований). И не имеет значения, какая именно социальная группа оказывается под ударом в определённый момент.

У ЛГБТК-авторок в России остаются инструменты для публикации своего творчества без цензуры. Например, телеграм-каналы. Плюс, конечно, хочется верить, «Фикбук».

ФОТОГРАФИИ: Fanatik — stock.adobe.com, Aleksandra Konoplya — stock.adobe.com (1, 2)