Хороший вопрос«Псевдонаучная полоумная ересь»: Девушки о защите научных работ
по феминизму

 С сексизмом, как и многие другие девочки, я столкнулась ещё в школе, но распознать его смогла только в университете, когда ознакомилась с феминистской теорией. Мальчики на физкультурной линейке могли без разрешения шлёпать девочек по попе и смеяться, издевались над «толстыми» и «страшными». Процветала и внутренняя мизогиния: одноклассницы боролись между собой за внимание мальчиков, а одна из учительниц однажды прямо назвала меня «шл***й» за то, что я надела в школу строгие чёрные шорты поверх плотных колготок. Мне было двенадцать лет. Когда я училась в начальной школе, меня из-за какой-то глупой ссоры ударил одноклассник. Когда моя мама пришла к классной руководительнице разбираться, та сказала ей: «Некоторые девочки заслуживают того, чтобы их били».

Я стала определять себя как феминистка на втором курсе института. Я училась на философском факультете МГУ им. Ломоносова и, конечно, понимала, что философия пропитана сексизмом: всем известны высказывания Аристотеля, Августина и Хайдеггера о женщинах. Это относится и к философскому факультету: долгое время он воспринимался как мужской клуб, ведь только мужчины способны воспринимать сложные интеллектуальные концепты. Когда я приехала подавать документы в университет, один из сотрудников факультета, узнав, что я иду на философский, спросил: «А что такая красивая девушка будет делать на философском?» 

Я училась на отделении «Философия религии и религиоведение», и на третьем курсе мне пришла в голову идея совместить специальность и свой интерес к феминизму. Так я узнала о феминистской теологии. Конечно, решение писать работу по связанной с феминизмом теме было обусловлено не только эгоистичным желанием сделать её интереснее и приятнее себе. Мне просто надоело, что мы не обсуждаем философок, что феминистская философия не включена в программу. Что, изучая теологию, мы говорим о других либеральных теологиях, но не о феминистской. Своей работой я как бы хотела сделать заявление: этот дискурс есть и он легитимен.

Тема моей работы — «Современная западная феминистская теология». Многие, услышав словосочетание «феминистская теология», вообще не понимают, почему это может быть актуально и интересно. Кто-то говорит, что религия больше не имеет веса в обществе и это не нужно; кто-то просто поражается сочетанию этих понятий — ведь многие понимают, что традиционные религии очень сексистские. На самом деле, даже изучив новостные сводки, можно убедиться в актуальности феминистской теологии: представители РПЦ заявляют, что «женщины слабее умом, чем мужчины», а также советуют пораньше рожать. В некоторых американских штатах запрещают аборты, опираясь на религиозную риторику. Феминистская теология фокусируется на женском в поле религии — это подразумевает пересмотр священных текстов и их традиционных мужских интерпретаций в пользу феминистских, выявление сексизма в отправлении культа, создание новых форм именно женской духовности.

Научная руководительница отнеслась к этой теме достаточно спокойно и с поддержкой. Защита проходила долго и не без эксцессов, но, думаю, эта история скорее с хорошим концом. На нашей кафедре есть довольно эксцентричный преподаватель, который известен невероятно серьёзным отношением к православию. Главным моим оппонентом стал, конечно, именно он. В очень эмоциональной форме он спрашивал, где я вообще обнаружила сексизм в Библии, на чём основывается эта «так называемая» феминистская теология и что это вообще за бред. Я привела конкретные примеры мизогинных цитат из Ветхого и Нового Завета, но это его не удовлетворило — он повторял вопросы снова и снова, пока другие члены комиссии не заступились за меня. Разгорелся жаркий спор. Вообще, это была какая-то сказка: преподаватели (все мужчины) по очереди вставали за кафедру и произносили слова в защиту моей работы, всячески рекомендуя её к высокой оценке. Подозреваю, многие из них сделали это из неприязни к любым формам фанатизма и просто из адекватности, а не с профеминистских позиций, но от этого я не меньше им благодарна. В итоге я ушла с оценкой «отлично». Довольна я не столько оценкой, сколько осознанием, что ещё не всё потеряно: преподаватели проявили искренний интерес к моей теме и даже были готовы защищать её от нападок.

У меня была идея другой работы, но в итоге я не решилась. Хотелось сделать текст о религиозном символизме в русской сафической поэзии (в основном я хотела опираться на стихи Цветаевой и её возлюбленной Софии Парнок). Тогда уже покойный преподаватель нашей кафедры сказал мне, что этой работы он не допустит, а геев и лесбиянок надо сжигать в печах.

В университете я встретила единомышленниц — девушек, которые так же, как и я, устали от сексизма в академии и в философии в частности. Поэтому вместе мы основали FEM TALKS — проект, направленный на популяризацию феминистской теории и философии. В его рамках мы проводим ежемесячные дискуссии по разным проблемным полям в феминизме: уже были мероприятия, посвящённые феминистским проблемам в науке, искусстве, психиатрии и психотерапии, литературе, урбанистике. А ещё мы публикуем переводы феминистских текстов или собственные статьи в нашем телеграм-канале, записываем подкаст.

 Я всегда нормально относилась к теме феминизма, всегда поддерживала феминисток. Раньше я просто читала об этом явлении, смотрела видео Ники Водвуд. Всё это происходило на фоне кампании #MeToo, всё большего развития бодипозитива. Но активизмом я никогда не занималась — просто продолжала изучать тему глубже. На первом курсе в магистратуре у нас был предмет «Этика СМИ». На первой же паре преподаватель спросил: «Можете ли кто-нибудь привести конкретный пример неэтичного поведения СМИ?» Я вспомнила публикацию Платона Беседина в «Московском комсомольце» «Время ш**х: россиянки на мундиале позорят себя и страну». Преподаватель со мной согласился, но одногруппник начал спорить. «А что, если они действительно вели себя как ш***и? Вот в мусульманских странах они бы себе такого не позволили! Они заслуживают наказания!» — сказал он. Тогда я поняла, что так мыслит очень много людей в нашей стране. Мне стало плохо и страшно от того, что кто-то может меня оскорбить или избить из-за того, что я сплю с иностранцем. И тогда же я решила сделать исследовательскую работу — хотя бы назло таким консервативным одногруппникам.

Я стала искать научного руководителя и тогда же подошла к этому преподавателю. В конце семестра я подготовила аналитику по феминизму — это короткая работа на три страницы, где я в целом описала всё, что происходит. Сначала он подтвердил, что это интересно, но потом, когда я уже рассчитывала на его поддержку, сказал, что это перебор. «Вот вы знаете, кто у нас в стране главная феминистка?» — спросил он. «Нет», — отвечаю я. «А я вот знаю, кто она, я учился с ней в одном университете. Там такая девушка, к которой не то чтобы на работе кто-то приставал — её, наверное, даже за причинное место ни разу не щипали. Скажите честно, вот вы знаете хотя бы одну красивую феминистку?» — спросил он. После такого, понятное дело, я не могла делать с ним научную работу.

Когда я пришла на кафедру и попросила дать мне научного руководителя, который мог бы помочь с этой темой, заведующий кафедрой лишь отмахнулся: «Ой, ну кто там у нас главная феминистка?» Моей научной руководительницей стала другая преподавательница с этой кафедры. Она сказала, что её студентка на бакалавриате уже защищала подобную работу, но её тогда завалили и поставили тройку. И предупредила, чтобы я готовилась к трудностям с комиссией, к глупым вопросам. Считалось, что моя тема — «Современные течения феминизма в российских СМИ» — была несерьёзной, ведь одногруппники защищали работы по военному конфликту России и Грузии, политической кампании Эммануэля Макрона и другим политическим темам. 

На защите магистерской диссертации я говорила, что в России нет нормальных научных статей по феминизму: всё, что мне попадалось, — это лишь отдельные статьи в разных изданиях. Говорила, что у нас принижают значимость проблемы, не понимают её масштабов. Все озабочены только внешними проявлениями феминизма, в то время как крупные проблемы, вроде домашнего насилия или стеклянного потолка, опускаются. Разные уровни заработной платы, тотальная объективация в рекламе и СМИ, отсутствие юридической защиты при изнасиловании, громадный долг по алиментам, калечащие операции, преследование Любови Калугиной, «Мужское государство» — вот неполный список проблем в моей работе. Я говорила, что и без харассмента на работе женщинам бывает страшно просто на улице. Говорила, что до сих пор живёт стереотип, что раз женщины могут голосовать и делать аборты, они всего добились — чего ещё им нужно?

Посреди этой пламенной речи заведующий кафедрой остановил меня и спросил: «А вы вообще к мужчинам как относитесь?» Я ответила: «Нормально». «Исчерпывающий ответ, — сказал он. — Продолжайте». Потом он ещё раз перебил меня и сказал коллегам: «Ой, а вы слышали, что «Московский комсомолец» у нас теперь музей патриархата?» — это у него была такая шутка. Когда я заканчивала выступление, другой член комиссии тоже решил пошутить: «Если у женщины стеклянный потолок, то у мужчин какой? Натяжной?» Мне было совсем не смешно, и я ответила: «Шутка на десять из десяти». «Ладно, — продолжил он. — Я не буду задавать вам вопрос, потому что вы обвините меня в сексизме». Ещё в комиссии были моя научная руководительница и доцент кафедры, которая сказала мне: «У вас в работе есть серьёзная ошибка: вы не указали временные рамки своего исследования». Потом, когда я уже заканчивала своё выступление, я услышала, что заведующий кафедрой сказал своему коллеге: «Ненавижу тему гендерного неравенства». В итоге нам всем поставили «отлично», но у меня был самый низкий балл среди одногруппников.

 Несмотря на то что я училась в хорошей московской школе, сексизм в ней присутствовал и исходил как от некоторых учителей, так и от одноклассников. Школа была с гуманитарным уклоном, и как-то на уроке математики учительница попросила остаться на перемену четырёх учениц, написавших контрольную работу хуже всех. Вместо того чтобы объяснить материал или договориться о пересдаче, она спросила: «Кем хотите стать в будущем? Ш****ми? Вы такие тупые, что не смогли решить даже простые задачи. Будете всю жизнь под мужиками лежать и ноги раздвигать». Мы были тогда в шестом классе. Ещё одна история времён средней школы: группа парней в нашем классе придумала свой способ деления одноклассниц — на «досок» и «нормтёлок». Самое страшное, что тогда я не предприняла никаких попыток прекратить травлю моих одноклассниц. 

Окончив школу, я поступила в МГУ. Дипломную работу я писала о том, что меня по-настоящему беспокоит, — о положении женщин в науке. В ней я на примере кейсов из разных дисциплин рассказываю о феминистских исследованиях и о репрезентации женского опыта в научном дискурсе. Кроме этого, я провела собственное микроисследование о гендерном соотношении в одной из лучших московских физико-математических школ. Выяснилось, что, учитывая нынешнюю скорость, гендерный баланс среди учащихся будет достигнут — спойлер — через 97 лет. Одногруппники были заинтересованы темой моего диплома и поддерживали меня, среди них не было ни одного осуждающего комментария. Моя научная руководительница также сделала всё и для работы, и для достойной защиты: консультировала меня по спорным вопросам, помогала с литературой и оформлением текста.

Защита далась мне непросто. Я знала, кто будет меня оценивать, и готовилась к худшему. Ещё во время моего вводного слова я слышала смешки и обсуждение моих фраз педагогами. Сразу после него посыпались вопросы, среди которых были как нормальные, так и не вполне адекватные. Например, такие: «Вот вы рассказываете про феминизм, а он вообще существует? То, что там в Америке и Европе что-то придумали, это ещё ничего не значит», «В Америке уже сорок гендеров придумали, как вы к этому относитесь?», «А нужно ли нам, чтобы женщин, строящих самолёты, было столько же, сколько мужчин? Может, не в этом их счастье?». В целом атмосфера была напряжённой, а меня не воспринимали всерьёз.

Мои рецензент, оппонент и научный руководитель рекомендовали меня к пятёрке. Но они не выставляли финальную оценку. В итоге комиссия (не читавшая саму работу) поставила четвёрку. Я была расстроена, но не удивлена, так что не восприняла это близко к сердцу, хотя надеялась, конечно, на пятёрку. У меня создалось впечатление, что российская академия не заинтересована в научных работах по феминистской и гендерной тематике. Особого желания поступить в магистратуру и продолжать работать над этой темой у меня нет: не хочу, чтобы через два года на меня опять вылился ушат дерьма за мои взгляды. Поэтому если я и буду заниматься этими исследованиями, то уже на независимых площадках.

 С детства я думала, что именно со мной обращаются несправедливо, что именно меня заключают в рамки из-за того, что я девочка. Но это не вызывало во мне мысли, что есть какое-то системное угнетение — мне просто хотелось приблизиться по статусу и возможностям к мальчикам. Я отрицала в себе всё женское, кичилась дружбой с парнями, гордилась, что я никогда не плачу, — в общем, внутренняя мизогиния бурно цвела. Когда я начала систематически изучать литературу, моё видение изменилось. Я прочла классические работы Симоны де Бовуар, Валери Брайсон, Наоми Вульф. В моей голове сложилось понимание, что такое патриархат, я начала понимать, как работает система, и это собрало кусочки пазла в моей голове в единое целое.

В университете я писала про политические идеи в русской литературе: в начале каждого курса тема казалась захватывающей, но в процессе работы интерес иссякал. У нас был довольно интересный предмет «Основы гендерной политики». Преподавательница очень ёмко и структурированно изложила нам основы, но баттхёрт моих однокурсников было не остановить. Когда мы обсуждали сексуальность и средства контроля над ней, я слышала вздохи: «М-да, МГУ, докатились». Потом я узнала, что кто-то писал письмо руководству факультета с требованием исключить этот предмет из перечня, потому что он не соответствует нормам «академичности». Летом перед выпускным курсом я решила поговорить с научным руководителем о том, чтобы изучить феминистские политические концепции. Я немного боялась неадекватной реакции, но в итоге он дал добро и посоветовал несколько отличных источников. Научный руководитель всегда поддерживал мой выбор, он и сам писал тексты о первых профеминистах в Российской империи: Герцене и Чернышевском. Я ему очень благодарна. В отзыве о моей работе он использовал феминитив «дипломница» — мелочь, а приятно.

Моя работа называется «Концепция марксистского феминизма А. М. Коллонтай». Наверное, она первая, кто приходит на ум, когда вспоминаешь о российском феминизме. Однако я столкнулась с огромным количеством литературы, где Коллонтай представлена как «блудница революции», «нимфоманка» или «дипломат и куртизанка». С другой стороны, меня удивили англоязычные исследования, там социально-политическое творчество Коллонтай обосновывается как предтеча радикального феминизма. Она одной из первых с должным вниманием отнеслась к сфере приватного, что, по мнению исследовательниц, рифмуется с тезисом «личное — это политическое». Защита прошла спокойно — или даже безразлично. Всё было отлично, если не считать реакцию одногруппников, которые не признавали феминизм вообще. Довольно странно, что в ведущем университете страны кто-то видит феминистскую теорию как «псевдонаучную полоумную ересь» — чтобы вспомнить формулировку, я специально нашла сообщение моего однокурсника.

Но, конечно, без комментариев в мой адрес всё равно не обошлось. Один из преподавателей, увидев меня, пошутил, что я, как из песни Высоцкого, «феминисточка». В этом комментарии моего преподавателя, на мой взгляд, вся суть отношения к феминизму в русскоязычной академии — от него отмахиваются, как от назойливой мошки. Обладающие властью и социальным капиталом не видят в феминистках серьёзной угрозы своему положению. Я не уверена, что часть моих преподавателей вообще адекватно представляют феминизм. Надо отметить, что сторонницы и сторонники есть и среди них, и среди студенток и студентов. Но всё равно мало кто считается с феминизмом, он воспринимается как блажь женщин, «которые с жиру бесятся». Сейчас я поступила в магистратуру в другой вуз, где пишу о гендерных маркерах городского пространства.

Фотографии: Etsy, ofakind