Хороший вопрос«Секс был уступкой»: Асексуальные
и аромантичные люди
об отношениях

Мне всегда казалось, что сверстники и сверстницы будто бы играют в какую-то игру: «Вот сейчас мы возьмёмся за ручки, ходим — мы пара». Все очень одобрительно на них смотрят, радуются, сопереживают. Мне это напоминало ситуацию в летнем лагере. Всем лет по тринадцать-четырнадцать, и обязательно у кого-то происходит «роман». Вплоть до выпускного мне казалось, что все это разыгрывают. Как потом выяснилось, это не так: у них были какие-то чувства друг к другу, переживания, ревность. Для кого-то это значимый опыт.

Для меня это был странный процесс, я находилась вне его. Я начала искать информацию. Однажды — не знаю, как это произошло, — встретила слово «аромантичность» и поняла, что оно описывает мой опыт. Когда приходишь к этому осознанию и ты смотришь на всё в ретроспективе, то понимаешь: да, у меня не было и, скорее всего, не будет к кому-либо романтического притяжения. Хотя, конечно, у всех по-разному, потому что аромантичность — это спектр. Кто-то будет постоянно по нему перемещаться. Бывает, что романтическое влечение появляется у человека часто, бывает, что раз в два года или в год. Но это не мой случай. Я, пожалуй, классический пример аромантичного человека.

Некоторые люди, причисляющие себя к противоположному концу спектра, всё-таки хотят испытать близость, но не в рамках конвенциональной аматонормативной схемы (аматонормативность — система взглядов, при которой любовные отношения считаются универсальной нормой и целью для всех людей. — Прим. ред.), где вы сначала друзья, потом у вас отношения, потом вы поженились. Есть люди, которым хочется выйти за рамки этой иерархии. И быть не друзьями, не романтическими партнёрами, а просто партнёрами, существовать в близких отношениях. Для меня это было бы возможно, но не так много людей готово выйти за эти рамки вместе со мной.

Когда проромантичные люди начинают говорить, что быть одному или одной нормально, люди из аромантического спектра сидят и пожимают плечами. Собственно, наше существование это подтверждает. Мы пытаемся об этом говорить, но никто не слушает. Родственники спрашивают, где мои партнёры. Я отвечаю, что у меня их нет и не будет. И меня просто игнорируют, считают это юношеским максимализмом. То же самое с некоторыми другими людьми. Когда ты им говоришь, что я таким не интересуюсь, они всё равно продолжают считать это временной ситуацией.

Я ощущаю свою асексуальность в первую очередь как отсутствие сексуального влечения. Мне слабо понятна его концепция: со слов людей я технически более-менее понимаю, но не могу пропустить через себя. При этом я очень секспозитивный и считаю, что секспросвет должен быть. Мне нравится исследовать эту тему теоретически.

Сначала я думал, что я пансексуал, потому что как будто бы испытывал романтическое влечение к любым гендерным идентичностям. Потом оказалось, что это не так: я испытываю эстетическое, платоническое влечение, желание общаться, дружить. Меня интересуют другие люди, они восхищают меня — и раньше я трактовал это как влюблённость.

Оказалось, правда, что я могу и влюбляться — просто непонятно, в каких обстоятельствах это происходит. Так случилось один раз, и мне очень не понравилось — больше я так не хочу. В итоге мне комфортнее использовать «аро» (сокращение от «аромантик». — Прим. ред.) как ярлык самоидентификации, поскольку по большей части я соотношу себя с этой категорией. Но если разбираться, то я скорее ароспек (человек в аромантичном спектре. — Прим. ред.) и асексуал.

До того, как я начал идентифицировать себя как аромантичный и асексуальный человек, я пытался построить романтические и околосексуальные отношения. С первым партнёром мы хотели попробовать разные вещи вместе, в том числе секс. Было прикольно, но мне казалось более интимным фильм посмотреть. Про мою асексуальность, отсутствие сильного интереса к сексу он и так знал. Когда я признался, что я аро, ему это не очень понравилось. Мы расстались, потому что ему нужны были именно романтические отношения.

Я воспринимаю секс и околосексуальные, околоромантические практики как формы коммуникации. С каждым человеком это всегда очень по-разному, и это очень интересно. Я очень эмпатичный, мне интересно видеть реакции человека, проживать вместе с ним небольшой опыт. Иногда ощущения прикольные, иногда прикольный контекст. Но мне кажется, большая часть в партнёрских отношениях — это про моего партнёра или партнёрку. Это как с массажем: мне не сложно, им хорошо.

Я живу в Израиле уже десять лет и думаю, что полное осознание моей асексуальности произошло здесь. Какое-то зачаточное понимание пришло очень давно, примерно в шестнадцать лет. Но тогда это воспринималось скорее как отклонение от нормы, как будто «что-то не в порядке». Только здесь я приняла это как личную особенность.

В Израиле нет таких жёстких социальных норм, как на постсоветском пространстве, где принято разделяться на мальчиков и девочек, все должны быть в браке после двадцати лет, у всех должна быть семья. Люди настолько свободнее и проще относятся к этому, что, я думаю, именно такая среда дала возможность более чётко понять себя.

Я воспринимаю асекуальность на физическом уровне. На уровне отсутствия сексуального притяжения к людям, неважно какого гендера. Я не чувствую потребности в сексуальных практиках. Очень долго я пыталась строить отношения, хотела изменить себя и соответствовать принятым нормам, но потом поняла, что это не работает. Как будто отношения были чем-то для другого человека, а не для себя. Секс был уступкой. Я поняла, что мне не нужно это делать для кого-то, что отношения — это в первую очередь для тебя самого. И отказалась от попыток.

В Израиле очень открыто говорят на тему секса. При этом асексуальность в таком формате будто теряется: все настолько кайфуют от секса, что не понимают, как можно без. Люди знают об асекуальности, но для них это просто термин из словаря. Относятся с недоверием: существует ли это на самом деле или ты просто не встретил своего человека, как обычно говорят. Спрашивают: «Тебе нравятся мальчики?» — «Нет». — «Тебе нравятся девочки?» — «Нет». — «Как? Как это так?» Это не негатив, а именно непонимание. Мне сложно представить, как здесь в этом формате встретить кого-то на той же волне, что и я.

Я не чувствую себя неловко, когда люди при мне говорят о сексе. Мне было важно найти своё место, понять свои отличия, особенности. И когда я нахожусь в гармонии с собой, то в любой, даже неподходящей среде, мне комфортно довольно долго.

Где-то в пятнадцать лет я стала читать и узнавать об асексуальности. До этого я не подозревала, что чем-то отличаюсь. Сейчас, оглядываясь назад, я не понимаю, откуда у меня взялась мысль, что так у всех. Если вспомнить диснеевские мультфильмы, это всегда история о том, как принцесса влюбилась с первого взгляда, а потом вышла замуж. Мне казалось, что в тех же фильмах дружба переходит в любовь и сексуальные отношения — и я была уверена, что так у всех. Но я дружила с девочками, у которых всё было наоборот: они встречали парня в коридоре, а на следующий день начинали с ним встречаться. Я не могла понять: как так получается?

Семья не знает о моей асексуальности. Я склонна думать, что их это и не касается. Если друзья меня спросят, я им расскажу. Недавно в инстаграме была анкета, в которой нужно было отметить свою идентичность, и там как раз была отметка на эйс-спектре (асексуальный. — Прим. ред.). У меня что-то уточняли, спрашивали по поводу этой анкеты. А так, в общем, никто не интересуется. Я не считаю нужным лишний раз уведомлять людей.

Обычно люди, которым я рассказываю о себе, в курсе, что такое демисексуальность, либо сами принадлежат к этой идентичности. Поэтому всем нормально. Демисексуальность — часть спектра асексуальности. Человеку, который так себя идентифицирует, нужна основательная эмоциональная связь, чтобы испытывать сексуальное влечение. Мне кажется, что для аутичных людей относиться к эйс-спектру — это достаточно типично. Внутри этой группы вопросов точно не возникает. Есть даже стереотип, что аутичные люди, скорее всего, асексуальны.

В моём случае синдром Аспергера больше всего повлиял на социальные навыки, и получился замкнутый круг. Чтобы вступать с людьми в отношения, мне нужно с ними сблизиться — но аутичность не позволяет легко сходиться с людьми. Это действительно непростой и долгий процесс. Например, я недавно столкнулась с тем, что не понимаю, как люди выстраивают отношения. Мне было совсем неочевидно, что, чтобы проявить интерес к человеку, нужно пригласить его на свидание. Я пыталась идти какими-то окольными путями, хотя мне уже двадцать лет и я вроде бы должна понимать такие вещи.

Я думаю, что отсутствие репрезентации — это вполне себе афобия. Яркий пример — асексуальная героиня в «Половом воспитании». Она появилась на десять минут, а в русском переводе в отношении неё использовали слово «асексуализм». То, с каким восторгом её приняли, показывает, как мало таких персонажей и как сильно хотелось бы, чтобы их было больше. Я сама человек творческий, и у меня есть свой набор персонажей. Среди них асексуальная девочка, главная героиня истории, которую я сейчас пишу. Я, конечно, не Netflix и не могу вещать на действительно широкую аудиторию. Но я стараюсь положить свою маленькую веточку в костёр.

Асексуальность и аромантичность — часть того, как я смотрю на мир. Это меня определяет, влияет на мой опыт и на то, как я вижу вещи. В четырнадцать лет я осознала, что не гетеросексуальна. Потом считала себя би. После думала, что я лесбиянка. А уже к шестнадцати поняла, что я эйс (сокращение от «асексуальный человек». — Прим. ред.). С одной стороны, это было сложнее — мне казалось, это значит что-то очень скучное. А с другой — проще, потому что внутреннюю гомофобию я уже победила. Было легче признать, что я отличаюсь. До этого я поняла, какие-то группы людей будут ненавидеть меня просто за то, кто я есть, это очень резко по мне ударило. Так что когда осознала свою асексуальность, эта мысль была уже довольно привычной.

Мои единственные отношения, помимо семейных, дружеские. Если рисовать схему, то дружба будет на вершине, так что она становятся самой важной. Но я не могу обобщить, насколько важна дружба в целом — можно говорить только про конкретные отношения.

Если я могу естественно вставить в разговор, что я эйс, то я делаю это. Обычно люди уточняют, что это — в девяти случаях из десяти. Ты пытаешься объяснить, а они продолжают спрашивать: «Что?» Они не знают, как реагировать, и поэтому просто игнорируют эту тему. С открытой афобией я сталкивалась нечасто. В основном это было обесценивание, отрицание моего мнения о себе. Никто не пытался меня изнасиловать, хотя 43 % асексуалов сталкивались с сексуальным насилием.

Есть расхожая фраза, что «все занимаются сексом как хотят». Мне же больше нравится выражение «каждый дрочит, как он хочет» — так куда инклюзивнее, потому что сексом занимаются не все, а мастурбируют многие. Хорошо, когда в фанфиках есть дисклеймер: «Вот сейчас осторожно, тут будет секс» — приятно, что обо мне подумали. Эйс-инклюзивность — это просто осознание того, что асексуальные люди есть, и необходимость помнить о них.

ФОТОГРАФИИ: New Africa — stock.adobe.com, berkay08 — stock.adobe.com