Личный опытКульт, абьюз и манипуляции: Как я преподавала в Yoga to the People

О начале работы

Я впервые попробовала йогу на первом курсе университета, лет в семнадцать-восемнадцать. Долго это не продлилось, я позанималась с тренером пару месяцев. Позже, когда я уже переехала в Нью-Йорк, подруга рассказала мне, что ходит на йогу, и предложила пойти с ней. Тогда я не пошла, но ждала её на крыльце студии. Когда открылась дверь, оттуда вышли очень красивые, молодые, пышущие здоровьем люди — и мне захотелось быть такой же. На второе занятие в Yoga to the People мы пошли уже вместе.

Не могу сказать, что меня больше увлекло — сама йога как практика или возможность быть частью этого комьюнити. Когда я заинтересовалась йогой, это было скорее о том, что я хочу ощущать своё тело, а потом на это наложилось духовное. В Нью-Йорке люди очень одинокие, тяжело выстроить контакты. В этой студии всегда говорили, что нас ждут, что это наш второй дом, предлагали приходить всегда, когда мы почувствуем, что нуждаемся в этом. Ты становился частью семьи — но, мне кажется, это немного лишнее.

Я никогда не рассматривала возможность работать тренером или инструктором. Я вообще неспортивный человек, всегда прогуливала физкультуру в школе. Я продолжала работать в офисе, но постоянно ходила в студию — три-четыре раза в неделю. Спустя два-три года занятий поняла, что готова углубиться в тему, и пошла на тренинг студии. Тренинг был платным, я отдала две с половиной тысячи долларов — приличные деньги, учитывая, что в группе было тридцать человек. Когда он закончился, меня очень воодушевила возможность преподавать. Офис поднадоел, и я скоропостижно уволилась. Все говорили, что это сумасбродная идея, но коллеги поддержали — даже подарили в последний день работы дорогущий коврик.

В студии были классы виньясы за пожертвования, они проходили почти каждые полтора часа с семи утра до девяти вечера. Минимальное пожертвование было десять долларов, но люди давали по-разному: кто-то десять, кто-то двадцать, кто-то доллар, кто-то вообще ничего. Идея была в том, что йога должна быть доступна всем — мне это до сих пор очень импонирует. Ещё в студии преподавали горячую йогу, уже за фиксированную плату. Она в принципе очень похожа на бикрам-йогу. Плюс были мастер-классы, которые проводили старшие преподаватели. У студии были большие планы — филиалы в нескольких штатах, они собирались открываться в Европе.

В студии видели, кто больше подвержен влиянию со стороны, кто слаб, кому нужна поддержка

Я знаю, что в каждой студии к преподаванию йоги подходят по-разному — где-то гибко, а где-то требуют определённый набор упражнений и асан. В Yoga to the People был свой часовой урок со строгой последовательностью асан, которую ты не мог изменить. Структуру урока придумали десять лет назад, и мы должны были научиться выполнять и преподавать конкретно её. Мы не могли изменить даже музыку, которая играла в студии — был определённый плейлист.

В первый день тренинга мы познакомились с другими участниками, и они показались мне интересными — все были очень разными, из разных стран, молодыми — была только пара человек тридцати-сорока лет (но и это молодые люди). Уже в процессе я поняла, что на тренинге собралась очень специфическая группа людей. Многие пережили какой-то тяжёлый опыт. Например, зависимость — наркотическую или алкогольную. Для одного парня тренинг был способом избавиться от алкогольной зависимости: занятия проходили в пятницу, субботу и воскресенье и в это время нельзя пойти в бар и напиться. Кто-то в группе потерял близкого человека, кто-то пережил насилие в семье, у многих была какая-то травма.

Мои догадки подтвердились в середине курса. Однажды мы сели в круг, и нас попросили по очереди выйти в центр и рассказать что-то, что о нас не знают другие. Нам говорили, что мы станем ближе, будем лучше друг друга понимать. Я подумала, что там будет что-то вроде: «Когда я был маленьким, я сломал ногу». Думала, что сама скажу, что не умею подмигивать. Но первой вышла преподавательница, которая рассказала, что в детстве её изнасиловали. Двадцать пять из тридцати историй были сопряжены с большой травмой. Большинство людей рассказывали жутчайшие истории, их было тяжело слушать. Я не знала, как реагировать — нас никто к этому не готовил. Я подумала, что это очень странно. Почему эти люди так много страдали — я тоже должна страдать, чтобы стать лучше? Думаю, это способ манипуляции: в студии видели, кто больше подвержен влиянию со стороны, кто слаб, кому нужна поддержка. Они пользуются этим, а не помогают.

После круга я пошла на ланч с другими девушками, и они подтвердили мои ощущения. Почему в кругу кто-то поделился такими серьёзными историями, а потом мы просто пошли домой? Я читала, что была девушка, которая через день после того, как рассказала о насилии в кругу, совершила самоубийство. И никто не понёс за это ответственности. Этот процесс организуют без психологической помощи, без участия специалистов.

На следующий день мы подняли этот вопрос: кто-то сказал, что чувствовал себя очень некомфортно после вчерашнего. На это нам ответили: «Мы дали вам свои номера, вы могли позвонить поздно вечером, если вас что-то волновало». Думаю, так они берут на крючок: ты начинаешь думать, что они единственные, кто может тебе помочь. Ещё интересно, что люди, рассказавшие жутчайшие истории, получили больше часов работы. Я видела, что то, что рассказала я, вообще никого не заинтересовало.

Было ощущение, что если ты не поешь, то и правда будешь лучше преподавать и заниматься йогой

Во время тренинга очень много говорили о еде. У нас был мужчина-преподаватель, который говорил не есть ничего перед уроком: «Так у вас сохранится возбуждение, будет больше энергии». Ещё на время тренинга нас попросили попробовать стать веганами. Нам говорили, что классно несколько дней вообще ничего не есть, что это поможет нашей практике. Думали ли они, что у людей могут быть проблемы со здоровьем? Нет. Могут ли люди преподавать йогу и при этом есть мясо? Для них это, очевидно, было недопустимо. Сама практика в Yoga to the People рассчитана на молодых людей с крепким здоровьем. Я бы не посоветовала её никому, у кого есть хоть какие-то проблемы со здоровьем.

Ещё помню, как один преподаватель сказал, что пукать очень плохо, что ты так теряешь энергию. Я подумала: «Что? Какую энергию?» Это абсолютно не доказательный подход, но людям это нравилось и нравилось это слышать. Они хотели найти ответы.

Были девушки и парни, которые не вписывались в стандарты йога-студии внешне — и они просто не получали часов. Я читала, что кому-то говорили похудеть. У меня такого не было, но было ощущение, что если ты не поешь, то и правда будешь лучше преподавать и заниматься йогой. Ты замечаешь, кого ставят в расписание, и делаешь выводы. Если в нём больше худых девушек в коротких шортах и топике, значит, тебе тоже нужно надеть короткие шорты и топик. Те, кто не соглашался с этим, просто не получали часов или получали их редко. Ещё им не нравилось, когда кто-то говорил с акцентом.

Они подчёркивали, что они единственные, кто тебя понимает и принимает. Очень поощрялось, например, когда кто-то плакал во время йоги. В таких условиях ты уже не видел разницы, хобби это или работа — ты оказывался полностью в этом. Взамен в студии получали бесплатную рабочую силу, лояльную ко всему, что они скажут. В основном это были молодые девушки — манипулировать людьми постарше, наверное, тяжелее. Эти молодые тела использовали и для привлечения клиентов. Однажды я пришла преподавать йогу в штанах, топе и тунике. Ко мне подошёл тренер-мужчина и спросил, есть ли у меня что-то под туникой. Я ответила, что спортивный топ. Он сказал: «Снимай», — я сняла.

Тренинг длился три-четыре месяца — уже не помню точно сколько. Я занималась всё лето, закончила в августе. Но всё было не так просто. У студии была целая схема — они использовали бесплатный труд в обмен на странную идею о том, что ты в семье, что о тебе заботятся. После двенадцати недель тренинга нужно было провести ещё около десяти занятий бесплатно, чтобы показать, что ты это умеешь, и чтобы тебе дали сертификат. Многие не стали этого делать: у всех была работа, некоторые приехали из других стран и должны были улететь сразу после тренинга. Остальные ещё пару месяцев продолжали вести занятия бесплатно.

Об атмосфере в студии

В студии было ощущение напряжённости. Здесь была явная иерархия — например, к основателю все относились с благоговением. Он заходил в студию, садился, а по бокам от него садились две девушки одинакового типажа — маленькие, худенькие, молодые. Основатель студии не называл себя гуру и пытался открещиваться от этого, подчёркивал, что мы все равны. Но это всё равно чувствовалось. Его занятия всем очень нравились, все хотели на них попасть, это была редкая возможность. Йога, которую он преподавал, — это просто издевательство над телом, но все думали, что, наверное, так и надо. Там вообще не было любви к телу. Он мог держать нас в одной позе по десять, пятнадцать, тридцать минут. Люди плакали и кричали от боли: они не могли полчаса держать руки в воздухе, но опустить их тоже не могли, потому что очень хотели показать, что погружены в йогу, готовы отдавать себя. Потом они говорили, что занятие было классным, а он классный учитель. И я думала, что, наверное, так и есть — может, я чего-то не понимаю. Когда я ушла из студии, я полностью поменяла отношение к йоге. Я поняла, что мне не нужно издеваться над телом, что йога — это контакт с телом, взаимодействие, диалог.

После одного из таких уроков у нас была встреча, на которой основатель студии начал говорить про тантрический секс. Йога и тантра — очень близкие вещи, но ты не хочешь говорить о сексе с незнакомым человеком. Это может кого-то сильно триггернуть. Ещё у него были любимчики — я не была в их числе. Они могли пойти с ним в дорогой ресторан, а потом получали больше классов — преподавали каждый день по нескольку раз.

Атмосфера в студии в целом была гнетущей. Я никогда не чувствовала себя свободной, всегда очень нервничала перед занятиями. Нужно было приходить за полчаса до начала, а лучше перед этим ещё и позаниматься самой, показать, что ты очень вовлечена. Если в расписании стоял урок в двенадцать, желательно было прийти в студию часов в восемь, помочь с ковриками, позаниматься йогой, после урока помочь преподавателю убрать зал. Потом полчаса подождать начала своего занятия, час провести урок и ещё остаться после этого убираться.

Я никогда не приглашала друзей на свои классы, потому что всегда была в сильном стрессе, очень волновалась перед каждым занятием. Я хотела преподавать йогу, потому что мне это нравилось, потому что получала от этого удовольствие — но вместо удовольствия испытывала жёсткий стресс. Был страх, что на занятии ты забудешь какую-то асану, поменяешь ход урока, а кто-то это заметит и расскажет другим: были люди, которые жаловались менеджеру, что преподаватель забыл позу. Было чувство постоянного контроля, ощущение, что ты недостаточно хороша, чтобы привнести в занятия что-то своё. Я не могла сама ничего изменить — для этого нужно было провести здесь пять лет, отработать кучу часов бесплатно, и, может быть, тогда ты сможешь вставить в последовательность позу кошки или выбрать свою музыку. В студии в тебя вселяли ощущение, что ты недостаточно хороша.

Я помню, что однажды расплакалась, и после этого мне дали больше уроков

Преподавателей обезличивали. Обычно в расписании студий пишут преподавателя, но в этой ты никогда не знал, кто ведёт занятие: нам запрещали говорить, когда мы преподаём.

Одну историю при мне повторяли раз пять. Девушка пришла устраиваться преподавать, и пока она ждала своей очереди на собеседование, она убрала туалет. Её взяли на работу, потому что увидели, как она заботится о пространстве. Мне это показалось очень странным: при чём здесь уборка туалета? Как это вообще может быть связано с преподаванием йоги? Но в студии поощряли, когда люди приходили рано утром и уходили поздно вечером. Не просто соблюдали правила, а делали что-то сверх.

Ещё были активные медитации — в студии приветствовали, чтобы те, кто планировали преподавать и как-то быть связанными со студией, ходили на них. В зале включали музыку, и люди начинали орать, танцевать — считалось, что ты должен вылить всё, что накопилось внутри, и тебе станет лучше. Кажется неплохой идеей, иногда люди многое держат в себе. Но у меня была паническая атака: я оказалась в зале, где орали тридцать человек. Ты хочешь закрыть уши, но понимаешь, что на тебя смотрят — если ты это сделаешь, это означает, что тебе что-то не нравится. Не знаю, как это должно было помочь в медитации.

Вообще вся их методика была основана на том, что нужно пострадать сейчас и потом тебе станет лучше. Но пострадать обязательно здесь, а не где-то ещё. Я помню, что однажды расплакалась, и после этого мне дали больше уроков. Я думаю, это не очень здоровое отношение — странно, когда от слёз зависит количество часов.

О скандале вокруг студии

Я провела в студии больше двух лет, но в какой-то момент начала от неё отходить. Это было неосознанно: я просто начала преподавать в другой студии, потом ещё в одной. Поняла, что не обязательно так убиваться ради того, чтобы иметь возможность преподавать именно здесь. Им не понравилось, что я пошла работать в другое место, и это тоже было звоночком: что плохого, если я преподаю не только у вас?

От них очень трудно уйти. Я думала, что просто эмоционально истощена, и никак не связывала это со студией. Это было очень эмоционально затратно: после часа преподавания я могла целый день восстанавливать силы. Интересно, что в процессе ты не можешь даже представить, что что-то не так, думаешь, что что-то не так с тобой. Когда началась пандемия, я вздохнула с облегчением, что теперь мне не надо думать про йогу, — и это было очень странно.

Кажется, мой последний урок был в феврале — я ушла из студии и перестала читать новости. В июле я встретила на пляже девушку, которая была со мной на тренинге. Мы очень холодно пообщались, я не поняла, что произошло. Через неделю я встретилась с друзьями, и они спросили: «Ты знаешь, что Yoga to the People закрылась?» Я ответила: «Ну да, сейчас пандемия». Они сказали, что дело не в пандемии, что вскрылись истории о харассменте и некорректных рабочих практиках. И меня осенило: я была не единственным человеком, который замечал, что происходит что-то не то.

Во время пандемии я заново научилась любить и уважать себя, любить своё тело

Так получилось, что из-за пандемии я мало с кем общалась. Когда я начала изучать вопрос, я поняла, что речь о людях, с которыми я непосредственно была на занятиях. Я читала инстаграм Yoga to the People Shadow Work, где анонимно делятся историями о студии — о харассменте, расизме, дискриминации, газлайтинге. Его авторы создали почту, куда можно отправить свою историю, потом её публикуют в инстаграме. Многие высказались публично и опубликовали истории в собственном инстаграме с хештегом #yogatothepeopleshadowwork.

Сначала на сайте Yoga to the People появилось объявление, что студия закрылась навсегда, потом они закрыли и инстаграм. Не знаю, как после этого можно продолжать что-то делать. Я думаю, что всё было гораздо серьёзнее, но и историй, которые стали публичными, достаточно, чтобы студия больше никогда не открылась. Я там не так много времени, а кто-то был там по тридцать — шестьдесят часов в неделю. Не знаю, как они сейчас это переживают. Для кого-то это было всей жизнью, у них не было друзей вне студии.

Я прочитала истории других людей и не знаю, смогу ли я вообще преподавать в большой студии. Во время пандемии я заново научилась любить и уважать себя, любить своё тело, переосмыслила всё, что происходит. Я посмотрела на эту ситуацию со стороны и поняла, что ни в чём не виновата. Я сделала всё, что могла, потратила очень много времени, уволилась с работы, чтобы преподавать йогу.

О будущем

Насилие не обязательно должно быть физическим, чтобы о нём заговорили. Мне было страшно, что меня не поймут, скажут: «Но тебя же не изнасиловали, не избили, не приковали к батарее. Ты этого хотела, тебе дали преподавать, ты зарабатывала деньги. Сказали снять тунику — подумаешь! Да, ты должна быть худой — ты же преподаёшь йогу, продаёшь худое тело». Может быть, сейчас общество стало внимательнее к психическому здоровью.

Отношение к йоге как к практике у меня тоже изменилось. Я в принципе вообще больше не готова работать бесплатно — ради идеи или чьего-то одобрения. Теперь у меня нет цели каждое занятие вставать на голову — я не думаю, что если я этого не сделала, я не настоящий йог. Йога — это не про стойку на руках или на голове, а про ощущения в теле. Сейчас, когда я даю кому-то советы по йоге, я говорю, что вы должны чувствовать себя хорошо во время практики и после неё, а не мучиться, чтобы потом почувствовать себя лучше. Многие думают, что если ты страдаешь во время йоги, у тебя всё болит, ты готов орать от боли, то завтра ты почувствуешь облегчение — но его, скорее всего, не будет.

Фотографии: osenb — stock.adobe.com (1, 2, 3, 4)