Хороший вопрос«Били скакалками, тапками»: Девушки об издевательствах на гимнастике и в других кружках

Ранее мы уже рассказывали от лица тренера по художественной гимнастике о том, как устроена спортивная система изнутри. Насилие над детьми не может быть оправданным независимо от целей. Однако помимо профессионального спорта, где принято прикрываться достижениями и карьерными бонусами, существуют спортивные кружки и секции — обычные развивающие занятия с не менее жёсткими методами. Поговорили с девушками, которые прошли через них.

 Мама привела меня на занятия по художественной гимнастике, когда мне было девять. Не сказать, что у меня был такой запрос, просто однажды родители решили, что для девочки будет полезным заниматься чем-то женственным. Что это поможет моей осанке и сделает меня более пластичной. Я же всегда занималась просто спортом: в классе лучше всех бегала, прыгала, качала пресс и всё время ездила от школы на соревнования.

У меня никогда не было гимнастических навыков. Пока мои одноклассницы с лёгкостью садились на шпагат за месяц и хвастались этим прямо на переменах, моё тело отказывалось тянуться. Уже на первых занятиях я поняла, что гимнастика — не моё. Помню, что тренером была какая-то очень значимая женщина в городе — мастер спорта, тренировала будущих профессиональных спортсменов. Она была очень жёсткой, до сих пор вспоминаю её слова: «Спорт — это боль, а боль нужно терпеть, иначе вы ничего никогда не добьётесь в жизни». Нельзя было говорить, что тебе некомфортно или неприятно, — подобные комментарии жёстко пресекались дополнительными подходами, от которых становилось ещё хуже. 

Я больше трёх месяцев ходила в секцию и всё никак не могла сесть на шпагат. Для растяжки часто использовали упражнение «лягушка» — садишься на пол, складываешь ноги так, чтобы пятки соприкасались, и тянешь коленки к полу. Тренер в очередной раз смотрела на мои страдания, не выдержала и со словами «как ты мне надоела своей медлительностью» встала мне на ноги. И стояла так несколько минут со всей тяжестью своего веса. Было очень больно, настолько, что я до сих пор готова как девятилетняя девочка кричать и рыдать от тех ощущений, что испытала. У меня был надрыв связок, а маме всего лишь сказали, что так все занимаются и я не должна быть нюней. После восстановления родители не смогли заставить меня вернуться к занятиям.

В 12 я уже осознанно пошла в секцию, которая сочетала в себе три направления: бодибилдинг, акробатику и танцы. Тренер — суровая челябинская женщина. Всё в ней было прекрасно, кроме одного но: она видела в нас потенциальных чемпионов, которые должны пахать. Такие и правда находились — примерно два человека на группу из двадцати. На них должны были равняться остальные, дотягивали насильно и жёстко, даже если не было желания в дальнейшем развиваться в профессиональном спорте. Большинство, как и я, занимались просто потому, что нравилось: хорошая физподготовка, общение, поездки на соревнования. Ты вроде активный, но в меру, есть время учиться и заниматься чем-то помимо спорта.

Отношения с тренером строились на двух вещах: буллинг по поводу еды и мотивация через боль. Она часто отвешивала неприятные шутки на тему лишнего веса, если видела, что кто-то из девочек набирал вес после каникул. Главной фразой было: «Никому ваши жирные ляжки неинтересны». А боль, как понимаю, является центральной точкой развития для всех профессиональных спортсменов.

Один из наших акробатических залов полностью состоял из матов, чтобы сгладить неудачные падения. Был мой последний год в секции, мы отрабатывали сальто для номера, у части команды получалось плохо. Однажды, придя на тренировку, мы обнаружили, что все маты убрали. Тренер решила, что если мы будем бояться упасть на твёрдый деревянный пол, то будем больше стараться. Маты так и не вернули, тренер посчитала страх отличной мотивацией. Но, к сожалению, чуда не произошло: вся команда заканчивала занятия в ссадинах и синяках, а мне повезло ещё меньше — я повредила шейный отдел и до сих пор испытываю трудности в занятиях спортом.

 Я с четырёх лет занималась художественной гимнастикой, где нам запрещали есть, унижали и периодически били. Унижения начались почти сразу: меня сравнивали со свиньёй, хотя я была худее всех своих сверстников в детском саду. Чем старше становишься, тем сильнее контролируют твой вес — каждая тренировка начиналась со взвешивания. За набранные сто грамм полагалось бежать сто кругов по залу. Когда я вижу на улице маму с дочкой, у которой в руках гимнастический инвентарь, хочется подбежать и отговорить. Спорт в России — это почти всегда психологические и физические травмы.

Из-за постоянных тренировок у меня отсутствовал коннект в садике и школе. Я была белой вороной, и девочки меня буллили. После обеда я уходила на тренировки, никогда не оставалась на тихий час и продлёнку, а в это время происходило самое интересное: игры, разборки между ребятами, прогулки — всё мимо меня. К тому же моими достижениями в спорте кичилась мать. Предлагала приносить медали и призы в садик и показывать всем. Так появилась зависть девчонок — они видели красивые грамоты и купальники в стразах, а не синяки и слёзы. Меня заставляли ходить, а я мечтала, чтобы тренер заболел или зал затопило.

Однажды тренер заметила, что мы надеваем легинсы вместо шорт, чтобы было не так больно получать скакалкой. С того момента мы занимались в коротких шортах всегда, даже в холод. Нас били скакалками, тапками, могли хватать за руки и ноги, стучать по голове — всё что угодно. Но обиднее всего за слова — они надолго засели в голову.

С четырёх до двенадцати лет я занималась усиленно, каждый день. Потом из-за проблем в семье и со здоровьем (не из-за гимнастики) начала ходить всё меньше, и мама наконец разрешила уйти. Хотя, вероятно, у неё просто больше не было финансовой возможности.

За восемь лет тренировок я ощутила себя свиньёй на сто процентов. Сейчас мне 22, а я всё ещё не наладила отношения с едой — резко набираю и сбрасываю. Привычка спрашивать разрешения на любой приём пищи сохранилась на много лет. Затем появились увлечения диетами и пабликами об анорексии. В тринадцать я нашла подругу по интересам: мы вместе сидели на диетах и наказывали себя за срывы порезами на руках и ногах.

С мамой у меня непростые отношения — в терапии я выяснила, что, по сути, это было физическое и моральное насилие с её подачи, разрешения и даже под её контролем. С принятием своего тела у меня сейчас намного лучше, но это постепенный процесс. Я всё ещё не могу ввести спорт в свою жизнь, он ассоциируется с травмой детства и болью. Но я в поисках танцевальной студии, чтобы больше двигаться ради удовольствия и здоровья.

Считаю, такие методы тренерства неоправданны. Особенно с детьми, которые не делали выбор, ходить на спорт или нет. Если ты взрослый и осознанный человек, можешь понять, для чего тебе нужны достижения в спорте, иди к своей цели любыми способами. Но пока ты «бебик», нужно играть, учиться общаться с людьми и получать заботу от родителей, а не жёсткий контроль и ограничения.

 Когда мне было пять, меня отдали на художественную гимнастику. У меня хорошо получалось, была хорошая растяжка, и заниматься в целом нравилось. Но каждый раз, когда я приходила, тренеры говорили: «Она опять потолстела! Вот посмотрите на этих девочек!» Там были две маленькие и худенькие близняшки — просто дети другой комплекции, — и их всегда ставили в пример. Также понятно, что у детей пластичные мышцы и их можно хорошо растянуть, но к комментариям про боль никогда не прислушивались. Притом что я не собиралась становиться профессиональной гимнасткой, ходила на кружок просто для развития.

Из-за постоянных сравнений я уже в шесть лет чувствовала, что я слишком большая, не худая, хотя была самым обычным ребёнком. И тогда же заложилась основа для будущего РПП (расстройство пищевого поведения. — Прим. ред.). Мне хотелось быть как эти девочки, хотя в рамках моего тела это просто было невозможным.

В итоге мама забрала меня с гимнастики и отдала на акробатический рок-н-ролл — это танец, но он причисляется к спортивным занятиям. Чаще всего вы танцуете в парах, и нужно делать акробатические трюки, где мальчик поднимает девочку. И там мне тоже постоянно говорили, что я потолстела: «Приехала с каникул на три килограмма больше — давай приседай!» Но самая жесть была на летних сборах.

Впервые я туда поехала лет в восемь. В шесть утра до завтрака нужно было бежать большой кросс, не отставая от взрослых, одним строем — ужас преодоления. С тех пор я не могу бегать. Ещё нужно было подтягиваться на турниках, а я просто не умела. В таких случаях к тебе приставляли мальчика килограмм на 30 больше, чтобы он помогал. Это было ужасно унизительно и для него, и для меня. Помню, как чувствовала себя слабой и ни на что не годной. Я занималась рок-н-роллом лет десять и ездила на сборы почти каждый год. Сейчас осознаю, насколько травмирующим было это время.

Распорядок на сборах был примерно такой: кросс, завтрак, тренировка, обед, тихий час, тренировка, а вечером растяжка. И так каждый день, то есть нагрузка довольно большая. При этом девочкам нельзя было есть ничего нормального. Если суп с картошкой — нельзя. Гарнир нельзя, только мясо. На каждый приём пищи давали булки, но девочкам нельзя было их брать. Директор буквально ходил и проверял, что мы едим. К счастью, мальчики забирали хлеб и отдавали нам по вечерам. Родители тоже давали еду с собой, которую приходилось прятать от тренеров. Раз в какое-то время они устраивали обыск, и, если находили шоколадки, приходилось бегать чудовищное количество кроссов. Бывали случаи, когда девочки бежали кросс всю ночь. Из-за того, что нам не давали нормально питаться, мы тайно объедались всякими печеньями и в итоге приезжали со сборов в большем весе, чем были до.

Ещё акробатический рок-н-ролл очень травматичная штука. Тебя подкидывает партнёр, ты можешь неудачно приземлиться. У тебя болит нога, но тренер говорит: «Просто намажь гелем и занимайся дальше». До сих пор помню запах этой мази.

Я уверена, что в профессиональном спорте намного жёстче, но я никогда не собиралась становиться профессиональной спортсменкой. Рок-н-ролл до сих пор не олимпийский вид спорта, и никто из детей, что ездили на сборы, не сделал карьеру в этой сфере. Ну, может быть, кто-то стал тренером. Но для большинства это были просто развивающие занятия. В 14 лет поняла, что больше не хочу подрывать своё здоровье.

Занятия всегда были через боль, всем было всё равно, какие у тебя травмы. До сих пор, когда я стою в планке, я чувствую такую же боль в ноге, как была на рок-н-ролле. Уверена, что я тогда её повредила, просто никто не обратил внимания. Думаю, что моя привычка снимать негативные переживания сладким тоже оттуда: лежишь вечером, тебе больно, достаёшь из-под подушки печенье — и становится чуть-чуть легче.

Решение уходить было для меня очень тяжёлым. Я несколько раз пыталась, мне там было плохо, но вместе с тем из этого складывалась вся моя жизнь: тренировки пять раз в неделю, друзья, выступления, перед которыми тебя наряжают и красят, и это прикольно. Будучи ребёнком, невозможно так легко бросить то, что доставляет боль и удовольствие одновременно.

ФОТОГРАФИИ: schankz — stock.adobe.com (1, 2, 3, 4)