Книжная полкаДиректор проекта InLiberty
Анна Красинская
о любимых книгах
10 книг, которые украсят любую библиотеку
ФОТОГРАФИИ: Александр Карнюхин
ИНТЕРВЬЮ: Алиса Таёжная
МАКИЯЖ: Елена Казанцева
В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в книжном шкафу. Сегодня о любимых книгах рассказывает директор проекта InLiberty Анна Красинская.
Анна Красинская
Директор проекта InLiberty
Ты стоишь перед огромной горой, постоянно возрастающей, всего, что ужасно хочется читать, — и понятно, что не успеешь даже малой части за целую жизнь
Это очень банальная мысль, но я из тех, кто отравлен школой — особенно не повезло с учительницей литературы, и от этого отравления пришлось избавляться довольно долго. Акцент был, конечно, на русской классике, поэтому обратный путь к ней был особенно длинным. Достоевского, например, я не могу открыть до сих пор — физиологически не могу. Поэтому в юности, в пику всему школьному, запоем читала другое, непохожее, как мне казалось, — прочла всего Вальтера Скотта, Вашингтона Ирвинга, Хемингуэя, Фицджеральда и тому подобных. Настоящая любовь к книгам пришла позже, а с ней сразу чувство растерянности: ты стоишь перед огромной горой, постоянно возрастающей, всего, что ужасно хочется читать, — и понятно, что не успеешь даже малой части за целую жизнь. А к чему-то необходимо постоянно возвращаться — Толстому, Набокову.
Сейчас я читаю больше нон-фикшна: из последнего, что произвело на меня огромное впечатление, — книга Андрея Зорина «Появление героя». Под прикрытием научного исследования о русской эмоциональной культуре конца XVIII века она выдаёт настоящий электрошок. Причём делает это так нежно, что ты даже не сразу замечаешь. Ключевой для меня сюжет связан с историей любви (и нелюбви) поэта Андрея Тургенева. Это история запутавшегося в собственных чувствах молодого человека, который, любя одну женщину, делает предложение другой, её сестре, причём даже вынужден сделать, исходя из логики собственных представлений о должном. Тургенев бесконечно страдает, обьясняет собственные действия врождённой хладнокровностью и скоропостижно умирает от переохлаждения (!). Беспощадный разбор сюжета и причин, которые привели к личной катастрофе героя и тех, кто его любил, культурный контекст, в рамках которого всё это возможно, — читая это, что-то такое понимаешь про личное, про человека, который не может встроиться в своё время.
Ещё из любимого всем известный Александр Чудаков — «Ложится мгла на старые ступени», волшебная книга. Это такой пир обаяния и остроумия, а заодно воспоминания о сосланной в Казахстан в советское время семье. Ужасно трогательные, ужасно обязывающие: хочется на всё это равняться, не терять самое важное, не дать отчаянию переломить собственный уклад, видеть, что имеет значение, и оставаться свободным.
Чтение сегодня для меня, безусловно, роскошь. Читать удаётся мало, и для этого нужен специальный момент: трудно себя изъять из ежедневной рабочей гонки, всё отложить и что-нибудь прочесть. Поэтому чтение стало чем-то вроде каникул. Лучшее время и место — самолёт. Читаю и на бумаге, и в электронном виде без разбора — хотя к бумаге всё-таки отдельная нежность. Если книга написана по-английски, предпочитаю читать в оригинале. Сейчас читаю Томаса Вульфа «О времени и о реке», всё-таки очень неравнодушна к американской прозе. Недавно перечитывала «Остров сокровищ», какое невозможное удовольствие.
Винфрид Георг Зебальд
«Эмигранты»
Читать Зебальда сегодня — что-то вроде хорошего тона. По-русски вышли великие «Аустерлиц» и «Кольца Сатурна». «Эмигранты» — ещё одна книга, которой пока нет в переводе. Её я читала по-английски и люблю больше всех. Произведение состоит из отдельных новелл, которые рассказывают о жизни немецких эмигрантов в разных частях мира после Второй мировой войны. Как всегда у Зебальда, точной грани между выдумкой и реальностью нет, но это и не так важно. Темы памяти, смерти, переживания катастрофы, воспоминаний и жизни после них — всё это нелёгкое чтение, но производящее какой-то лечебный эффект: понимаешь про себя больше, хотя про это вроде ни слова нет.
Джеймс Скотт
«Благими намерениями государства»
Мы привыкли жить в окружении знакомых социальных институтов: у нас два паспорта — для внутренней «идентификации» и для путешествий, мы пользуемся едиными деньгами и мерами весов, у каждого есть фамилия и номер ИНН. Это всё настолько знакомые вещи, что никто не обращает на них внимания. Это всё даже отчасти удобно, но мы не очень думаем, откуда оно взялось. Эта книга помогает увидеть ту же картину с обратной стороны: кто-то придумал, что должно быть так, и для каких-то целей. Джеймс Скотт — звезда-антрополог Йельского университета и анархист — описывает знакомые нам явления с точки зрения логики государства: вдруг выясняется, что главная цель — стандартизация, потому что нами должно быть удобно управлять. Кто-нибудь думает про свою фамилию таким образом?
Николай Никулин
«Воспоминания о войне»
Самая честная (и также, наверное, всем известная) книга о Великой Отечественной войне: воспоминания попавшего на фронт почти в студенчестве человека. Помогает крайне быстро избавиться от обобщений в рассуждениях про историю. Читаешь — и это ты сам в траншее, непонятно что делать, мокро, грязно, холодно и страшно, неясно, что происходит и когда всё это закончится. Ещё одна из серии любимых мной жутких книг, ещё одна, которая меняет взгляд на мир навсегда.
Владимир Федорин
«Дорога к свободе. Беседы с Кахой Бендукидзе»
Эту книгу я наблюдала буквально в процессе создания, поэтому у меня к ней очень личное отношение. Это для меня даже не вполне книга, а живой человек, её главный герой Каха Бендукидзе — биолог, реформатор, государственный деятель, просветитель, невероятного ума и обаяния человек, одна из главных встреч моей жизни. Кахи с нами больше нет, а в книге он продолжает жить. «Дорога к свободе» состоит из диалогов: какие-то очень абстрактные, другие суммируют опыт самых последних и, наверное, самых успешных постсоветских реформ в Грузии.
Мне кажется, про это интересно читать, потому что это про нашу сегодняшнюю жизнь и про общие вещи, с которыми приходится постоянно сталкиваться и бороться: про огромный груз советского наследия, непроговорённость принципов и ценностей, с которыми мы хотели бы на самом деле жить, про личность и государство, про то, как сложно менять испорченное, как скрипит и сопротивляется среда, про ответственность, когда лично ты должен перестроить жизнь целого общества, о пострадавших и выигравших. Возвращаюсь к ней постоянно и всё время нахожу в ней что-то полезное (или даже душеспасительное). Кроме того, она просто очень остроумная.
Марина Цветаева
«Поэма конца»
Люблю всю Цветаеву, но «Поэму конца» особенно. Про поэзию вообще говорить и писать по-настоящему боязно: это всё глупости, что нужно что-то такое знать или понимать, чтобы любить стихи, но всякий раз чувствую какую-то неуверенность и неподготовленность. Не понимаю точно, почему люблю то, что люблю, и не умею обьяснить. Цветаева для меня особенный поэт. Это главный поэт для моей мамы, и я с этим выросла. «Поэму конца» перечитываю много и, как многое у Цветаевой, всё понимаю и знаю интуитивно. Ты читаешь боль и знаешь, что это она.
Фрэнсис Скотт Фицджеральд
«Ночь нежна»
Пересказывать сюжет не имеет смысла, он знаком всем. Очень личная книга про любовь, которая всё время должна бороться с жизнью и не всегда выигрывает. Признание в любви, сказанное как есть.
Сергей Довлатов
«Заповедник»
Не знаю, бывают ли люди, которые не прочли хоть что-то у Довлатова. Особенно люблю «Заповедник», могу спонтанно перечитывать — и всякий раз как в первый. Чувство юмора и тип письма, по которому идеально учиться прямо в школе, смешанные с позднесоветской реальностью, — всё отзывается как-то болезненно, но хочется почаще оказываться с ним рядом.
Мансур Олсон
«Власть и процветание»
Я человек политизированный и даже идеологизированный, и это имеет прямое отношение к моим книжным интересам. Всем, кто интересуется политикой и устройством общества, эта книга и её центральная гипотеза хорошо известны. Я знала про неё примерно сто лет, но впервые прочла совсем недавно. В очень сжатой форме Мансур Олсон обьясняет, откуда берётся государство, и предлагает теорию «стационарного бандита» — происхождения государства, как мы его знаем. Олсон описывает процесс появления первых государств, когда армии кочевников постигают выгоды оседлого образа жизни, поселяются на определённой территории и меняют систему налогообложения. В процессе этого перехода меняются стимулы: этим первым государствам становится выгодно не обирать собственных подопечных до нитки, но оставлять им некоторое количество средств, чтобы подконтрольная территория богатела и с неё можно было бы собрать больше добра. Ничего не изменилось.
Эрнест Хемингуэй
«Фиеста»
Когда я была очень юной и читала Хемингуэя впервые, меня поражало, что абсолютно все герои всех его книг не могут найти в себе силы поговорить друг с другом — будь то влюблённые, друзья или почти незнакомцы. Мне казалось, что это что-то очень искусственное: знаешь, что чувствуешь, — скажи. Потом я выросла и поняла, что этот прославленный стиль коротких предложений и упущенных слов — самое правдивое про отношения людей, что вообще бывает.
Марио Варгас Льоса
«Разговоры в „Соборе“»
Латиноамериканская драма из личного и публичного, коррупция и власть, одиночество, разочарование, деспотия и преследования других — из разговора в баре. Как будто бы Перу 1970-х, но очень знакомо.