Хороший вопрос«Не хочу поддерживать систему»: Журналистки беларуских госканалов об участии в забастовке

 На телеканале ОНТ я работаю двенадцать лет в разных должностях. Это моё единственное место работы, я была предана ему и очень любила, мне очень больно от того, что там сейчас происходит. Я пришла работать ещё на радио ОНТ, долго вела там новости, потом была редактором утренних новостей на телеканале ОНТ. Последняя моя должность — ведущая новостей спорта на телеканале. Работа была мне очень дорога. Все мои коллеги любят профессию и хотели бы, чтобы она не была так испачкана идеологией, как в последнее время.

Канал ОНТ — по сути, второй национальный канал, первым считается «Беларусь 1» «Белтелерадиокомпании». Это национальное государственное телевидение, со своей редакционной политикой, которая, понятное дело, поддерживает действующую власть. Долгое время все принимали условия, на которых мы работали, — деваться было некуда. Но то, что творится последнюю неделю после выборов в стране… Я веду спортивные новости, вообще не касаюсь политики, но я убеждена, что пока я в системе, я поддерживаю эту систему. Настал момент, когда я решила перестать её поддерживать.

Я работала и редактором утренних новостей — эта должность напрямую связана с информационной политикой, из-за этого я и ушла с неё. В преддверии президентской кампании давление на моих коллег усилилось. Очень многих материалов, которые были в эфире, редакторы даже не касались. Они напрямую приходили «сверху», их выдавали в эфир, не редактируя.

Почему мы не уходили раньше? Например, я весной встряла в строительство жилья. Я подписала с каналом договорённость, что не имею права увольняться в течение пяти лет, а если увольняюсь, должна возместить коммерческую стоимость жилья — это очень большая сумма. Я понимала всю ответственность перед своей семьёй. И я знаю, что многие мои коллеги находятся в той же ситуации.

Пока я в системе, я поддерживаю эту систему. Настал момент, когда я решила перестать её поддерживать

Но в какой-то момент уже ничто не смогло воздействовать. Каждый решал сам, насколько может сейчас оставаться в профессии. Для меня переломным моментом стал мой последний эфир — после выборов, в понедельник, 10 августа, в одиннадцать утра. В нём было три новости: что Лукашенко победил, что кто-то его поздравил, что были незначительные потасовки ночью — притом что уже в ночь после выборов было задержано очень много людей. Мы всей семьёй ходили к своему избирательному участку и тоже чуть не попали под раздачу.

В одиннадцать утра руководство почему-то решило, что беларусам в такой важный день нужно услышать новости спорта. Меня это смутило. Выходили развлекательные программы, всё было в порядке, а уже из интернета мы узнали, какой ад творился ночью, сколько было задержаний, крови, бесчинств. Чтобы не подводить команду, я вышла в эфир последний раз и сказала, что следующий, в час дня, я уже провести не смогу. Я ушла в отпуск и с тех пор в нём.

Когда начали происходить все эти отвратительные вещи, когда начался просто геноцид против беларуского народа, наше руководство нас не собрало и не поддержало. Мои коллеги старались не приезжать на задания на брендированных автомобилях, снимали на телефоны — государственному телеканалу никто бы не дал комментарий.

Каждому из коллег есть что терять: кому-то жалко уходить из профессии, у кого-то есть финансовые вопросы. Поэтому мы созрели объявить забастовку только сейчас. Мы против того, как подаются новости на телевидении. Руководство соизволило собрать нас лишь сегодня, за пятнадцать минут до начала забастовки — и это было очень невнятно. Сегодня к зданию на Коммунистической, 6, пришло очень много людей, нам кричали: «Спасибо!» Мы понимаем, что это исторический момент для страны, всё меняется, и телевидение должно меняться — даже такое идеологически выверенное, как наш канал. Это был наш основной призыв: хватит, надо хотя бы нейтрально освещать события в стране.

Под готовностью начать забастовку подписались не все. Мы хотим переломить ситуацию, чтобы к нам присоединялись коллеги

Юридически это была не забастовка, а заявление о ней — пока мы документально выразили намерение начать протест. Забастовка, к сожалению, получилась номинальной. Она имеет эффект, когда выходит весь коллектив, вся команда предприятия. У нас работает около трёхсот человек, но пока под готовностью начать забастовку подписались двадцать пять. Мы хотим переломить ситуацию, чтобы к нам присоединялись коллеги. Телевидение — большой процесс, цепочка, внушительная команда. К сожалению, мы не можем остановить эфир — он продолжается, и всё в том же идеологическом ключе, который выгоден власти. Но это, естественно, выбор и ответственность каждого. Я слышала, были заявления руководства, что, возможно, редакционную политику смягчат — если хотя бы это произойдёт, всё будет не зря. Но многие из моих коллег собираются вернуться на работу только после того, как в эфир выйдет большой правдивый репортаж о том, что происходило на Окрестина.

Общество в целом немного в паническом настроении. Я слышала от многих коллег, что к ним приходили и угрожали. Правда или нет, всё равно чувствуется напряжение.

Мы с коллегами решили выйти в цепь солидарности, в которую выстраивались медики, заводчане. Мы сказали, что не будем стоять под брендом телеканала ОНТ, а выйдем как представители профессионального сообщества — журналисты Беларуси. Руководство телеканала попыталось с нами поговорить, но ничего внятного нам не сказали. После того как мы вышли в эту цепь, всех нас внесли в чёрный список. Мне сейчас запрещён вход на территорию телеканала. Остальных, кто был не в отпуске, обзвонили и сказали, что они уволены.

Все боятся за свою безопасность. Но после того, что происходило с людьми, мы не имеем права бояться. Сегодня я встретила коллегу, прекрасного звукооператора. Его два дня держали на Окрестина, он был очень жёстко избит. Когда я смотрела на эти гематомы и синяки (он приходил к нам на забастовку и тоже поставил подпись), я поняла, что всё не зря. Это страшные истории, после которых мы не имеем права молчать и скрывать, что происходит. Мы очень хотим, чтобы к нам присоединились коллеги: я не понимаю, что сейчас защищать, из-за чего они остаются и работают.

 Я с девятнадцати лет работаю на телевидении. В телепроцесс я была вовлечена со второго курса института: была и журналистом, и редактором, работала в прямом эфире, вела новости.

Два года назад я перешла на канал ОНТ, он частично принадлежит государству. У нас в стране нет частных каналов — три основных являются государственными. В первую очередь огромный холдинг «Белтелерадиокомпания», в который входит несколько каналов, в том числе «Беларусь 1» — первая кнопка на телевидении.

Любая государственная структура — будь то магазин или завод — подразумевает, что люди причастны. Конечно, у телеканалов есть редакционная политика (она есть в любом СМИ), и она прогосударственная, просто кого-то она касается больше, кого-то меньше. Я не могу сказать, что это независимое медиа или независимый телеканал — конечно, нет. Но я работала в эфирах утренних и дневных новостей, а основной посыл государственной повестки приходился на вечерний прайм-тайм. Мне было спокойнее — я освещала в основном международную повестку, делала краткие дайджесты международных новостей. Более идеологически жёсткие рубрики были вечером. Конечно, у меня был на них свой взгляд, с чем-то я была не согласна.

Я не появлялась в эфире уже три недели. Сначала была в отпуске — написала заявление, потому что мне было очень тяжело морально. Но я уже понимала, что буду уходить, и позже написала заявление об увольнении.

Меня держала команда. На предыдущем канале, до ОНТ, я занималась региональными новостями, у меня была городская программа про Минск, я не сталкивалась напрямую с политизированными вещами. У меня было очень много классных коллег, друзей. На новом канале я тоже со многими подружилась, мы были на одной волне, и меня это очень поддерживало.

Когда политика начинает проникать в твою жизнь, ты не можешь оставаться в стороне. Я понимала, что не могу дальше брать на себя ответственность

Я понимала, что электоральная кампания может быть непростой, и я не хотела быть вовлечена в этот процесс. Невозможно сказать, что ты аполитична: когда политика начинает проникать в твою жизнь, ты не можешь оставаться в стороне. Я понимала, что мне очень тяжело эмоционально и я не могу дальше брать на себя ответственность, думать, когда будет какой эфир, с какой повесткой, с какими новостями. Но надо сказать, что решение я приняла ещё до того, как состоялись выборы, — в тот момент я уже не была в эфире.

Конечно, сейчас я слежу за тем, что происходит у коллег. Понятно, что весь этот ужас, который нас коснулся, не вызывает никаких эмоций, кроме негодования. Оставаться в стороне невозможно. Но я против того, чтобы возникала жестокость и с другой стороны. Например, в паблики скидывают фотографии моих коллег с разных каналов с их телефонами и адресами, им угрожают, угрожают их детям, шлют фотографии похоронных венков — и это тоже не ок.

Я участвовала в мирных протестах, делала это с мамой. Она выходила на акцию с сотрудниками своего предприятия, и я решила её поддержать. Многие мои коллеги выходят на забастовки, в том числе и из «Белтелерадиокомпании». Они тоже хотят иметь возможность честно работать, возможность быть в этом процессе классными профессионалами. Я очень ими горжусь — то, что они выходят на забастовки, очень смело.

Я считаю, что каждый из нас сейчас способен чем-то помочь, и делать это надо. Есть произвол, страх, боль — естественно, никто из нас это не поддерживает и не оправдывает. Есть люди, которые пропали без вести, есть пострадавшие в очень тяжёлом состоянии.

Конечно, мне бы хотелось дальше иметь возможность работать на телевидении и не чувствовать давления с обеих сторон. Я понимаю, что это произойдёт не сейчас — возможно, через год, через два, когда придёт новое руководство. Мне бы хотелось работать, когда я буду чувствовать себя комфортно, буду иметь возможность развиваться.

 Я работаю на телевидении с 2010 года: сначала на международном канале «Беларусь 24», а год назад устроилась на ОНТ. Работу тогда сменила из-за семейной ситуации: здесь был более удобный график. Я была продюсером дирекции утреннего вещания, планировала сетку эфиров, тематическое наполнение программы «Наше утро», приглашала гостей для интервью, разрабатывала тематику сюжетов. Всё было комфортно, поскольку программа «Наше утро» совсем не была связана с политической повесткой.

Ближе к выборам, три месяца назад, нам стали поступать идеологические «указки»: что мы можем делать, кого можно приглашать в качестве спикеров, а кого нет, что следует снимать, а что лучше не трогать. Они касались конкретных персон, у которых в социальных сетях были не совсем лояльные вещи: бела-чырвоно-белы сцяг, герб «Пагоня», негативные высказывания по поводу власти. Работать стало сложно, в том числе и в эмоциональном плане: указаний всё больше, контроль — ещё выше. Даже спикеры, которые приходили к нам на программу, критиковали повестку канала. Их смущало, что мы поддерживаем только одну позицию, рассказываем только провластное мнение. Были отдельные проекты, на которые мы имели право приглашать независимых спикеров, например программа «Объективно». Её эфиры были довольно редкими, а к выборам число независимых спикеров тоже уменьшилось. На утреннем шоу мы не освещали политику, но направленность материалов всё равно стала понятной. Если раньше мы снимали что-то более лёгкого, развлекательного характера, то сейчас появились идеологические вещи. Например, мы снимали сюжет о присяге молодых силовиков. Мы не хотели это освещать, всячески отказывались от этого материала. Но нам сказали, что нужно, и корреспондент был вынужден поехать.

Я решила уйти месяц назад, когда поняла, что в лучшую сторону уже ничего не изменится, что закручиваются гайки. Сейчас я ушла в отпуск, но когда он закончится, я не вернусь в компанию. Так совпало, что у меня ещё и контракт заканчивается. Я так решила по моральным и этическим причинам. Со своей гражданской позиции я не готова в этом участвовать. Я не верю, что телевидение может измениться по щелчку. Есть определённая структура, которая стоит над нами и которая не даст нам измениться существенно. Поэтому мне было легко уйти.

Настроения в коллективе у нас разные: кто-то решил выждать время и посмотреть, что будет, кто-то принял решение уйти добровольно, кто-то подписал забастовочный лист и решил ждать реакции руководителей. Из трёхсот сотрудников канала пока подписал только 31 человек, но я надеюсь, что подписей соберётся больше. В основном подписывались творческий коллектив и технические сотрудники: режиссёры, звукорежиссёры. Некоторые из них пострадали от задержаний на мирных протестах. Больничный закончился, их выпустили, и они ходят на работу. Ещё тридцать человек уже уволились или в процессе увольнения: люди уходили ещё до выборов, потому что повестка нагнеталась.

Я поддерживаю забастовку: люди мирно и конструктивно высказывают свою позицию. Никто не идёт на какой-то негатив с руководством, но поскольку сверху спущено указание удовлетворять желание людей уходить и не поддерживать требования забастовки, то несогласные люди будут вынуждены уйти. Ничего сверхъестественного мы не предъявляем, наши требования абсолютно в рамках гражданской повестки страны. Мы требуем проведения новых демократических президентских выборов с приглашением независимых наблюдателей и новым списком кандидатов. Требуем отставки главы ЦИК Лидии Ермошиной, поскольку она знала обо всех фальсификациях и не принимала жалобы. Требуем найти и привлечь к ответственности сотрудников правоохранительных органов, которые участвовали в задержаниях на митингах, которые пытали людей по всей стране. Также требуем отмену жёсткой идеологической повестки в СМИ, чтобы нам дали объективно освещать события в стране. Чтобы у нас была возможность дать слово спикерам с обеих сторон. Ещё я хожу на мирные акции, наблюдаю и поддерживаю цепи солидарности девушек.

ФОТОГРАФИИ: New Africa — stock.adobe.com (1, 2, 3), bydvvid  — stock.adobe.com