Книжная полкаСооснователь Beat Fest
Алёна Бочарова
о любимых книгах
10 книг, которые украсят любую библиотеку
В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем журналисток, писательниц, учёных, кураторов и других героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в их книжном шкафу. Сегодня своими историями о любимых книгах делится сооснователь Beat Film Festival Алёна Бочарова.
Алёна Бочарова
сооснователь Beat film Festival
В пятнадцать лет я уехала на год учиться в Америку. Вернулась влюблённая
в битников и Керуака, Энди Уорхола
и поп-арт
Я с детства знала, что буквы мне ближе картинок, и кино не смотрела совсем (что приходится навёрстывать сейчас), а вот читала много. В семье была своя литературная мифология, которая, как мне казалось, так или иначе приближала меня к книжному миру. Мама любила пересказывать историю жизни своего дяди, поэта-неудачника, который был тайно в неё влюблен, а потом покончил с собой. Папа в молодости водил знакомство с компанией поэта Леонида Губанова и часто оказывался с ним в одних кабаках, правда, как человек военный, не одобрял его митингов за левацкое искусство и масштабных попоек.
Я родилась в обычной советской семье в Ленинграде начала восьмидесятых: папа — подполковник, мама — инженер. В наших семейных книжных шкафах был стандартный книжный набор того времени: добротно иллюстрированные книги издательства «Малыш» начала восьмидесятых, набор белых, в мягких обложках томов серии «Классики и современники» издательства «Художественная литература», один в один совпадающий со школьной программой по литературе, строгие, c золотыми буквами собрания сочинений Пушкина и Толстого, Дюма и Драйзера. До подросткового возраста моими любимыми авторами были Кир Булычёв и Владислав Крапивин; помню, я периодически сбегала из школы домой с какого-нибудь урока (благо дом был через дорогу), когда очень хотелось дочитать очередную главу из «Ста лет тому вперёд» или «Мушкетёра и феи».
В пятнадцать лет я уехала на год учиться в Америку. Вернулась влюблённая в битников и Керуака, Энди Уорхола и поп-арт, и с тех пор Америка шестидесятых так и осталась для меня одной из самых интересных литературных территорий. Дров в огонь подкинули и университетские преподаватели — великолепные Андрей Аствацатуров и Валерий Германович Тимофеев, оба специалисты по англо-американской литературе. Миллер и Джойс, Фаулз и Воннегут заняли прочное место в моём сердце на несколько университетских лет. С годами их сменили другие авторы, но примерно из той же орбиты. Только Джон Фаулз остался в моём мини-пантеоне постмодернистов наряду с новоприбывшим Джулианом Барнсом, запав в душу не программными произведениями, но дневниками, изданными уже в нулевых, которые по-прежнему служат идеальным проводником практически для любых путешествий.
Например, перед поездкой в Рим этим летом специально перечитала кусок про Италию, как всегда восхитительно сварливый: «Он [Колизей] — всё, что так отвращает в Древнем Риме: необозримое давящее здание, просторная пыточная камера в стиле барокко. В нём невозможно не думать о бесконечно страдавших здесь людях и животных — игрушках цивилизации, поглощённой не стремлением к культуре, а жаждой развлекать любой ценой. <...> Безобразен и собор Святого Петра, разлёгшийся как чудовищный краб и простёрший свои колонны-клешни, готовые ухватить тебя и забросить в чёрную пасть Великой католической лжи».
В нулевые началась череда европейских и американских студенческих стажировок, и литературные вкусы тоже скакали под их влиянием. Так, пару лет в моём топе держались шотландская писательница-лесбиянка Али Смит, пишущая о свободной любви, сексуальности и отношениях, со сборниками рассказов «Free Love & Other Stories» и «Other Stories and Other Stories». Или, например, голливудский сценарист Дэвид Мэмет с пьесой «Oleanna», в которой студентка и профессор спорят о том, было ли с его стороны сексуальное домогательство или ей просто неохота учить уроки и проще шантажировать своего преподавателя.
Вот уже несколько лет у меня идёт период Хемингуэя. Так же как с годами самым вкусным из возможных напитков для меня стала вода, заменив лимонады, соки и что там ещё бывает, так и тексты Хантера Томпсона или Дугласа Коупленда, по сути его литературных последователей (которые, впрочем, по-прежнему стоят на ближайших книжных полках), сменила прямолинейная, простая и маскулинная манера письма Хемингуэя. Возможно, это связано в том числе и с автобиографичностью его текстов — сейчас самое важное место в моём чтении занимает нон-фикшн.
У меня нет профессиональной книжкой полки, где были бы собраны книги по истории документального кино или тенденциям его развития — кроме разве что нескольких (вроде «Постдока» Зары Абдуллаевой), по работе я черпаю информацию онлайн в профессиональных изданиях. Что по-настоящему интересно — это выстраивать связи между культурными форматами и впечатлениями, например, прочитать «Эйзенштейна» Виктора Шкловского после посещения посвящённой ему выставки в Мультимедиа Арт Музее или съездить на выставку Роберта Мэпплторпа в хельсинкский музей Киасма после прочтения воспоминаний Патти Смит. В этом смысле книги часто служат идеальным дополнением к просмотренному документальному кино: часто фильм ведёт к книге, реже наоборот — книга к фильму.
С годами тексты Хантера Томпсона или Дугласа Коупленда сменила прямолинейная, простая и маскулинная манера письма Хемингуэя
Отрывок из книги Роберта Капа «Скрытая перспектива»
РОБЕРТ КАПА
«Скрытая перспектива»
О Бобе Капе я впервые прочитала у Хемингуэя, поэтому, когда брала в руки эту книгу, ещё не знала, что это потрясающая публицистика, написанная классиком военной фотожурналистики и одним из основателей фотоагентства Magnum. Вторая мировая война тут — лишь некоторый набор обстоятельств, в которых существует Капа (или его герой, учитывая, что это не мемуары в чистом виде, а несостоявшийся голливудский сценарий).
Как и у Хемингуэя, который, по слухам, был неофициальным редактором книги, взрывы и солдатские смерти тут идут через запятую с виски и барменами, медсёстрами и официантками, моральными терзаниями военкора и журналистскими перипетиями. Мне нравится эта простота текста, обеспечивающая моментальность погружения: «Я смог сделать несколько хороших снимков. Это были очень простые фотографии, они демонстрировали, насколько на самом деле скучен и незрелищен бой».
Уильям Берроуз
«Джанки»
Странно рекомендовать эту книгу сейчас, но тогда она сыграла важную для меня роль в понимании литературы и борьбе с культурными предрассудками. Я учусь на первых курсах университета, увлечена американской литературой, очарована стилем жизни потерянного поколения со всеми его, так сказать, вредными привычками. На дворе девяносто восьмой — девяносто девятый год, и битнические шатания хорошо рифмуются с той бурлящей клубной и околоклубной жизнью, происходящей вокруг меня.
«Джанки» ещё не переведён, и его планируемый перевод обсуждается в кругах моих тогдашних друзей и знакомых. Параллельно идёт университетская жизнь, где на занятиях мы обсуждаем Берроуза, его литературный стиль и истоки, послевоенное поколение американских писателей. И то, что именно так и живёт и дышит литература, я выучила именно тогда, избавившись от порции предрассудков, которые и по сей день мешают многим людям увидеть выдающегося художника, например, в том же Роберте Мэпплторпе.
Джулиан Барнс
«Англия, Англия»
Не помню, как ко мне попала эта книга, но читала я её с практическим, так сказать, прицелом — так же как несколькими годами ранее рекламщики читали «Generation П» Виктора Пелевина. Тогда, в свои двадцать с небольшим, я работала на первых работах, связанных с маркетингом культуры, и для меня это была книга про девушку, которая участвует в масштабной маркетинговой авантюре: её начальник-бизнесмен выкупает целый остров, чтобы построить на нём Англию в миниатюре, аттракцион для богатых туристов, где собрано всё, что является квинтэссенцией английскости, и впоследствии Англия-Англия становится отдельным государством и входит в состав Евросоюза.
Это один из лучших образцов современной английской прозы — утопия, сатира, постмодернизм и все дела, но ещё и книга, показавшая мне, насколько масштабными бывают маркетинговые затеи.
Борис Грибанов
«Хемингуэй»
У меня есть несколько биографий Хемингуэя, в том числе гигантский девятисотстраничный том за авторством его официального биографа Карлоса Бейкера, заказанный другу из нью-йоркского Strand Bookstore (спасибо, Филипп Миронов!). Эта же биография написана его русским переводчиком Борисом Грибановым в 1970 году и тоже мне дорога.
Несмотря на идеологический налёт, Грибанов словно пишет собственный приключенческий роман о жизни Хемингуэя — журналиста и военного корреспондента, странника и ловеласа, гражданина, который не мог спокойно сидеть на месте, когда в мире шла война, будь то война за независимость в Испании или Вторая мировая. Когда в 1940 году ему отказали в возможности отправиться на фронт военным корреспондентом, Хемингуэй, живший на тот момент в Гаване, создал с одобрения посольства США контрразведывательную сеть для борьбы с фашистскими агентами на Кубе, а собственную рыбацкую лодку оборудовал под боевую.
БОРИС БАЛТЕР
«До свидания, мальчики!»
Отчётливо помню, как читаю эту книгу, лёжа на диване в своей детской комнате во время школьных летних каникул. Лето, мне пятнадцать, моя комната заставлена коробками с книгами, потому что мы переезжаем в новую квартиру, а через месяц я уезжаю учиться в Америку и не знаю, что меня ждёт. Эта книжка в синей мягкой обложке, выбранная наобум, названная, как я узнала уже сильно позже, строчкой из стихов Окуджавы, — про двух мальчишек и их беззаботное взросление в Крыму на берегу моря накануне Второй мировой войны — так и осталась для меня символом окончания детства, и так уж совпало, что стала последней книгой, которую я прочитала в своём собственном детстве.
Малкольм Гладуэлл
«Давид и Голиаф: Как аутсайдеры побеждают фаворитов»
Малкольм Гладуэлл, конечно, не Томас Пикетти, и его книги — это по-журналистски быстрый научпоп на стыке психологии и экономики. Тем не менее, если и читать что-то, к примеру, про интуицию, то лучше сборника статей Гладуэлла, опубликованных в журнале The New Yorker (именно этим является его книга «Blink», переведённая как «Озарение»), как по мне, не найти.
Главное в книгах Гладуэлла — это его стиль изложения в целом, такое жонглирование логическими построениями, которые его оппоненты периодически называют антинаучными. Однако если стоит задача расшатать набор заскорузлых суждений и стереотипов, то его книги — идеальный тренинг для мозга. Моя любимая — «Давид и Голиаф», в которой автор последовательно доказывает на современных примерах, что победа Давида над Голиафом не была случайностью, а у андердогов всегда есть шанс. Мне, как совладельцу маленького культурного бизнеса, такое внутреннее подбадривание требуется регулярно.
Зара Абдуллаева
«Зайдль. Метод»
Книга-исследование кино- и театрального критика Зары Абдуллаевой об австрийском режиссёре Ульрихе Зайдле, которую я несколько лет назад спродюсировала не только из большой любви к его фильмам, но и с целью подружиться с Зарой (удалось). А потом мы привезли самого Зайдля на презентацию книги в Москве, и это был один из самых запоминающихся дней в моей жизни.
Мне кажется, всем людям для большей человечности и понимания базового внутреннего конфликта, заложенного в человеческой природе, нужно посмотреть хотя бы один фильм этого режиссёра, — например, практически развлекательную трилогию «Рай» или более экзотическую «Животную любовь» про любовь к питомцам. А сама эта книга — труд блестящего критика, каких уже не делают, и её единомышленников.
Константин Паустовский
«Повесть о жизни»
Восторги по поводу дневников Паустовского я слышала ещё давно, но прочла их всего несколько лет назад, и они тут же встали на внутреннюю полку лучших в мир книг. Паустовский — потрясающий рассказчик, в его дневниках не только разворачивается XX век, но и отражается вся русская литература, что была и до, и после него. Тут есть и по-довлатовски смешные зарисовки, как в Одессе сороковых он ещё с парой журналистов самозахватом основал информационный отдел при продовольственном комитете, чтобы обзавестись куском хлеба и работой.
Есть и описания погромов 1920-х, заставляющие вспомнить о Бабеле, и напоминающие «Отрочество» Толстого истории 1910-х из жизни Киевской гимназии. Вот моя любимая: конец мая, в Киевской гимназии экзамены, ученики русского и польского происхождения договариваются между собой, что должны получить хотя бы по одному предмету четвёрку, чтобы им не достались золотые медали, потому что все золотые медали должны отойти евреям — их без медалей не принимали в университет. Тогда одноклассники поклялись хранить эту историю в тайне, и Паустовский нарушает эту клятву в своих дневниках: только потому, что почти никого из его товарищей по гимназии уже не осталось в живых.
Titeux Sybille & Amazing Ameziane
«Muhammad Ali»
Документальный комикс о великом американском боксёре Кассиусе Клее, он же Мохаммед Али, — одно из недавних сокровищ, найденное в Нью-Йорке в этом апреле. Али — обязательный герой американской поп-культуры шестидесятых и движения за гражданские права. Жанр комикса с его мифологизаторским потенциалом как нельзя лучше подходит для описания его жизни, действительно похожей на жизнь супермена.
Среди ключевых эпизодов — его отказ воевать во Вьетнаме на стороне американской армии, ожесточённая борьба за права афроамериканцев, которая привела его в «Нацию ислама» и к дружбе с Малкольмом Иксом. Это не столько его личная история, сколько история Америки его времени, тут найдётся и текст песни Билли Холидей «Strange Fruit», гимн против линчевания афроамериканцев, c повешенным на дереве человеком, очевидно, срисованным с сохранившихся документальных свидетельств того времени.
Патти Смит
«Просто дети»
Один из лучших подарков на день рождения, за которым последовали ещё «Я пасу облака» и «Поезд М», подаренные тем же человеком. Нью-Йорк шестидесятых: все имена знакомы и наполнены ассоциациями, а менее публичные тут же находятся в поисковой строке в связке с другими именами — и в голове достраивается уже давно существующая вселенная. А ещё эта книга о мифологии пар — о том, что может склеивать отношения (в случае Патти Смит и Роберта Мэпплторпа это искусство, которое для них — жизнь и религия) — а потому идеальное признание в любви. Если любите кого-то, подарите ему или ей эту книгу.
Комментарии
Подписаться