Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

Книжная полкаЖурналистка Алиса Иваницкая о любимых книгах

10 книг, которые украсят любую библиотеку

Журналистка Алиса Иваницкая о любимых книгах — Книжная полка на Wonderzine

ИНТЕРВЬЮ: Алиса Таёжная

ФОТОГРАФИИ: Павел Крюков

МАКИЯЖ: Фариза Родригез

В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем журналисток, писательниц, учёных, кураторов и других героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в их книжном шкафу. Сегодня своими историями о любимых книгах делится журналистка Алиса Иваницкая — автор «Большого города» и газеты «Коммерсанта».

 

Алиса Иваницкая

журналистка

 

 

 

 

Мемуары сильнее и фантастичнее любого художественного вымысла

   

Читать я начала от скуки. Было начало 90-х. Родители уехали в Москву организовывать бизнес на Московской товарной бирже, а я пятилетняя полгода жила с бабушкой в Белоруссии. Она была врачом и проводила полдня в поликлинике, полдня со мной. Когда её не было, у меня было два развлечения: телевизор с тремя каналами, по которым не всегда шли передачи, и чтение. Все книжки были ещё мамины — сборники сказок, с картинками и без, авторские и народов мира. Любимыми героями были вечно борющийся за справедливость Чиполлино и неунывающая, сильная Пеппи Длинныйчулок.

Перед школой я влюбилась в поэзию. Среди книг у нас были два карманных сборника — один Блока, другой Гумилёва. Блок меня бесил бесконечностью предложений, а от Гумилёва я в семь лет сходила с ума, совершенно не понимая и половины слов в его стихах: «бонбоньерка», «этажерка», «танки на шелку». Но во всём этом непонятном, но таком коротком, динамичном было волшебство. И до сих пор он один из самых любимых поэтов, ведь читает «стихи драконам, водопадам и облакам».

В этой любви к стихам было много духа времени. Дорвавшись до чтения запрещённого или труднодоставаемого, мои родители и их друзья проглатывали серебряный век, диссидентскую литературу, зарубежную прозу. И детей тогда хотели учить новому, несоветскому. Например, учебник чтения в начальной школе был экспериментальным — «Капельки солнца». Там был и Бальмонт, и Пастернак, хоббиты и японские сказки.

Долгое время мне казалось, что можно найти совершенную книгу, то есть ту, которую прочитал и всё на свете понял. И вот в 14 лет я её нашла. Это были «Сто лет одиночества» Маркеса. Эта книга — поток, хоровод странных судеб, и если прочитать её раз, то потом можно перечитывать с любого места, пока не дойдёшь до страстного, печального и освобождающего финала. 

В Москве я почти не покупаю книги, потому что их всегда негде хранить. Но если еду в Германию, родину издательства Taschen, я притаскиваю неподъёмные фотографические и художественные альбомы и ещё что-нибудь — почитать на немецком. Покупать, как мне кажется, можно и нужно то, что будет радовать: красиво оформленные издания, графические романы, необычные сборники, букинистические редкости. Остальное можно читать с ридера или взять в библиотеке. Сейчас это уже почти синонимы. Например, библиотека Американского центра выдаёт электронные экземпляры с Amazon: нажимаешь кнопку — и на твоём Kindle на три недели появляется современный нон-фикшн или произведения лауреатов литературных или журналистских премий. Многое из этого ещё не переводилось на русский. 

Я знаю английский и немецкий, поэтому предпочитаю оригиналы на этих языках переводам. В целом моё чтение хаотичное: я читаю всё, что мне кажется любопытным, и совершенно не переживаю, если не могу продраться через какую-то книгу. Этому меня научил Пастернак. «Доктора Живаго» я не могла прочесть лет десять, не шёл, а вот год назад мы встретились, и я не поверила, что он такой короткий и стремительный. Есть ещё одно правило чтения, меня ему научила подруга: трудные и депрессивные книги надо читать летом, когда жить хорошо, зимой одолеть их будет тяжелее.

Чтение для меня удовольствие и отдых. Я совершенно не могу воспринимать его как серьёзное дело, поэтому чувствую себя виноватой, если вместо дел читаю. Так что получается, что читаю в дороге. Иногда так захватывает, что и по улице хожу с раскрытым ридером, как диснеевская Белль из «Красавицы и Чудовища». 

Мой любимый жанр — мемуары. Они сильнее и фантастичнее любого художественного вымысла. Если они откровенны, то чаще всего тяжелы: люди редко описывают беззаботность, в основном фиксируют трудный и болезненный опыт. Хотя читать воспоминания бывает горько, но в них много приятной правды: человек сильнее, чем кажется, а достоинство дороже всего. Через книги я узнаю людей, поэтому, если мне кто-то симпатичен, я прошу его совета. Читаю и своими, и его глазами, пытаясь понять, что зацепило. Мне повезло с семьёй и друзьями, меня редко разочаровывал чей-то выбор.

Через книги я узнаю людей: если мне кто-то симпатичен, я прошу его совета

   

 

 

Ричард Докинз

«Расширенный фенотип»

Это книга конца 1989 года, одна из первых монографий Докинза. Тем не менее о ней российский массовый читатель узнал лишь в конце 2000-х. Такое отставание обидно, потому что книга доступная, весёлая и познавательная. Если коротко, она о том, как шла эволюция: о её случайностях и закономерностях. Попутно Докинз объясняет базовые понятия генетики и много рассказывает о поведении животных. Меня, к примеру, удивило, что длина ДНК никак не связана со сложностью организма. У человека геном в 20 раз короче, чем у саламандры, хотя в каждом художественном фильме, когда хотят показать сложный организм, демонстрируют невероятную ДНК. 

 

 

Caitlin Freeman

«Modern Art Desserts»

Кэйтлин Фриман прошла путь от самоучки-кондитера до шефа по десертам в кафе Музея современного искусства в Сан-Франциско. Самое знаменитое её изобретение — «Мондриан-кейк»: квадратный шоколадный кекс, который в разрезе повторяет «Композицию с красным, синим и жёлтым» Пита Мондриана. Каждый рецепт — это, кроме инструкции, ещё рассказ о произведении искусства и процессе его трансформации в десерт. Портрет Элизабет Тейлор Уорхола, например, стал желе, потому что Уорхол печатал на полотнах, а полосатое желе напоминает о последовательном нанесении краски при печати. Впрочем, читать книгу приятнее, чем готовить по ней: рецепты трудоёмки, так что подходят лишь для особых случаев. Зато я научилась, что называется, listen to the cake — оказывается, готовность выпечки можно оценить не только зубочисткой, но и просто прислушавшись: пропёкшееся тесто ведёт себя тихо.

Амос Оз

«Повесть о любви и тьме» 

Автобиографический роман Амоса Оза, семейная история на фоне тектонических исторических сдвигов: распада империй, двух мировых войн, провозглашения Израиля, арабо-израильского конфликта. Оз описал с юмором и нежностью мир удивительных людей, выживавших без холодильников, на мороженой селёдке и эрзац-кофе, знавших по пять языков и говоривших на дикой смеси иврита, идиша и русского, или, как дедушка Александр, познавших радости секса в 70 лет. Пожалуй, лучшей рекомендацией будет то, что почти всю эту книгу я прочитала с экрана смартфона и бесконечно удивилась, что в ней более 700 страниц. Теперь у меня есть и свой экземпляр.

 

 

Klaus Mann

«Mephisto: Roman einer Karriere» 

Главный герой — гениальный актёр Хендрик Хёфген. Больше всего на свете он хочет реализовать свой талант. Но карьеру он строит, когда Германия из Веймарской республики превращается в Третий рейх. Хендрику всё время приходится выбирать: ради карьеры (и спокойной жизни) он отказывается от привязанности к чёрной Венере, разрывает связи с друзьями. Вот так шаг за шагом наш Хендрик становится символом тоталитарного режима. 

Эта книга про то, что гениальность — не индульгенция, что нельзя гордо сказать: «Я — сволочь, зато великий актёр». Она про обречённость пассивного соучастия — избежать вины не получится. Но она и про то, как жалки бывают великие люди, про трудный моральный выбор между совестью и талантом, про то, что вообще-то не каждый на него способен. «Чего они все от меня хотят, я всего лишь навсего актёр?» — эту фразу я вспоминаю каждый раз, когда какой-нибудь до этого считавшийся приличным культурный деятель этически оступается. Никогда бы не хотела оказаться на месте Хендрика.

Валерия Новодворская

«По ту сторону отчаяния»

К счастью, есть люди с обострённым чувством справедливости и встроенным этическим компасом. Их нельзя поймать в словесные ловушки. Новодворская была именно такой. «По ту сторону отчаяния» — воспоминания о рано закончившейся юности. В 17 лет она решила бороться с режимом и начала «опылять» антисоветскими листовками подъезды. Ей хотелось судьбы Жанны д’Арк, пламенных речей на площади. Закончилось всё карательной психиатрией, навсегда подорванным здоровьем и сединой в двадцать лет. Самое удивительное, что, несмотря на весь описываемый ужас, это очень весёлые и остроумные воспоминания. Посоветовала их мне мама, эти и ещё две тысячи воспоминаний диссидентов и узников ГУЛАГа есть на сайте Сахаровского центра.

 

 

Anne Applebaum

«Gulag Voices: An Anthology»

Очень странно и противоестественно читать написанные по-русски воспоминания в английском переводе, но в этом сборнике мне понравился выбор материала: каждая из 13 историй даётся небольшим фрагментом. У первого — Дмитрия Лихачёва — арест, у американца Александра Долгуна — следствие (его воспоминания вообще приключенческий детектив), и так далее, у последнего узника — освобождение. О каждом герое есть небольшое предисловие, так что вы узнаете, чем всё кончилось. В итоге из фрагментов воспоминаний очень разных людей, написанных даже в разные десятилетия, у вас складывается удивительная картина: кромешный ужас и моменты радости. И всё же вынуждена заметить, что самые ужасные воспоминания — женские. Одну историю я не могла себя заставить прочитать неделю, хотя написана она была более чем сухо и сдержанно.

Сомерсет Моэм

«Россия. 1917 год. Из записных книжек»

Сборник-мечта. Целая антология британской литературы: от Бэкона до Оруэлла и Даррелла. При этом составитель — Александр Ливергант — собрал произведения, о существовании которых, возможно бы, никогда и не узнала. Тем более что часть произведений переведена впервые. Попадаются редкие жемчужины. Например, Сомерсет Моэм в записках «Россия. 1917 год» размышляет о патриотизме, творчестве русских писателей и попутно описывает Россию между Февральской и Октябрьской революциями, свою встречу с террористом Савинковым. Единственное, что немного омрачает восторг от этой хрестоматии: Вирджиния Вульф — единственная женщина в компании 52 мужчин, и это несмотря на то, что в британской литературе были Остин, Уолстонкрафт, сёстры Бронте, Шелли и так далее.

 

 

Фэй Уэлдон

«Письма к Алисе, приступающей
к чтению Джейн Остин»

Сборник Ливерганта отлично дополняется сборником Гениевой. Эта книга попалась мне случайно в детской библиотеке. Мне было 17 лет, и я готовилась к «Умницам и умникам». Одной из наших тем была история, культура и политика Великобритании XIX–XX века. Так что читала я много и всё подряд. Если и была когда-нибудь книжка, случайным образом написанная для меня, то это именно «Письма к Алисе, приступающей к чтению Джейн Остин» Фэй Уэлдон. Это эпистолярный роман: тётя в письмах объясняет племяннице-панку (моей ровеснице, надумавшей поступать в литературный институт), как устроены романы и как они пишутся, почему так трудно было Джейн Остин добиться признания, и даёт советы, как жить.

Крисси Веллингтон

«Жизнь без границ. История чемпионки мира по триатлону в серии Ironman» 

Ещё одна англичанка, случайно изменившая мою жизнь. С Веллингтон началось моё увлечение триатлоном и появилась мечта пройти Ironman. Это 3,8 км плавания, 180 км велогонки и марафон — 42 км 195 м бега. Всё это в один день и без перерыва. Крисси Веллингтон проходила эту дистанцию меньше чем за 9 часов и четыре раза выигрывала чемпионат мира. При этом профессиональным спортсменом она стала почти в 30 лет. Про себя Веллингтон говорит что-то в духе: «Мне никогда не нравилось моё неуклюжее и некрасивое тело, но, оказывается, всё это время в нём жил чемпион мира». Из биографии, впрочем, становится ясно, что до триатлона она на печи не лежала: работала в ООН, благотворительной организации в Непале, проехала на велосипеде через Анды и много-много занималась спортом. Удивительная и счастливая судьба.

 

 

Жоржи Амаду

«Тереза Батиста, уставшая воевать»

С главной героиней Терезой Батистой всё время творится какой-то непередаваемый ужас: несколько лет она живёт в рабынях у педофила-садиста, 15-летней девушкой наконец убивает его, становится содержанкой — птицей в «золотой клетке». Потом побеждает эпидемию оспы. Всё это попутно танцуя сальсу и наслаждаясь жизнью. Другими словами, книга о непобедимой тяге жить и быть счастливой несмотря ни на что. И эта тяга передаётся вам. Прочитав книгу, как будто становишься сильнее.

 

Рассказать друзьям
0 комментариевпожаловаться