Хороший вопрос«Культурного шока у нас
не было»: Пары о том,
как происхождение влияет
на отношения

  Я родилась и двадцать два года прожила в Беларуси, потом переехала в Германию. Мой муж Арпад — венгр, но живёт в Германии больше десяти лет. Наше знакомство — счастливая случайность. Я хотела купить велосипед и разместила объявление в группе нашего города в фейсбуке, он ответил, и мы начали общаться. В какой-то момент решили встретиться, а через три года поженились. Между собой мы общаемся на немецком языке. Родной язык Арпада венгерский. Он очень сложный, там даже такие слова, как «мама» и «папа», звучат совершенно непривычно для меня. Я могу поздороваться, попрощаться и поблагодарить на венгерском — и на этом всё.

Я часто обращаюсь к мужу на русском, так что он учит язык пассивно. Знание словацкого помогает ему понимать русский; его знаний хватает, например, для покупки жетонов метро в Минске (правда, его по три раза переспрашивают, но в итоге понимают). И конечно, в отношениях очень важен и невербальный язык: поцелуи и объятия.

В Германии мы оба иностранцы, и с разницей в несколько лет мы пережили похожие и не всегда простые ситуации, которые касались положения на работе и в обществе. Это помогло и помогает нам лучше понимать друг друга.

Больших культурных различий мы не замечаем — разве что завтраки разные. Для Арпада привычный завтрак — хлеб или булочки с маслом, салями, сыром, овощами. Когда мы были в гостях у моих родителей, мама приготовила на завтрак макароны с курицей — для него это больше похоже на обед. Арпад вырос, играя в футбол, у них это самый популярный вид спорта, а в моей стране больше любят хоккей — но всё это мелочи.

  Я русская, но у меня есть кровь коренных народов Севера, у папы в паспорте было написано «эскимос» (сегодня этому термину зачастую предпочитают названия, например, конкретной этнической группы, как «инуиты» или «юпикские народы». — Прим. ред.), а мой муж — грузин. После долгих отношений на расстоянии мы решили жить вместе в Грузии.

Три года назад мы с подругой ехали в Грузию вкусно поесть с установкой ни в коем случае ни с кем не знакомиться — боялись, что нас украдут. Но у Грузии на вас всегда свои планы. В первый же вечер в ресторане нас пленило знаменитое грузинское многоголосье, и все мысли об опасности развеялись. Здешнее оружие — философские разговоры, доброта и открытость. Когда мой будущий муж произносил очередной тост, я подумала, что сказала бы то же самое теми же словами.

Муж прекрасно говорит на русском благодаря советскому прошлому Грузии. Но сейчас я учу грузинский, чтобы быть ближе к культуре и лучше её понимать. Мне кажется очень уважительным говорить с местными на их языке или по крайней мере пытаться это делать. Грузинский очень похож на русский в плане подвижности и свободолюбия, но у них нет ничего общего в грамматике и лексике. Общаться мы начали на русском и до сих пор в основном между собой говорим по-русски, периодически смешивая его с грузинским. Благодаря этому языкового барьера у нас почти нет. Единственное, я лучше ощущаю чувство, когда мой муж говорит «Я тебя люблю» по-русски, а он — когда я говорю это по-грузински. Наши дети пока не говорят, но точно будут говорить минимум на трёх языках: русском, грузинском и английском.

В плане культурных различий вспоминаются две вещи: одна бытовая, другая отношенческая. В Грузии выносить мусор — сугубо женская обязанность, как и вся остальная часть работы по дому, и мне пришлось с этим смириться. А второе — это тактильное отношение ко всем друзьям. Наверное, во всех южных странах люди более открытые и общительные, чем на севере, но сперва для меня объятия с подругами были чем-то неприемлемым. Сейчас я понимаю, что здесь просто все друг друга очень любят.

В нашем окружении сначала никто не одобрял эти отношения, многие верили в оскорбительные стереотипы. Мне говорили, что все грузины — «обманщики», «изменщики» и «лодыри». Мужу говорили, что русские женщины — «стервы» и «изменяют направо и налево». Но после знакомства эти комментарии прекратились.

  Я россиянка и двадцать восемь лет своей жизни провела в России. Муж родился и до шестнадцати лет жил в Нигерии; он из племени йоруба, у него два родных языка — йоруба и английский (это в Нигерии государственный язык, на нём говорят все). В 2013 году мы познакомились на сайте знакомств, когда я жила в Барселоне третий год, а он почти семь. Мы с самого начала говорим на испанском. Кажется, это было неосознанное решение, которое ставило нас в одинаковую исходную ситуацию — выбрать язык, который ни для кого не является родным. К тому же к нигерийскому акценту в английском ещё надо привыкнуть, а на испанском комфортно всегда.

У меня не было ситуаций, когда я не могла бы объяснить свои эмоции или чувства. Испанского хватает, а для непереводимых штук есть английский, каталонский и даже русский — некоторые вещи муж уже понял и почувствовал на нём. Вообще, мы активно смешиваем языки, особенно с тех пор, как ребёнок начал говорить, часто используем фразы вроде «estoy sleepy» или «красная camiseta». А вот достичь точно такого же уровня близости на другом языке, кажется, невозможно — мы можем использовать английский или каталонский в речи, цитируя новости или друзей, но наши личные разговоры всегда на испанском. Сын говорит на четырёх языках: русском, английском, испанском и каталонском.

Культурного шока вроде бы ни у кого из нас не было — Мандела всё-таки полжизни провёл в Европе, окончил здесь школу и университет, интегрирован в местную жизнь лучше меня. Я, как все русские здесь, приучила его разуваться в прихожей — а больше ничего такого и не припомню. Мы оба подшучиваем над консерватизмом наших стран — у Нигерии и России очень много общего, от народной любви к демонстрации собственной обеспеченности (см. кредиты на айфоны и мерседесы в стразах) до патриархальных взглядов, заставляющих девушек чувствовать себя неполноценными из-за отсутствия мужа или детей. Про Восьмое марта каждый год получаю вопрос: «Но если в России государственный выходной в день феминизма, почему ты говоришь, что с феминизмом там всё плохо?»

Моя семья приняла Манделу сразу и безоговорочно, родители, сестра, племянник его просто обожают. Мы были в России вместе один раз и навестили моих бабушку и дедушку, им тогда было около восьмидесяти (сейчас, к сожалению, их нет в живых). Бабушка очень-очень много говорила, Мандела вежливо кивал, не понимая почти ни слова. После этого она несколько лет вспоминала его так: «Такой парень! Красивый, высокий! И умный такой!» 

От русскоговорящих знакомых я иногда получаю вопросы, как Манделу восприняла моя семья — и не всегда эти вопросы корректно сформулированы. Бывает, что человек никак не подберёт слово: «А как твои родители отнеслись к тому, что твой муж… ну… черно… темно… не знаю, можно ли так говорить…» То есть эксплицитно человек боится показаться расистом, а имплицитно считает расистами моих родителей, которые должны как-то «отнестись» к цвету кожи. К счастью, такое бывает редко; чаще спрашивают о культурных особенностях, о том, нет ли религиозных противоречий (нет, мы оба христиане и крестили ребёнка в православной церкви), и о том, на каких языках мы говорим.

   Я русская, но с одиннадцати лет живу в Германии, у меня два паспорта. У моего мужа папа испанец, а мама — немка. Мы познакомились, когда я переезжала в новую квартиру, он оказался моим соседом. К тому же у нас были общие друзья. При переезде ему удалось сразу познакомиться не только со мной, но и со всей моей семьёй и друзьями, которые помогали мне с вещами. После нашего сближения мы какое-то время жили на две соседние квартиры, а потом необходимость в одной из них отпала.

Пожалуй, больше всего меня удивило, что муж практически сразу признался мне в любви. Меня так это шокировало, что я чуть с ним не рассталась. Мы познакомились в конце января, а на День святого Валентина он написал мне длинное письмо с признанием и подарил большой букет цветов. На тот момент мы даже никому не говорили, что встречаемся. Это для меня очень быстро, я не привыкла к таким бурным выражениям чувств. Но он твёрдо сказал, что если он понял, что его сердце занято — этого никто не изменит. Мы вместе уже восемь лет.

Кажется, мужа сильно удивило то, какая у меня крепкая связь с родителями. У них вообще нет близости, со своим отцом он не общается уже лет десять, а с мамой начал больше контактировать только после моего появления в его жизни. Моя семья отлично отнеслась к нашему союзу. Мама вообще говорит, что «нашла мне мужа» — потому что ту самую квартиру, благодаря которой мы познакомились, мне помогла выбрать она.

Хотя муж наполовину испанец, на испанском он не говорит и менталитет у него немецкий. Из классики — пунктуальность. Я опаздываю, а он всегда приходит заранее. В аэропорт он может приехать за три часа до вылета и сидеть там, читать, ждать. А я обычно прихожу в самый последний момент, практически перед закрытием гейта. Мне кажется, что это ему досталось от его немецкой мамы, у неё всё чётко распланировано заранее. Я очень спонтанная и лёгкая на подъём. 

Нашему ребёнку сейчас три месяца. Поскольку я говорю по-русски, то ребёнок точно будет говорить на этом языке. Мой муж очень хочет, чтобы он так же хорошо говорил по-английски и сейчас разговаривает с ним только на нём. А немецкий, как мы подумали, он выучит в садике и в школе, ведь я сама приехала в Германию в одиннадцать лет и отлично говорю. У нас испанская фамилия, и я бы хотела, чтобы ребёнок говорил и по-испански. Я сама говорю на испанском и сейчас занимаюсь по скайпу, а сын сидит и слушает со мной.