Спорт«Резали костюмы, тёрли коньки о батарею»: Четыре истории об уходе из профессионального спорта

Я пришла в спорт в двенадцать лет. До этого занималась танцами, в художественной школе. А потом записалась на баскетбол, причём родители об этом не знали, они думали, что я хожу в художку. Пока им не позвонили оттуда и не сказали: «У вас дочь уже несколько месяцев не посещает занятия, вы за что деньги платите?» Сначала я играла в родном городе, и наша команда выезжала только на областные соревнования. Позже мы с семьёй переехали в город побольше, там я занималась баскетболом ещё два года.

Когда мне было четырнадцать, в нашу спортшколу приехала команда мальчиков, мы провели товарищеский матч. Их тренер заинтересовался мной и ещё одной девочкой и забрал нас на просмотры в баскетбольные клубы Москвы, Ногинска, Екатеринбурга. Девочку не взяли, а мне предложили место в УГМК — клубе из Екатеринбурга, которым владеет «Уральская горно-металлургическая компания». Эта команда считается одной из лучших в России. Отец был против моего отъезда, а мама нет. Она в моём возрасте занималась танцами, и её позвали в танцевальный клуб в Москве, но родители её не отпустили.

Первые месяца два мне было скучно, грустно, тоскливо и очень тяжело. Ты приходишь домой после тренировки, где на тебя наорут и высосут все силы, и понимаешь, что даже поплакаться некому. Я звонила маме и просила забрать, но мама меня поддерживала и говорила: «Юль, это спорт, ты сама этого захотела. Если хочешь чего-то добиться, то давай, дружочек, иди до конца».

Всех игроков УГМК полностью обеспечивают — мне предоставили квартиру, одевали, кормили, платили зарплату. Каждый год зарплату повышают и продлевают контракт. В нём прописано, что если ты увольняешься по собственному желанию, то должен выплатить клубу миллион рублей. Ещё контракт запрещает кататься на коньках и горных лыжах, так как любая травма, которую ты получишь вне баскетбольной площадки, не оплачивается, а ты платишь неустойку за то, что выпадаешь из команды. Конечно же, никто этого правила не придерживался, все втихаря ходили на каток.

Тренировка начиналась в девять, нужно было прийти за час, чтобы затейпироваться (тейп — это эластичная лента, которую клеят на кожу в области коленей, плеч, спины для поддержки мышц и суставов. — Прим. ред.) и переодеться. Поэтому мы просыпались в семь, завтракали, одевались и шли в зал. Утром у нас были бег и тренажёрка. После — душ, и если нет занятий в школе, то массаж и по желанию врач. Вечерняя тренировка была с пяти до семи. Душ, массаж, дом. Со школой был заключён договор, что у нас две тренировки в день и между ними уроки. Но так как тренировки были тяжёлые, обычно мы шли домой спать. В школе учились и обычные дети, и учителя были в бешенстве, когда мы в середине урока заваливались в класс в куртках и постоянно выбивали одноклассников из колеи. Нам постоянно говорили, что мы никуда не поступим. В итоге мы сдали ЕГЭ лучше, чем многие отличницы.

В субботу у нас была только утренняя тренировка, и в ночь на воскресенье мы ходили в клуб. Это было категорически запрещено: мы же были несовершеннолетние. Мы жили в обычном пятиэтажном доме, где один подъезд был полностью заселён спортсменами. С первого по второй этаж жили самбисты, с третьего по пятый — баскетболистки. На площадке четыре двухкомнатные квартиры, в каждой комнате по человеку. На пятом этаже жила администратор, но мы называли её няней. Каждый вечер няня проверяла, чтобы все были дома. Как только она поняла, что в выходные мы ездим в клуб, няня перестала спать и начала ловить нас. Был момент, когда утром в воскресенье нам пришло сообщение: «Вы уволены». Выходим в коридор, а он весь в муке. Оказалось, няня осыпала весь подъезд мукой, чтобы посмотреть, кто пришёл домой ночью. В итоге мы выкрутились. Бывало, что летом мы спускались на простынях из окна, как-то пьяных девчонок таксист на руках нёс домой. Однажды из другого города приехали парни-баскетболисты и пришли к нам в гости, а это было категорически запрещено. Заходит няня, и парни прячутся — кто за шторы, кто под кровать, а один заметался и остался посреди комнаты. И няня говорит: «Ну ладно, хоть не девочек водите». У нас в УГМК довольно много лесбиянок.

Я входила в сборную России по баскетболу, наша команда почти всегда занимала первое место на чемпионате России. Мы выигрывали на чемпионате мира, не помню, правда, в каком году. Однажды мне пришло приглашение из США: от России отбиралось 12 лучших баскетболисток для показательного матча с американками. Мы выиграли. Помню, сидели на какой-то баскетбольной площадке, а на другой стороне поля болтали Шварценеггер, Коби Брайант и Рианна.

За все соревнования платили примерно одинаково, и я хорошо зарабатывала, учитывая, что эти деньги были на твои хотелки, ведь всё остальное оплачивал клуб. На выездах нам давали суточные. Мы тратили их на шмотки, косметику, телефоны. Кто был поумнее, откладывал и в девятнадцать лет покупал себе квартиру.

Один раз мы поехали в клуб, и там я познакомилась с парнем, ему было двадцать шесть, он работал в «Газпроме». Мы начали встречаться. Когда тренер узнал, что у меня есть молодой человек, он сказал: «Юль, ты сама всё понимаешь. Клуб не хочет терять игрока, но либо ты сейчас строишь карьеру, а потом семью, либо ты строишь семью и забываешь о карьере». Я, долго не размышляя, сказала, что мне нужна семья. Думала, что через месяц уволят, но меня мурыжили ещё год. Тренер надеялся, что я передумаю. Тогда я пошла к директору клуба и сказала, что сажусь на скамейку запасных и не буду играть. Были штрафы, но миллион платить не пришлось. Спустя три года я узнала, почему меня не увольняли: когда я начала сдавать позиции и говорить об увольнении, для меня пришло приглашение из университета в Майами. Ты играешь за университет, учишься там же, получаешь стипендию. Тренер звонил маме: «Ну, может быть, вы поговорите с дочерью, у неё есть возможность поехать в США». Мама ответила: «Решайте вопрос сами, я не буду лезть в её жизнь. Как она хочет, так и будет».

Я ушла из УГМК в восемнадцать лет. С тем парнем мы поженились, через год я родила ребёнка. Поступила в педагогический институт. Вскоре муж начал мне изменять, я взяла вещи и уехала домой, перепоступила в университет и окончила его по профилю «педагог физической культуры и спорта». Однажды встретилась со знакомыми парнями-баскетболистами, мы решили вспомнить молодость и поехать в лагерь, где были когда-то на сборах. Я начала встречаться с одним из парней, год назад мы сыграли свадьбу, воспитываем сына, и недавно у нас родилась дочка. Мне предлагали поработать и тренером, и судьёй, но на кого я двух детей оставлю. Можем иногда с подругами собраться и поиграть в стритбол.

Сейчас, задумываясь о своём уходе из спорта, я понимаю, что, наверное, приняла бы другое решение. С другой стороны, у меня прекрасные дети, плюс к тому моменту я уже давно играла и мне порядком надоело. Профессиональный спорт калечит. В команде 14 человек, а на соревнования выезжают только 12, и чтобы попасть в эти 12 человек, нужно кого-то сломать, потому что на некоторых соревнованиях сидят тренеры из сборной России. И если тебя не будет на этой игре, то шансы попасть в сборную улетучиваются. Люди играют на себя и на тренировках ломают своих же. У меня были травмы коленей и ахиллового сухожилия. Иногда чтобы вызвать агрессию у игрока, нужно вывести его на эмоции.

Много раз тренеры доводили меня до истерик. Внушали, что я никчёмный человек и игрок. Этот психологический ход помогает вытащить агрессию, чтобы на поле ты показала всё, на что способна.

Но всё равно я скучаю по баскетболу, слежу за УГМК. Из моей команды продолжает играть только одна девочка, и то она на три года младше нас. Кто-то работает фитнес-тренером, кто-то ведёт свою баскетбольную команду, кто-то открыл бизнес. Когда дети подрастут, я тоже планирую заняться бизнесом, а ещё путешествовать по Европе и отдыхать. Мой сын занимается баскетболом, он постоянно с мячом, занимается с детьми на два года старше его.

Родители отдавали меня везде: я занималась большим теннисом, баскетболом, гимнастикой, танцами. За компанию с братом в первом классе пошла на водное поло, я училась плавать, но не играла. Через год меня взяли в спортшколу. Сначала это была просто секция: я ходила плавать 4–5 раз в неделю вечером. В пятом классе мне предложили перейти в спорткласс, где дети вместе и тренируются, и учатся. У меня был выбор: музыкальная школа или бассейн, и я выбрала второе.

С пятого по девятый класс моё расписание выглядело так: с 5:40 до 6:30 первая тренировка. Сначала мы занимались в тренажёрном зале, затем плавали полтора часа, потом шли в школу — школа у нас была не с девяти утра, как у обычных ребят, а с одиннадцати или двенадцати — приходили на вторую тренировку. Заканчивали где то в 20:00–20:30. С понедельника по пятницу — две тренировки, в среду или в субботу — одна. Большинство уроков я делала на выходных, либо же вечером приезжала домой и старалась всё сделать за час, чтобы выспаться. Мама очень мне помогала: искала витамины, готовила завтраки и ужины, собирала обеды в школу, убиралась в моей комнате. Папа по возможности не пропускал ни одни соревнования, всегда кричал громче всех.

С одноклассниками мы везде были вместе — в школе, в бассейне, на сборах. Мы стали семьёй, правда в средней школе часто ссорились.

Парни более-менее спокойно ко всему относились, а между девчонками была конкуренция. Помню, в шестом-седьмом классе родители купили мне купальники, очки, шапочки, и я на следующий день пошла на тренировку во всём новом. У нас была сушилка, куда мы после первой тренировки вешали вещи, потом возвращались на вторую тренировку, и всё было сухое. И вот я пришла на вторую тренировку, а все мои вещи были порезаны и разбросаны по сушилке. Мне было так стыдно перед родителями, я ужасно плакала, но так и не узнала, кто это был. Один раз мы с мальчиком не поделили резину — она цепляется к шведской стенке и ты с её помощью отрабатываешь технику гребли. Я расцарапала одноклассника в кровь, он мне выдрал клок волос, нас вся группа разнимала. А как-то мы ездили на сборы в Болгарию, со мной была мама. В один день мы поехали в аквапарк всем классом. Я плавала, а потом увидела маму с тренерами в кафе, пришла к ним, и мама меня покормила. Другим ребятам сказали, что покормят позже. Один мальчик на меня полез с кулаками, девчонки пару дней не разговаривали. Но к классу восьмому наш коллектив стал очень дружный, все поняли, чего хотят от спорта и учёбы, и максимально с уважением друг к другу относились.

С тренерами у меня были хорошие отношения. Одна была женщина лет пятидесяти, такой советской закалки, очень красивая и худенькая, она бегала по утрам, не ела сладкого. Строгая, но никогда не кричала. Иногда нас тренировал её муж, он, наоборот, мог прикрикнуть, после тренировки съесть шаверму, курил.

Тренеры запрещали нам курить, хотя понятное дело, что в 14–15 мы пробовали, и тренеры сразу это замечали, потому что дыхание постоянно сбивалось. Ещё нам запрещали кататься на коньках и заниматься сноубордом и лыжами, потому что у пловца должна быть максимально расслаблена стопа, а в коньках она зафиксирована. По еде запретов не было, в выходные мы наедались чипсами и бургерами. Даже если набирали вес, это всё переходило в мышцы.

В четырнадцать лет я стала мастером спорта. Занимала призовые места на первенствах России, выигрывала первенства Санкт-Петербурга. Брала первое место на соревнованиях в Финляндии, выходила на чемпионат России, но ничего не занимала — обычно там выигрывают ребята постарше. Я и ушла отчасти из-за этого: я уже выросла из юниорского состава и мне нужно было входить во взрослый, но до взрослых я недотягивала. И нужно была ждать и тренироваться. А ждать — значит надеяться на Олимпийские игры, и у тебя ничего не может быть, кроме спорта, — ни учёбы, ни работы.

Когда я была в десятом классе, наш спорткласс расформировали. Меня позвали в училище олимпийского резерва, я сочла это за честь, но родители не пустили меня туда, сказали, чтобы я нормально окончила школу и поступила в университет. Так что я просто ходила туда плавать.

Пыталась совмещать бассейн и подготовку к поступлению, но это было тяжело, и я начала пропускать тренировки. Помню, подумала тогда: «Ого, а так можно — просто жить?» И постепенно у меня пропал интерес к плаванию, появились другие заботы. Я поняла, что нужно принять решение. Родители максимально отстранились, хотя потом я узнала, что они хотели, чтобы я продолжала заниматься, особенно папа, но решили, что я сама должна понять, как для меня будет лучше.

Мне было сложно понять, чего я хочу от жизни, ведь я всю жизнь занималась плаванием, у меня не было других хобби и интересов. Подала документы в три вуза на разные направления, и поступила в Горный университет на кадастрового инженера. После вуза два года поработала по специальности, потом переехала из Петербурга в Москву, работаю в «Норникеле». Сейчас я плаваю очень мало, у нас «Норникель» раз в год устраивает соревнования в Сочи — и я за месяц до них тренируюсь, постоянно занимаю призовые места. Во время карантина переключилась на бег: в прошлом году пробежала полумарафон, а этой осенью планирую пробежать марафон. Мой супруг тоже пловец, мы познакомились в университетской сборной по плаванию.

Из нашего класса спортсменом никто не стал, но в Питере было пять подобных школ, и мои знакомые стали олимпийскими призёрами. Я не завидовала, но иногда думала, что было бы, если бы я не бросила, хотела вернуться, но это были скорее мимолётные мысли, а не серьёзный настрой.

Мама занималась художественной гимнастикой, но фигурное катание всегда было её мечтой. Когда мне было пять, мама отвела меня на первое занятие в школу фигурного катания. А я всегда хотела научиться кататься на коньках и втянулась. Сначала мы тренировались на улице в минус 30, но потом уровень школы повысился, и нас перевели на крытый каток во дворец спорта.

У меня был жёсткий распорядок дня. Учёба начиналась в восемь, так что приходилось вставать в шесть-семь утра. Школа заканчивалась в 15:00, я приезжала домой, а в пять часов уже была на катке: два-три часа разминка в спортзале и часа два на льду. Ночью, около десяти, я приезжала домой, учила уроки и в двенадцать ложилась спать. Суббота и воскресенье были выходными, когда я могла сходить в гости или на чей-то день рождения, но перед соревнованиями я занималась и в эти дни.

Тренеров у нас было четверо, причём три из них — мама и две дочки. Почти ни одна тренировка не обходилась без слёз. Тренеры сильно кричали, давали всем прозвища. Я — Васильева, поэтому моя кличка была Василёк. Кажется, что мило, но не в том контексте, который они использовали. «А Василёк сегодня отличилась!» — это была не похвала. Плюс, как бы ты ни разогревался перед катком, всё равно было очень больно. Хотя лет через пять я привыкла и стала очень сильной — и духовно, и физически.

Я не мастер спорта, у меня первый взрослый разряд, но если бы не тренеры, я бы не достигла такого результата.

С девочками у нас постоянно были конфликты. Всё-таки фигуристки не командные игроки. Мы разбивались на кучки, каждый строил козни против кого-то. Резали костюмы, тёрли коньки о батарею и тупили лезвия. Одной девочке так коньки затупили, что она на катке разбила себе нос. Конкуренция была постоянная, хотя и не оговаривалась. Я занимала много первых мест, случалось, что места делили, и тогда начиналось: «Тебя просто пожалели». Я грубо отвечала, обидчица плакала, и потом во всём этом разбирались родители.

Сначала мы соревновались между собой, самые сильные ехали на город (я жила в Чите), потом на область. Дальше региона это не выходило никогда, не знаю почему. В шесть лет я получила первое место, и мне подарили куклу, я до сих пор её храню. На городских соревнованиях я занимала второе или третье место, в региональных соревнованиях не побеждала.

В четырнадцать лет у меня начался спортивный фанатизм, я хотела быть чемпионкой и поступить в школу олимпийского резерва. В голове постоянно крутились мысли наподобие: «Так, я высушила и протерла коньки, чтобы ничего не заржавело, постирала тренировочный костюм, скоро поеду на каток».

Правда, иногда были нервные ситуации, моменты, когда хотелось ничего не делать, лежать дома и смотреть в потолок. Тогда мама причитала: «Мы столько денег потратили на всякие костюмы и коньки», — хотя работал только папа. Фигурное катание действительно очень дорогой спорт. Коньки, костюмы, в том числе тренировочные, чехлы для коньков, косметика, инвентарь для выступлений, резиновые ленты для растяжки. Костюм стоил около 40 тысяч рублей, хорошие коньки столько же. У нас не особо бедная семья, но папа иногда говорил: «Хм, 80 тысяч. Может, хочешь заняться чем-то другим?» Но мы все занимались перепродажей, поэтому получалось сохранить деньги.

Когда мне было шестнадцать, мы переехали в Новосибирск. Я думала, что уйду из школы после девятого класса и поступлю в училище олимпийского резерва. Нашла одно, но выбрала не фигурное катание, а хореографию из-за меньшей травмоопасности. Поспрашивала ребят оттуда, они посоветовали остаться в школе. Параллельно с этим мы с мамой сходили в две школы фигурного катания, оказалось, что тренеры в Новосибирске не берут таких взрослых девочек вне зависимости от их разряда. А тут ещё я сдружилась с одноклассниками, впервые начала гулять не только по выходным. И буквально за полгода я расхотела быть спортсменкой. А папа никогда не хотел, чтобы я занималась фигурным катанием, потому что я получила кучу травм. Один раз я выполняла программу, не очень удачно приземлилась, упала и свернула шею. Мама отправила меня к мануальному терапевту, и в кабинете стоял ужасный хруст. Как-то повредила руку и до сих пор хожу с шишкой.

Я попросила папу разрешить мне бросить. Мама очень возмущалась, я пыталась абстрагироваться, но иногда мы жёстко ссорились — с криками и истериками. Папа защищал меня. Он всегда хотел, чтобы я пошла в художественную школу, а я с детства обожаю рисовать, так что я осуществила и папину мечту и окончила художественную школу. Мама приняла мой выбор, когда увидела, как я рисую и насколько мне это нравится. Я доучилась до одиннадцатого класса. Ходила на танцы и хотела их преподавать, но потом узнала, сколько зарабатывают тренеры, и решила заняться бизнесом. Поступила на бухгалтера, правда, уже отчислилась. Занимаюсь сетевым бизнесом.

Нам нельзя было стричь и красить волосы, нужна была определённая длина для гладкого пучка. А я мечтала о коротких волосах и, когда бросила фигурное катание, постриглась.

Сейчас я хожу на каток и сильно выделяюсь. Не люблю просто так кататься, выполняю какие-нибудь элементы, людям очень нравится, а я вспоминаю это чувство: софиты, полные трибуны и все смотрят на тебя.

По телевизору не смотрю ничего, кроме соревнований по фигурному катанию.

У меня врождённая дисплазия, и чтобы позвоночник не развалился, мама решила отдать меня в спорт. Она думала о фигурном катании, но однажды, когда мне было пять, мы пошли на пляж. Меня увидела тренер по художественной гимнастике, подошла к маме, сказала, что у меня очень красивые ноги, и предложила прийти на тренировку.

Помню первое занятие. Это была обычная школа, где снимали спортивный зал для гимнасток. На первом же занятии меня пытались посадить на шпагат. Через месяц сажали на шпагат и садились сверху. Но так было не со всеми девочками. Просто во мне тренер увидела фактурную и способную девочку. Она уделяла мне внимание, возила на соревнования. Я ходила в этот спортивный клуб до девяти лет, потом в Петербурге открыли центр художественной гимнастики «Жемчужина», и мама решила, что раз у меня получается, почему бы не попробовать профессионально заняться гимнастикой. Мама повела меня на просмотр к тренеру и сказала, что если эта женщина меня возьмёт, у меня будет выбор: либо я пойду в хорошую школу и заниматься буду для себя, либо я с головой уйду в спорт. Всё получилось, я загорелась и выбрала гимнастику.

Тренировки шли с девяти утра до часу дня. Потом был перерыв часа два. С трёх часов у нас полтора часа была хореография, а затем вторая тренировка до восьми вечера. Шесть дней в неделю. Правда, суббота была полегче — с одиннадцати утра до шести вечера. Я пропустила почти всю начальную школу. Моя бабушка — учитель начальных классов, я приходила домой и делала с бабушкой уроки. Хорошо, что бабушка преподавала в школе, где я училась, она отдавала мои работы классному руководителю.

Как-то я три месяца училась в спортшколе — там учатся только спортсмены, и в перерывах между тренировками ты приходишь и учишься. Мне очень не понравилось, и я вернулась в старую школу. Среди одноклассников у меня друзей почти не было, зато на гимнастике мы все дружили. Успевали в перерывах погулять, на выходных ходили в кино. На соревнованиях мы тоже весело проводили время. Мы болели друг за друга, на соревнованиях кричали: «Держаться! До конца! Вперёд!»

Нам не разрешали кататься на велосипеде, потому что растут мышцы на ногах и для гимнастки это считается некрасивым. Есть жирное, сладкое и мучное тоже было запрещено. В спортивных лагерях нас взвешивали при всех и отчитывали, если мы набирали. Помню, меня лишили завтрака. После пробежки я взвесилась, и оказалось, что я поправилась на граммов двести-триста, и хореограф сказала, что утром я есть не буду. Все пошли завтракать, а я сидела одна. Но девочки стащили мне яблок.

Когда мне было десять, меня и ещё одну девочку повезли на просмотр к Ирине Винер (советский и российский тренер по художественной гимнастике, президент Всероссийской федерации художественной гимнастики. — Прим. ред.) — был чемпионат мира, и она отбирала гимнасток на показательные номера. Для меня это было мечтой. Винер посмотрела моё выступление и сказала: «Хороша деваха!» Вторую девочку на год старше меня Винер забрала к себе тренироваться, а мне сказала приезжать позже, так как я ещё маленькая.

Я ездила на соревнования в Венгрию и заняла третье место, на чемпионате в Таллине выиграла второе. Выходила на чемпионат России и была в пятёрке лучших. Выполнила КМС (кандидат в мастера спорта. — Прим. ред.) по гимнастике и очень хотела на Олимпиаду.

В шестой класс я пошла в медицинский лицей. У меня были ужасные оценки, ведь там учителям было всё равно, что я гимнастка. Кроме того, у меня испортились отношения с тренером. Поначалу это была спокойная хорошая бабулечка, но потом нас случились разногласия. Я очень хотела попасть в Новогорск в школу олимпийского резерва. Но она выбрала не меня. Кульминацией стала поездка в спортивный лагерь в Болгарию в тринадцать лет. Тренер позвонила моей маме и солгала обо мне, было очень неприятно и больно, я звонила маме в истерике и говорила, что хочу домой. После этого я не вернулась в спортзал. Мама моё решение уйти из спорта поддержала.

Меня всё время называли маленькой и толстой. Нам говорили, что если мы уйдём из гимнастики, станем «жирными алкоголичками-проститутками». И когда я бросила спорт, я боялась съесть что-то лишнее, думала, что сорвусь и сильно потолстею. Когда я была в восьмом классе, мне показалось, что я поправилась, и начала худеть. Хотела прийти к тренеру, чтобы доказать ей: не все гимнастки становятся толстыми. При росте 173 сантиметра я весила 42 килограмма — у меня была начальная стадия анорексии. Тренер увидела меня и сказала: «Ты такая высокая и стройная!» А мама водила меня по психологам, мы тогда очень испортили отношения. Потом я встала на весы, и что-то щёлкнуло. Поняла, что здоровье важнее. Сейчас я нормально питаюсь.

Гимнастика была всей моей жизнью. Было так непривычно и свободно, когда я из неё ушла. С учёбы возвращаешься домой — и тебе никуда не надо идти. У меня всегда была мечта после школы прогуляться с подругами, и я была так рада, что теперь могу гулять, есть что захочу, ходить в «Макдоналдс».

Потом я пробовала большой теннис, плавание, танцы, коньки. Но занималась для себя. Я окончила школу и поступила в медицинский.

Много девочек из моей группы стали спортсменками. Девочка, которую забрали в Новогорск, стала чемпионкой в Юношеских Олимпийских играх, девочка на несколько лет старше меня победила на чемпионате мира, правда, она из-за травм ушла и стала тренером.

Сейчас я не очень интересуюсь гимнастикой, не смотрю соревнования. Внутреннее отторжение, что ли. Свою дочку я в художественную гимнастику ни за что не отдам, а если она захочет, буду её отговаривать.

ФОТОГРАФИИ: Pixel-Shot — stock.adobe.com, Arūnas Gabalis — stock.adobe.com