Хороший вопрос«Тебе не кажется»: Участницы акции в твиттере рассказывают
о пережитом насилии

  Я описала в треде в твиттере абьюзивные отношения: те, что у меня были почти четыре года назад (и длились три года), и те, что закончились совсем недавно (мы были вместе три месяца). Первые были самими сложными в моей жизни и нанесли большую травму. Вторые с определённого момента стали напоминать первые, но я всё равно сомневалась в своей правоте, даже когда мне было некомфортно. Рассказать об абьюзе вкратце довольно тяжело, к тому же читатели наверняка не раз углублялись в эту тему. Абьюз — это,  в первую очередь, эмоциональное насилие, которое может перетечь в сексуальное и физическое.

В первых отношениях были моменты, когда он мог обидеться, а я не понимала на что. Мне нужно было попытаться загладить свою вину, ещё больше ублажать его эго, делать всё, что ему приятно, лишь бы не чувствовать груз вины за то, что обидела близкого человека, даже если не знаешь чем. Были эмоциональные качели. Ссоры часто случались на ровном месте, были очень яркими, с криком и слезами. Я не знала, почему так реагирую, а он крушил мебель, и мне порой бывало очень страшно. Потом мы мирились, и он успокаивал меня, а я плакала у него на коленях. Я стала поступать так, как понравилось бы ему. Я перестала мечтать о своём, потому что он внушал мне, что это глупо и неинтересно: „У тебя детские взгляды на взрослую жизнь, думай о чём-то более полезном“.

Во вторых отношениях был газлайтинг (название этому я узнала позже). Однажды я ему сказала, что меня очень обижает, когда при любом разногласии он манипулирует тем, что расстанется со мной. Через два дня он стал обвинять меня в том, что я бросаюсь словами. 

Я решилась написать этот тред, потому что даже когда вышла из отношений, часть меня говорила: «Виолета, ты всё надумала, всё не так». Казалось бы, я взрослый человек, прошедший восемь месяцев терапии, переживший абьюзивные отношения и вновь в них попавший, не осознаю до конца, что я права и что нужно уходить. Я слукавлю, если не скажу, что услышать „Виолета, то, что происходило с тобой, неправильно, тебе не кажется“ мне тоже было нужно.

Главной задачей треда было показать на своём личном опыте, как работают методы абьюзера. Мне кажется, что его легче спроецировать на свои отношения, чем общий разбор проблемы, который можно увидеть в текстах, гуляющих по интернету. Поэтому задачи раскрыть имя не стояло. На том, чтобы это сделать, настояла моя подруга Валя Дехтяренко. Она сказала, что знает, что мой партнер применял не только эмоциональное и сексуальное насилие (как было в случае со мной), но и физическое насилие к предыдущим девушкам.

Когда раскрылось имя Алена, буквально спустя полчаса мне написали обе его предыдущие девушки. Они говорили, что плачут, и благодарили, что я смогла это рассказать и за себя, и за них. В целом реакция моего окружения, знакомых и друзей очень похожа: все шлют слова поддержки, благодарят за смелость. Больше всего меня шокировало, что ситуация получила столько гласности, и после неё началась волна рассказов разных девушек. Мне стали писать совершенно незнакомые люди, делиться своими историями.

Конечно, я почувствовала облегчение, когда рассказала свою историю. Я не ожидала получить столько поддержки. Я почувствовала, что та девушка, которой я была четыре года назад, больше не одна. По сути поддержка и нужна была ей тогдашней, но тогда я не смогла бы обо всем рассказать, да и некому было.

Я окончательно убедилась, что всё было не зря, когда вчера мне написал мой друг, что его близкая подруга через два часа после прочтения моего треда, вернулась к маме с вещами, расставшись с партнёром. Она окончательно убедилась, что это абьюзивные отношения, и их пора заканчивать.

  Я знакома с Сережей Простаковым лет восемь. Эта история произошла, когда мне было двадцать, в 2014 году. Мы были в приятельских отношениях, к тому же, он был другом моего бывшего парня, с которым я только что рассталась — это был болезненный разрыв.

Я должна была ночевать у друга, но он заснул и не открыл мне дверь. На улице я встретила Простакова, который проходил мимо, и он предложил переночевать у него. У меня не было денег на такси, было уже поздно, и я подумала, что в этом нет ничего такого. Мы отлично общались, он был дружелюбным и гостеприимным. Не помню, чтобы я подавала какие-то знаки — он мне не нравился как мужчина, и вряд ли я стала бы с ним флиртовать. К тому же, я была всецело поглощена переживаниями о бывшем парне, его друге. Я чувствовала себя в безопасности.

Это была двухкомнатная квартира, он жил с соседом. Он постелил меня на своей кровати, и я была уверена, что он не будет спать со мной. Было поздно, мы разговаривали, и вдруг он довольно резко приблизился ко мне, вцепился в мои плечи, попытался поцеловать и начал немного наваливаться своим весом. Я пару секунд потупила, а потом начала активно дёргаться и отпихивать его, у меня потекли слёзы. Он, видимо, испугался и отодвинулся. Извинился, сказал, что не так меня понял, хотя я не считаю то, что я сидела с ним на его кровати, приглашением к сексу. Я безостановочно плакала, сказала, что поражена его поступком, потому что он друг моего бывшего. Несмотря на то что Серёжа понял слово „нет“, мне кажется, эта история очень хорошо показывает, что человек не чувствует границ.

Важный момент этой истории: я приняла его извинения и простила. Потом до меня много раз доходило, что он не очень хорошо обо мне отзывался, а по сути, слатшеймил. Спустя несколько лет, я спросила у него: „Слушай, а ты признаешь, что по сути травил меня?“ Он сказал: „Да, я извиняюсь. Я это делал из солидарности с тем твоим бывшим парнем“.

Ещё одна история касается Сережи Миненко, это было в 2015–2016 годах. Мы с ним были знакомы примерно через ту же тусовку. В какой-то момент он стал снимать квартиру с моей близкой подругой, они жили почти в центре. Мы с ней часто ходили на ночные тусовки, после них я оставалась у неё спать. У неё был ненормированный график, и бывало, что я оставалась в этой квартире одна, когда подруга уходила на работу.

Про Сережу Миненко я знала, что он ведет себя как такой ловелас. Я была уверена, что он подкатывал в принципе ко всем, я постоянно об этом слышала. Когда он стал жить с моей подругой (они были друзьями, и, насколько я знаю, с ней он ничего не делал), я стала чаще общаться и с ним. Я приезжала к ним на вечеринки, приходила в гости. В какой-то момент его подкаты стали агрессивными, более настойчивыми, он стал меня трогать, а я всегда сливалась. Когда мы только начали общаться, у меня был молодой человек. Уже к серьезному сексуальному насилию он перешёл, когда я с ним рассталась (они тоже дружили).

Серёжа несколько раз пытался меня изнасиловать, склонить к сексу, а я говорила ему: „Нет“. Каждый раз это происходило, когда мы оставались дома вдвоём. Был случай, когда он зашёл в комнату моей подруги, где я спала, снял трусы и лёг на меня. Я проснулась от того, что он лежал на мне и пытался меня поцеловать. Я говорила: „Нет, я не хочу, отстань от меня!“, но он был уверен, что я этого хочу. Отстал, только когда я начала плакать навзрыд и буквально драться — попытки отползти, слово «нет» на него не действовали.

Пару раз я шла по квартире, а он подходил ко мне, прижимал меня к стенке и трогал. Однажды я заснула на кровати, когда его не было дома. Он пришёл и решил засунуть руку мне в трусы. Я проснулась и была поражена, стала на него кричать. Ещё в этой квартире не было замка в ванной, и однажды он зашёл туда, когда я принимала душ в кабине с прозрачными стенками. Я стояла голая, а он сказал: „Привет, Офицерова! Классно выглядишь!“ Я просто замерла и не понимала, что ему сказать. Он сделал свои дела, постучал по дверке, помахал рукой и, слава богу, вышел.

Несмотря на это я почему-то не переставала с ним общаться и ездить в гости к подруге. Мне почему-то казалось, что каждый раз — последний, но нет. Сейчас я понимаю, что нужно было полностью пресечь общение и желательно рассказать паре общих знакомых. Но тогда у меня был тяжелый период, было мало эмоциональных ресурсов. После всех этих историй он предлагал мне встречаться, говорил: „Женя, ну ты же понимаешь, что мы созданы друг для друга, почему ты ломаешься?“ Возможно, он видел, что я не обрываю общение, и решил, что в целом я не против того, что происходит. Мне жаль, что я не смогла до него это донести. И я очень жалею, что была с ним вежлива.

Про то, что случилось с Сережей Простаковым, я никому не рассказывала, потому что мне казалось, что он осознал ошибку. Мне казалось, что конфликт исчерпан. Я впервые рассказала об этом подруге, которая где-то за месяц до этого MeToo начала рассказывать, что он к ней приставал.

Поначалу, когда Сережу Простакова начали обсуждать в твиттере, я не хотела рассказывать об этом случае. Написала, когда Вика Кузьменко поделилась историей об изнасиловании пьяной девушки на его вечеринке. Меня переполнила ярость. Безусловно, всё нуждается в проверке, но люди, которые рассказывают об этом, внушают мне доверие, и эта история не кажется мне невозможной. Моя история — капля в море, но я решила, что стоит её рассказать, чтобы показать, что его действия — не случайность, а систематическое неуважительное отношение к девушкам. Ещё одной причиной стало то, что мне стало страшно, что на месте этой девушки могла бы быть я.

О Сергее Миненко сначала написала моя подруга Аня Чесова, я уже слышала эту историю. На этот раз она описала всё очень подробно, и я прониклась глубоким сочувствием. Она не назвала его имени, а я написала коммент: „Кажется, это тот самый человек, который пытался меня изнасиловать и засунул руку мне в трусы, пока я спала“. Я сделала это не раздумывая — мне хотелось поддержать Аню, показать ей, что она не одна, что проблема не в ней, а в этом человеке. Нам стали писать знакомые, что ради безопасности других девушек имя этого человека нужно раскрыть, и Аня его написала. Я очень горда собой и благодарна Ане, что она меня на это подбила. Про Миненко раньше я тоже мало кому рассказывала, скорее всего, потому что знала, что у него много друзей, которые за него вступятся, думала, что мне никто не поверит.

Я думала, что это будут посты на пять лайков, никто не обратит на них внимания. Возможно, еще Миненко и Простаков напишут мне гадости. Но удивительным образом реакция была очень поддерживающей. Мне стали писать и знакомые, и незнакомые, публично и в личку, что я молодец, что я смелая. Стали рассказывать свои истории. Мне стали писать мои бывшие молодые люди, обсуждать какие-то моменты в нашем прошлом. Мне написали несколько девушек, с которыми мы когда-то друг друга недолюбливали, просили прощения, что они говорили и думали обо мне плохо, сочувствовали, и я тоже просила у них прощения. И это, конечно, было очень приятно и трогательно. Было чувство солидарности и коллективной силы. Мы вскрыли ещё несколько историй, я активно включилась во все треды, начала ретвитить и лайкать. Возникло ощущение, что прорвало плотину. Эта история стала отправной точкой для многих важных и полезных диалогов.

За последние дни я пережила очень много тяжёлых эмоций из-за воспоминаний, чувствовала ярость от всех этих историй. Я очень много плакала, была в ступоре, злилась, винила себя, что догадывалась о каких-то историях и ничего не предприняла. Но я ни о чем не жалею, я рада, что всё это произошло. Я чувствую внутреннюю силу. Раньше, когда я вспоминала об этих случаях, я всегда чувствовала себя слабой.

  Я больше года не появлялась в твиттере, потому что в какой-то момент мне стало тяжело там находиться после расставания с бывшим. Пару дней назад мне написала подруга и рассказала, что сейчас многие наши общие знакомые делятся историями травматичных отношений. Я прочитала их, и мне показалось, что это безопасный момент, когда я могу высказаться и быть услышанной. Больше четырёх лет я была в абьюзивных отношениях и не находила необходимой поддержки. Мне было важно, чтобы наши общие знакомые знали, что в тот период он был замечательным и светлым человеком только на публике, но, оставаясь со мной наедине, превращался в домашнего тирана.

После моих признаний многие поддержали меня, и это дало мне сил и смелости рассказать историю о групповом сексе с сильно пьяной девушкой, который произошел в августе 2014 года на домашней вечеринке моего знакомого журналиста Сергея Простакова. В тот день я была там, но ушла раньше, чем произошли те события. Тогда же я познакомилась с фотографом Андреем Золотовым, с которым вскоре начала долгие отношения, и который позже оказался тем самым тираном.

После вечеринки мы начали много общаться с Андреем, и он рассказал, что было в ту ночь, когда я ушла домой. Это звучало как анекдот, но очень мерзкий. Потом он пересказывал эту историю другим людям, обсуждал ее с ними, в том числе в моём присутствии, поэтому я слышала её неоднократно. Со временем „шутка“ перестала быть актуальной. Большой рассказ ужался до фразы „тёлка (или баба) из твиттера“ — так мальчики называли ту девочку, потому что она была случайной гостьей. Никто не знал её имени, что с ней, где она сейчас, она стала своего рода мемом.

После публикации поста знакомые девушки писали мне и благодарили, что наконец кто-то осмелился рассказать об этом. Они отмечали, что слышали эту историю практически в тех же подробностях, что написаны у меня. Некоторые признались, что в 2014 году после услышанного у них возникло желание больше не общаться с героями рассказа.

Вечером после публикации я узнала, что люди, которых я назвала в посте, потеряли работу. Я до сих пор в шоке, и внутри всё переворачивается, ведь это не то, для чего я рассказывала. Я не хотела портить никому жизнь, не желала никому зла, я просто хотела вытащить этот проклятый скелет из шкафа. Чтобы люди признали ошибку, всё обсудили и поняли, что это не должно повториться.

Сейчас меня много критикуют. Некоторые люди справедливо называют это сплетнями, и они правы, потому что я не была свидетельницей произошедшего, хоть и слышала эту историю от участника событий. Друзья и новая девушка Золотова всячески защищают его, и их можно понять. Меня даже обвинили в клевете. Всё это я тяжело переживаю, из-за стресса открылось кровотечение, я перестала есть, не могу заснуть без таблеток, несколько раз за день переживаю панические атаки. Также я знаю, что сейчас очень тяжело Золотову и его окружению. Мне хочется поскорее всё это закончить и закрыть тему.

Сейчас, как мне кажется, мы заключили с ребятами своего рода перемирие. Я больше не буду развивать тему про тот чужой пьяный секс и надеюсь, в мой адрес больше не будет столько негатива. Я считаю, что никто из нас никогда не сможет по-настоящему доказать свою правоту. Решить вопрос может только та самая девушка. Я пыталась её найти, но это оказалось невозможным. С ней нет переписок, нет других электронных следов. Мне сказали, что скорее всего она пришла на вечеринку, просто увидев пост-приглашение в твиттере.

  Мне тяжело вспоминать подробности. Моя история произошла в феврале 2018 года, она похожа на историю Марии Константиниди — половой акт по принуждению. С небольшими оговорками — в тот день меня познакомили с Русланом Гафаровым, после очно мы никогда не виделись. Маша же описывает дружеские отношения с Русланом до и после случившегося.

После моего заявления стал принципиален вопрос формулировок: на историю Маши не отреагировали так массово, поскольку она не употребила в описании то самое страшное слово «изнасилование». Почему это слово могла употребить я? Это вопрос личного восприятия. У меня нет эмоциональной связи ни с этим человеком, ни с его компанией. Мужчины часто воспринимают агрессивный отказ и попытки противодействовать как элемент игры.

Спустя почти два года, осенью 2019 года, Руслан нашел силы в себе извиниться и признать свою вину, за что я ему благодарна. Сейчас для меня эта тема закрыта. Я приняла извинения, потому что у меня не было цели отомстить или наказать. Я придерживаюсь мирных методов решения проблем. Каждое раскаяние — это возможность сдвинуть с мёртвой точки разговор о насилии над человеком. Но наказание пришло в виде репутационного ущерба.

Я была поражена, что многие девушки были в курсе подобного поведения, но ничего не пытались с этим сделать. Были оправдания „это же …“ (имя на выбор), другие участницы конфликта также это подтверждают.

Что делать в ситуации, когда ты вынуждена сталкиваться с человеком, который причинил тебе боль, в общей компании? Я приняла решение изолировать себя от этих людей, а значит, не ходить в бары, куда все ходят, на тусовки. Иногда приходилось даже пропускать дни рождения близких подруг. Мне было двадцать, у меня не было связей, у меня были поддержка близких и желание не портить себе нервы. Надо понимать, что ещё два года назад можно было массово столкнуться к виктимблеймингом. Сейчас я считаю, что практически проработала свою травму, потому что я нашла способ осознать и принять её.

Мои подруги и близкие друзья давно в курсе. Все меня поддерживали, но эта тема слишком сложная для публичного обсуждения. Когда мы поднимали темы харассмента и домогательств с моей близкой подругой, она очень просила меня сделать заявление. Но я боялась непонимания и осуждения. Социальный капитал, очевидно, влияет на то, насколько ты готова к публичным заявлениям. Я решилась поделиться, когда увидела рассказы знакомых. 

Многие поблагодарили меня за огласку этой истории. Для меня важно не публичное освистание, а признание проблемы как таковой, общественное обсуждение и рефлексия. Сейчас многие медиа пытаются привязать эти истории к определенным (либеральным) взглядам. Но аддикции, непотребное или абьюзивное поведение — вне политики, ваших взглядов, вне принадлежности к той или иной „тусовочке“.

Этот кейс дал мне понять, что мы, возможно, действительно готовы нести ответственность за свои слова и поступки. Мы не можем полностью избавиться от эмоционального или физического насилия, но можем сделать шаг к сопротивлению ему.

  Всё началось с истории моей подруги Виолеты. Кроме самого насилия, меня задело то, что с Аленом Рахманом, о котором она писала, общаются многие наши общие знакомые. Я написала его имя и объяснила, почему это сделала, после чего мне посыпались сообщения про этого человека, затем про других и так далее. Мне было важно защитить свою подругу, других девушек, и, конечно же, привлечь к ответственности Алена.

Я рассказала и свою историю — о Руслане Гафарове. Руслан ещё до меня работал в редакции „Открытой России“ (сейчас „МБХ медиа“), он старательно подчеркивал свой опыт, приукрашивал, выступал с позиции более старшего, опытного, крутого. Я пришла на работу в соседний проект, в „Правозащиту“. Мне было девятнадцать, я была довольно незрелой, поэтому не смогла защитить себя. С первой неформальной встречи Руслан стал приставать ко мне, потом говорить про любовь, манипулировать, и всё по кругу. Так продолжалось дальше. К тому же он регулярно настаивал на сексе, но, к счастью, мне удалось себя от этого оградить. Я знала, что такое отношение к девушкам, особенно к новеньким, для него норма, и что со многими доходило до секса, в том числе без их чёткого согласия. А потом узнала, что он всё это время состоял в отношениях. К счастью, Руслан всё это признал, не стал оправдываться и рассказывать про „вторую сторону“. Хотя выхода у него, с учетом количества случаев, особо и не было. Мне было просто обо всем этом заговорить — молчать годами, зная масштабы, было труднее.

Мне начали писать девушки, присылать десятки историй про знакомых и незнакомых людей, некоторые просто кошмарные. Мне начали писать друзья, в том числе со встречными обвинениями. Потом начали писать мужчины и обвинять пострадавших, представлять „свою версию“ событий, которую потом кто-то ещё мог подхватить. Наверное, тяжелее всего читать ужасные оправдания, в том числе с интимными подробностями или с издевкой, как и обвинения в адрес пострадавших. Но главное, что десятки людей написали мне и Виолете, что они наконец смогли выговориться, внимательно посмотреть на свои отношения или решились извиниться за прошлые поступки.

  В своём главном твите про Простакова я написала, что узнала обо всём ещё в начале весны. Мой друг рассказал, что был знаком с девушкой, подругу которой лапал Простаков. Так я поняла, что это произошло не со мной одной. В этой истории я служила больше медиатором: хотела обозначить, что Простаков так себя ведет. Ко мне он приставал на тусовке наших общих друзей. Простаков был пьян, начал отпускать сальные шуточки, комментарии, трогать меня. Дальше это не зашло, но я для себя сделала отметку, что этот человек пристает к девушкам, скорее всего не ко мне одной, и это действительно оказалось так.

Вначале я написала об этом очень завуалированно. Но ко мне обратились три–четыре девушки, которые сразу же узнали Простакова — у них были такие же истории. Пару дней назад, одна из этих девушек — Женя Офицерова — написала, что несколько лет назад он набросился на неё.

В первый раз на эту историю никто особенно не обратил внимания, потому что там ничего не было понятно. У меня не было цели рассказать об этом открыто. Поделиться всем я решила ещё давно, просто не знала как — когда люди рукопожатные, твои друзья с ними общаются и делают вид, что этого не существует, или считают, что так и должно быть. Но всё всегда вскрывается, просто нужно время: я просто поймала момент, поймала эту волну.

Все знали, что Простаков себе такое позволяет, просто это оставалось невысказанным. Меня эта ситуация не травмировала, но я беспокоилась за других девушек, за то, что с ними могло бы быть дальше. Ты сразу представляешь самое худшее. А потом всплыла эта история с вечеринкой.

Во второй раз я написала обо всём на общей волне. После мне написал сам Простаков, извинился. Негативной реакции на пост, к счастью, не было.

ФОТОГРАФИИ: 1stdibs (1, 2, 3)