Хороший вопрос«Не вывожу реальность без допинга»: Люди
c зависимостями о том, как начали срываться

Бороться с зависимостью и разрушительным для самого себя поведением и в спокойное время непросто, а в нынешнее требует и вовсе огромных усилий. Мы поговорили с людьми, у которых в какой-то момент кончились силы. О том, как и почему произошёл срыв и что помогает им возвращать свою жизнь под контроль теперь.

 В хорошие периоды я слушаю своё тело и ем тогда, когда оно просит. Но когда я с чем-то не могу справиться, то начинаю заедать проблемы. Как будто возможность себя накормить — единственное, что можно контролировать, когда стабильности нет.

В 2020 году я дошла до своего максимального веса: тогда у меня был постоянный стресс из-за учёбы. Но затем начался локдаун и я уехала в деревню к дедушке. Там было спокойно, я начала заниматься спортом, поняла, что деструктивное пожирание всего, что вижу, мне совсем не нужно. Что я чувствую себя хорошо, когда не переедаю: не хочу спать, у меня куча энергии. Примерно с того времени я начала прислушиваться к себе: есть, когда правда хочется, и то, что хочется. Единственное, что я строго себе запрещала, — это мясо.

Мне очень нравилось, как я выгляжу, я стала дружелюбно относиться к своему телу. Когда хотелось наесться всем подряд, я начинала вести с собой диалог: почему мне этого хочется, какое чувство я хочу заглушить. Такие психологические практики помогали найти первопричину своих желаний.

С минимальным стрессом вроде «поругалась с кем-то на работе» я научилась справляться, но после 24 февраля снова начала есть мясо, которое не ела год. В этот день я увидела сториз подруги из Киева, которая спускается в бункер. Я испытала ужас, всё тело онемело. Мы списались с ней, и по мере того, как она рассказывала, что происходит, у меня всё больше текли слёзы. Чувствовала, что внутри меня что-то умерло.

Первые дни мне постоянно было страшно. А когда мне страшно, то всё время хочется жевать — сначала я пыталась грызть яблоки, морковь, отруби, но это не приносило удовлетворения. И тогда я заказала чипсы, сметану и сосиски — такой был «праздничный» ужин. Съела уже целую гору, но чувствовала, что хочу ещё, нужно было заглушить чёрную дыру. Знакомые вкусы принесли успокоение, и у меня даже получилось почувствовать, что ничего не происходит. Это было примерно 28 февраля, и с тех пор я каждый день повторяю заказ. Съедаю пачку чипсов, и тревога отпускает.

Я считаю своё поведение деструктивным, потому что в детстве у меня было ожирение, а ещё — нарциссичная мать, которая запрещала мне есть, потому что «жирных никто не любит». Когда мы жили вместе, я постоянно заедала свои чувства, но потом переехала в Москву, отстранилась от неё и научилась слушать своё тело. У меня долгое время получалось справляться со стрессом другими способами, но сейчас я снова постоянно ем чипсы, очень жирную и солёную еду, сладкое. Только яркие вкусы могут успокоить — чувствую себя так, будто снова живу с мамой.

Я отпустила ситуацию и позволяю себе всё, потому что если начинаю себя ограничивать, то чувствую ещё больший стресс. Не смотрю на свой вес и объёмы, стараюсь не ругать себя за то, что увеличилась. Просто ем и надеюсь, что скоро всё закончится.

 У меня долгие и непростые отношения с курением. Я не курю сигареты с 2016 года, но в конце 2019 года попробовал одну очень известную систему нагревания табака — и с тех пор то курил, то бросал именно её. Я никогда не ограничивал себя в курении насильно: когда мне хотелось, я курил, когда не хотелось — даже не думал о стиках. Правда, в какой-то момент мне совсем надоело это баловство, так что я решил бросить — это случилось в канун Нового года.

Отказ от курения был лёгким: меня почти не мучил абстинентный синдром, я не компенсировал стики едой или алкоголем. Я в целом пью редко, а наркотики вообще никогда не пробовал, не хотелось. Так продолжалось до конца февраля, точнее, до 24-го числа, когда Владимир Путин объявил о начале так называемой «спецоперации» в Украине.

В первый день ***** я не сдерживал себя в эмоциях: очень злился и писал проклятия всем причастным и оправдывающим военную агрессию в Украине. Эмоции не утихали день ото дня, я всё больше злился, расстраивался, тревожился. И чем больше росло напряжение, тем чаще я начал думать о том, что неплохо было бы выкурить стик. Плюс в то время я всё время был с моим партнёром: он довольно много курит и бросать не собирается. Я держался до последнего, но желание покурить разъедало изнутри — в какой-то момент я понял, что не могу думать уже ни о чём другом. В начале марта я попросил бойфренда купить мне пачку стиков и снова закурил.

Первые затяжки после двух месяцев перерыва были чудовищными: у меня кружилась голова, по моему горлу словно проходились наждачной бумагой. Спокойнее мне от этого совсем не стало, даже наоборот: я начал тревожиться из-за того, что я слабохарактерный. Правда, обилие самых чудовищных новостей быстро отвлекает тебя от мыслей о собственной ничтожности — так что я вернулся в свой прежним режим курения, примерно пачка стиков в сутки.

Многие из моих знакомых, которые курят и не хотят бросать, говорят, что не видят в этом смысла. Многим этот процесс даже нравится, как и ощущение дыма во рту. Я не из этих людей: я не вижу в курении ничего, что приносит удовольствие; я не нахожу процесс курения эстетичным или романтичным; я считаю, что курение — это адская зависимость, и больше ничего. Каждый раз, когда я курю, я чувствую, что так проявляет себя моя зависимость, что я, в общем-то, не всегда могу с ней справиться (и это нормально). Сначала я, конечно же, ругал себя, но потом успокоился — какой в этом смысл, если я и так курю, а самобичеванием делаю только хуже? Так я в какой-то момент успокоился и перестал корить себя, если покупал в магазине ещё одну пачку стиков.

Долгое время я думал, что бросать курить нужно только в спокойное время. Даже мой психотерапевт говорила, что в моменты сильного переживания расставаться с вредными привычками не лучшая идея, потому что так мы только увеличиваем нагрузку на организм. Но сейчас я думаю, что спокойного времени не будет ещё очень долго и что нужно учиться жить здесь и сейчас. Я живу в другой стране, у меня туманные финансовые перспективы, я чувствую, что возвращается моя депрессия, — это всё, конечно, стресс. Но я подумал, что не хочу тревожить себя ещё больше из-за мыслей о том, как и когда я брошу курить: я хочу попробовать сделать это прямо сейчас.

Я не курю уже три дня, и сейчас отказ от стиков ощущается острее, чем в январе: я иногда думаю о том, как хорошо было бы посидеть на солнце с чашкой кофе и покурить. Но я понял один механизм моей зависимости: мне хочется стик ровно до того момента, пока я не куплю пачку. Эндорфины выделяются, пока я не расплачусь на кассе, после этого мне становится только хуже — и физически, и морально. Стики не делают мне хорошо, поэтому, я думаю, бросив курить сейчас, я получу хороший шанс не возвращаться к этой привычке никогда. По крайней мере, я буду знать, что смог отказаться от курения даже в очень непростой ситуации.

 У меня диагностировано тревожно-депрессивное расстройство. Я пью таблетки, которые выписала себе сама, на психотерапию не хожу. В тяжёлые моменты я обычно объедаюсь сладким. Иногда останавливаю себя от импульсивных покупок в супермаркетах, но в целом не особо стараюсь это регулировать.

Когда военные действия только начались, первые несколько дней я не чувствовала аппетита совсем, но потом, как обычно, стала переедать. Я ненавижу свой текущий вес, но не могу остановиться есть сладкое. Ещё я могу много времени проводить на маркетплейсах, смотреть на одежду и товары часами. Иногда ночью я импульсивно скупала товары и, забирая их из пункта выдачи, чувствовала себя счастливой пару минут. Сейчас я стала покупать гораздо меньше, так как денег нет. Но всё равно периодически поглядываю на свой вишлист, добавляю туда новые позиции.

Также я постоянно слушала YouTube. Именно слушала, а не смотрела: без звукового сопровождения мне становилось тревожно. Я слушала его, пока не усну, листая товары в приложениях. Сейчас у меня отключилась подписка на YouTube Premium: российские карты не принимают к оплате. Приходится включать YouTube на компе, чтобы параллельно сидеть в телефоне. Вчера я так уснула и во сне уронила ноутбук с кровати — хорошо, что не смертельно. Во время телефонных разговоров я тоже зависаю в приложениях, иначе засыпаю или перестаю понимать собеседника, ухожу в себя.

Последняя приобретённая зависимость — игромания. Я играю в Drop The Number — это гибрид тетриса и игры 2048. Одна цифра падает на такую же, и они складываются. Цели нет, просто продолжаешь играть, пока не поставишь рекорд. Не знаю точно, сколько времени в день играю: статистика стирается, так как каждый день я удаляю приложение и устанавливаю снова. Но думаю, что не меньше шести часов. Играю перед сном, слушая YouTube, в метро и даже когда иду по улице, не могу перестать. Когда я удаляю приложение, оно начинает играть у меня в голове — представляю, как цифры складываются друг в друга за один ход. В какой-то момент не выдерживаю и снова устанавливаю игру.

Я пытаюсь это контролировать: беру с собой книги, но не могу на них сосредоточиться. Либо просто забываю, что они у меня есть. Мне нужно несколько потоков информации, чтобы я могла сфокусировать внимание, как бы странно это ни звучало. Вчера я сидела в Zoom на дне открытых дверей вуза, в который планирую поступить, и одновременно играла. Пока играла, у меня получалось слушать и понимать. Потом я попыталась послушать речь без игры, и мне сразу же захотелось спать, в итоге меня просто вырубило.

Зависимости мешают смотреть кино, а мне это нужно для поступления в киношколу. Единственное, что меня сдерживает от полной деградации, — это работа и молодой человек, с ним я не позволяю себе такого. Но сейчас он находится в другой стране, а я осталась работать здесь и, к сожалению, не справляюсь. Я не волевой человек, я человек слабостей. Правда, не курю и не пью: в детстве видела курящих родителей и до сих пор не хочется. Наверное, если бы я курила, то другие зависимости ушли. Всё должно находиться в балансе, но мой баланс пока выглядит так: я перестала скупать вещи, но начала играть.

Не знаю, как взять ситуацию в свои руки. Пытаюсь заниматься какими-то хобби, начала ходить в бассейн, и вроде получается отвлечься, но ночью я всё равно не могу заснуть и устанавливаю игру.

24 февраля я возвращалась из отпуска с молодым человеком. Во время отдыха мы почти не использовали смартфоны, только 22 февраля начали читать новости. В тот день мы много говорили о том, что будет. Он считал, что надо уезжать, но я не думала об этом всерьёз. Я была уверена, что вернусь отдохнувшей, тревоги будет гораздо меньше и я наконец начну развиваться. Но случившееся свело всё на нет. Я пытаюсь продолжать делать то, что делала раньше, но уже не вижу в этом смысла. Мой молодой человек сейчас в другой стране — он улетел почти сразу. И я жалею, что не улетела с ним.

 В какой-то момент я осознал, что у меня проблемы с алкоголем. Я много пил, но поначалу мне казалось, что всё хорошо и что все пьют по выходным. Но затем я начал замечать, что мешаю людям своей навязчивостью в состоянии опьянения, принимаю глупые решения и ругаюсь со своей партнёркой. Тогда я решил, что пора заканчивать. Фоново я всегда чувствовал, что это проблема, но конкретным триггером стало то, что я услышал от третьих лиц, как неприлично вёл себя и всем было неловко.

Я в целом склонен к максималистским решениям и поэтому просто решил больше совсем не пить. И, соответственно, не пил около полугода ни капли, даже на Новый год. После срывы бывали: я выпивал на корпоративе или на каких-то случайных мероприятиях, но всегда понимал, что это было глупым решением.

24 февраля я испытал полный шок и непонимание, как жить дальше. Буквально за день до этого я пошёл к психотерапевтке — мы обсуждали, что срывы стали происходить чуть чаще на фоне сложностей на работе. А с началом военных действий я понял, что не вывожу реальность без допинга: очень часто чувствую тревогу и алкоголь помогает на время забыться, не думать о том, что происходит.

Пока я, к сожалению, отпустил ситуацию. Я осознаю проблему и стараюсь не перегибать палку как раньше, когда ещё не понимал, что у меня аддикция. Однако пока не нахожу в себе сил отказаться от алкоголя.

 В тяжёлые моменты я перестаю правильно питаться, начинаю ужинать чипсами с пивом или вином, неограниченно перекусываю конфетами и вафлями. Снова начинаю курить, хотя с трудом бросила. Также я начинаю изолироваться от друзей и семьи, хотя в такой момент критически важно поддерживать связь.

В этот раз у меня появилась новая механика: заливала алкоголем вообще всё. Повезло, что я работаю в маленькой геймдев-студии с очень понимающим руководством, где мне разрешали начинать день с пары бокалов вина — это помогало выйти из оцепенения и начать работать. Днём и вечером я также поддерживала градус — помогало жить и засыпать.

Проблемы с питанием чреваты гастритом и ухудшением здоровья, а алкоголь на самом деле ещё больше загоняет в депрессию, а также разрушает печень и мозг. Ты хуже и медленнее соображаешь, тебе сложнее делать задачи по работе. А ещё ты расслабляешься и меньше делаешь созидательного для себя и других, наступает апатия. С изоляцией сложнее, потому что может казаться, что нужно дать себе время прожить переживания одному, разобраться во всём. Но в моём случае это вредоносно, потому что я зарываюсь в тревогах и страхах. Мне начинает казаться, что надежды нет. Одиночество создаёт иллюзию, что ты один против всего мира и тебе не победить. В то время как встречи с друзьями помогают понять, что это не так, и разделить боль с другими.

Я решила начать контролировать себя после того, как стала реагировать на новости желанием умереть. Тогда я поняла, что пора брать себя в руки, потому что смерть никому не поможет. А если не умирать, то нужно жить дальше осознанно и с пользой.

Я пыталась отказаться от всего сразу, очень себя винила, что не берегу психику и тело, но не могла остановиться читать новости. А это приводило к срывам. Единственное, что получилось сразу, — начать делиться переживаниями с друзьями. В этом мне помог психолог, который всегда был готов выслушать и напоминал, что друзья так же нуждаются во мне, как я в них.

Только спустя месяц после 24 февраля я стала постепенно отказываться от того, к чему пристрастилась. Поняла, что жёсткие запреты не работают, поэтому действовала бережно. С вейпов перешла на сигареты, которые меньше люблю и которые нельзя курить в помещениях. Потом отказалась от курения совсем. Алкоголь сначала перестала пить на работе, а затем в будни. Теперь разрешаю себе только на мероприятиях. С питанием борюсь до сих пор, у меня с ним с детства проблемы. Но я постаралась разнообразить рацион полезными продуктами, придумала, как сделать вкусным то, что не нравилось, — например, начала есть творог. Пока не смогла вернуть спорт, но делаю массаж роллером и отжимаюсь. Помогает ещё и то, что на работе все очень спортивные.

У меня бывали срывы раньше: в 2021 году я пережила тяжёлую потерю и два месяца выпали из жизни. Тогда мне пришлось сесть на таблетки: я не выходила из дома почти месяц, не могла работать, ни с кем не встречалась. Даже не помню, что ела, кажется, питалась только доставками. Вернулись тревожные и панические атаки, я пыталась заедать их сладким, но становилось только хуже. Усиленная работа с психологом помогла выйти из этого состояния.

24 февраля я почувствовала страх, ужас и боль. Меня разрывало от мысли, что такое вообще возможно, долго не могла поверить, сидела в оцепенении. Казалось, что мир рухнул, будущее кончилось. Прежние волнения перестали быть важными по щелчку. Я смотрела новости каждую минуту и плакала. Не помню, что делала в тот день, помню только чувство безысходности и сожаления — вообще, первая неделя слилась в один ужасный день.

Я срываюсь, когда не могу справиться с чувствами. Меня накрывает, а дальше всё как в тумане. Но также это способ саботажа: если я не могу контролировать мир вокруг, то направляю негативную энергию на себя. Разрушая себя, чувствуешь, что ты не заложник, а субъект. Такое изощрённое возвращение себе свободы. У меня это работает и в обратную сторону. Когда есть положительный ресурс, то он тоже уходит на себя: я начинаю учить языки, чаще занимаюсь спортом, участвую в большом количестве проектов.

Как бы цинично это ни звучало, сейчас я почти перестала смотреть новости. Основное я и так узнаю, а на ужасные события повлиять не могу. Я доначу в правозащитные организации, занимаюсь с психологом. Держу в голове мысль, что можно всё, но нужно выбирать то, что пойдёт на пользу. Саму «спецоперацию» отпустить невозможно — просыпаешься и засыпаешь, думая об этом. Но моё саморазрушение точно никому не поможет. А если держать себя в форме, можно помочь кому-то ещё — оказать поддержку семье, друзьям, хорошо сделать работу.

 У меня была попытка самоубийства, которая, к счастью или к сожалению, оказалась неудачной. Тогда у меня был очень сложный период в жизни, который я смог проработать благодаря близким и специалистам. В дальнейшем тоже были навязчивые мысли о суициде, но я уже легче с ними справлялся.

Сразу после 24 февраля моё состояние резко не обострилось, потому что всё, о чём я думал, — это как обеспечить безопасность своей семье. Но постепенно навязчивые мысли становились всё громче. Иногда они материализуются в мелкие формы селфхарма, но я стараюсь быстро их гасить, и, кажется, получается. Я очень много гуляю — это помогает раствориться в городе и забыть о том, что я существую, я просто становлюсь частью мегаполиса. Поэтому, когда появляется сильное желание, главное «вынырнуть» на улицу.

То, что я ещё не всё сделал для друзей и близких, не позволяет мне сдаться. Хотя порой очень тяжело: я одновременно люблю и ненавижу жизнь. Не свою, а в принципе.

ФОТОГРАФИИ: knlml — stock.adobe.com