ИнтервьюВалькирия революции: Кем была Александра Коллонтай на самом деле

Виктория Привалова

РЕЖИССЁР СПЕКТАКЛЯ

В России слово «феминизм» почти всегда вызывает скепсис. Как ваши коллеги и знакомые реагировали на то, что вы работаете над феминистским спектаклем?

Когда я начала более избирательно относиться к своему кругу общения, я перестала чувствовать это давление. Раньше чувствовала. Спектакль появился так: я участвовала в лаборатории Юрия Бутусова (театральный режиссёр, дважды лауреат «Золотой маски», главреж Театра им. Ленсовета. — Прим. ред.), он дал нам задание — портрет XX века. Я хотела что-то сделать о женщинах. И тут Евгений Казачков (драматург, арт-директор фестиваля молодой драматургии «Любимовка». — Прим. ред.) — мы как раз работали над «Совместными переживаниями», моим предыдущим спектаклем — рассказывает мне о Коллонтай, первой советской феминистке. Я стала работать над темой и быстро поняла: ага, теперь ясно, почему меня часто называют феминисткой. Даже в оскорбительном смысле: «Ну понятно, феминистка пришла». Я рассказывала друзьям и коллегам, что делаю спектакль о феминистке, а не просто о деятеле. Было бы глупо избегать этого слова. И нередко слышала: «Феминистский спектакль? Зачем тебе это нужно?» Есть у меня один близкий друг, вот он, когда слышит «феминизм», представляет агрессивное движение против мужчин. Очевидно, он такой не один.

ЕСТЬ ИСТОРИКИ, ИССЛЕДОВАТЕЛИ, КОТОРЫЕ ЗАНИМАЮТСЯ АЛЕКСАНДРОЙ КОЛЛОНТАЙ?

Есть. Я смотрела разные документальные фильмы — правда, везде говорят эксперты-мужчины, ни одной исследовательницы. Все фильмы с одной идеей: Коллонтай — «валькирия революции», красавица, пятьдесят мужчин стрелялись из-за неё. Какая-то «Санта-Барбара» вместо исторического фильма. В одном из этих фильмов был один очень заведённый учёный, такое ощущение, что она лично ему насолила: «Она пожирала мужчин своей энергией! Нимфоманка! Человек колоссальнейшего эгоизма!» А ведь в исторических статьях и дневниках можно найти и более полезную информацию. Её дневники очень круто написаны — таким живым, местами даже наивным языком. Надо сказать, я воспитана в семье, где постоянно звучало: «Стой нормально! Молчи! Терпи! Никаких футболок с ниндзя и динозаврами, ты же девочка!» Так что я тоже полна стереотипов, поэтому, когда читала, удивлялась: надо же, первая советская феминистка — и такая адекватная.

Я ПРАВИЛЬНО ПОНИМАЮ, ЧТО ОНА НЕ ТОЛЬКО ПЕРВАЯ, НО И ПОСЛЕДНЯЯ ФЕМИНИСТКА В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПОЛИТИКЕ?

Видимо, да. Среди наших современных политиков немало женщин, но феминисток не могу вспомнить. Мизулина, Яровая точно не феминистки.

ВЫ РАЗДЕЛЯЕТЕ Её ИДЕИ?

Да. После спектакля один друг сказал мне: «В „Манифесте новой женщины“ мне всё нравится, только смущает пункт „Новая женщина не скрывает своей сексуальности“». Я спрашиваю: «А в чём проблема?» — «Это что, значит, женщине теперь можно быть распущенной?» Конечно, я понимаю это иначе — что женщина может иметь сексуальные предпочтения и открыто говорить о них. В России многие женщины даже не могут сформулировать, что им нравится в сексе, а что не нравится. Вообще, я согласна с мнением, что задача феминизма в России не столько учить мужчин, как нужно к тебе как к женщине относиться, сколько рассказывать женщинам, какие права и возможности у них есть.

ВЫ ОБЪЕДИНИЛИ В ОДНОМ СПЕКТАКЛЕ ДРАМАТИЧЕСКИЙ ТЕАТР, ХОРЕОГРАФИЮ И ХУДОЖЕСТВЕННУЮ АКЦИЮ «ТИХИЙ ПИКЕТ» — ЗАЧЕМ?

Хотелось поговорить о теме на разных языках. Вот мы посмотрели театр: в первом акте дистанция между актрисой и зрителем очень маленькая, нужно добиваться естественного, полудокументального существования. Во втором действии те же вещи проговариваются пластическим языком, он более ощущенческий, необъяснимый, нелогичный. Первая часть длится где-то минут тридцать, потом мы переходим в другое пространство и видим десятиминутный, яркий, как вспышка, болезненный, истеричный, некомфортный второй акт о безымянной женщине, которая делает всё, чтобы её услышали. И затем уже мы переходим в пространство «Тихого пикета», где можно самому включиться в коммуникацию. А ещё в спектакль зашит акт социального участия. Я везде указывала: если вы платите за билет, какую-то сумму мы даём фонду. Ещё на выходе стоит ящик, куда ты по своему желанию можешь положить денег. В апреле мы будем помогать детскому кризисному центру. У них очень плохое финансирование.

ПОЧЕМУ ВЫ РЕШИЛИ, ЧТО СПЕКТАКЛЬ ДОЛЖЕН БЫТЬ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫМ? 

Это и есть мой феминизм. У меня нет стальных яиц, чтобы заниматься активизмом. Честно, я это понимаю прекрасно. Но я могу что-то сделать для уже существующей организации.

НО НЕОБЯЗАТЕЛЬНО ПРОФЕМИНИСТСКОЙ?

Нет, любой гуманитарной. 

ВАМ ВАЖНО, ЧТОБЫ ВСЕ УЧАСТНИКИ ПРОЕКТА РАЗДЕЛЯЛИ ЕГО ИДЕОЛОГИЮ?

Я всегда спрашиваю человека, с которым собираюсь работать: «Ты вообще как, тебе интересно?» Просто зачем мы будем друг на друга время тратить, если мы про разное? Это же всё бесплатно. Проект не приносит никаких денег. Всё, что мы собираем на билетах, мы тратим на пожертвования фонду, на площадку и на оплату дороги для актрисы Антонины Сониной, которая ездит из Петербурга. У меня был разговор с хореографом Полиной Митряшиной, которая ставила танец во втором акте, мы пытались разобраться, что такое феминизм. В некоторых вопросах разошлись, но это не помешало нам в работе.

ЧТО ЖЕ ВСЁ-ТАКИ НУЖНО СДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ У ОБЩЕСТВА ПРОПАЛА АЛЛЕРГИЯ НА ФЕМИНИЗМ?

Я лично собираюсь продолжать называть себя феминисткой и при этом делать то, что я делаю: ставить спектакли, рисовать мультфильмы, снимать кино и пытаться совместить это с благими делами. Возможно, это поможет хотя бы моему кругу нормально воспринимать и слово «феминизм», и то, что оно несёт.

ВАШ СПЕКТАКЛЬ — ШАГ В ЭТУ СТОРОНУ?

Шажочек. Самое важное, что может дать мой спектакль, — это пища для размышлений. Для меня уже победа, когда после спектакля зрелый мужчина пишет: «Оказывается, я ничего не знал, даже не задумывался, а теперь узнал, нашёл много статей. Я стал относиться к женщинам с большим уважением, раньше мог даже вскользь бросить: „А, ну ты же женщина“, — а теперь стараюсь отучить себя». Кстати, подобные фразы я постоянно слышу даже от мужчин, называющих себя феминистами. Я их подлавливаю, а они говорят: «Представляешь, я даже не заметил». Это такая вещь, где всем надо работать над собой, и мне в том числе.

Дарья Серенко

активистка, участница спектакля

ОБЫЧНО ВАША АКЦИЯ ПРОХОДИТ В МЕТРО. ЧТО МЕНЯЕТСЯ В ТЕАТРАЛЬНОМ ЗАЛЕ?

Я сразу оговорюсь, что рассматриваю «Тихий пикет» как хэппенинг, а не как акцию, потому что не знаю, как будут развиваться события, а всего лишь задаю координаты. В отличие от пассажиров метро, зрители в театре заранее знали: что-то произойдёт. Но аутентичный эффект всё равно был достигнут, поскольку они не ожидали увидеть человека с плакатом. Я просто сидела в первом ряду и, как обычно, сшивала два листа. Какое-то время люди не понимали, что я — часть спектакля. 

ЧТО БЫЛО НАПИСАНО НА ПЛАКАТЕ?

Дословно я не воспроизведу, был некий месседж о трансформации 8 Марта, призыв помнить о том, что это праздник борьбы и солидарности. На обратной стороне плаката был русский перевод песни «Хлеб и розы», написанной в XIX веке поэтом Джеймсом Оппенгеймом, её пели женщины во время восстания на текстильной фабрике. Собственно, поэтому я и сшивала бумагу — чтобы напомнить о невидимом женском швейном труде. Я сидела и шила, все молчали и чего-то ждали, а на стену проецировался текст, описание «Тихого пикета». В какой-то момент я к нему повернулась, и люди установили причинно-следственную связь между мной и этим текстом. Зрители стали подниматься с мест и окружать меня. Женщине за мной не было видно, что написано на плакате, она попросила соседку прочитать вслух — но у неё не с первого раза получилось, мне пришлось присоединиться, и мы закончили читать это стихотворение в унисон. А потом уже люди стали задавать вопросы.

КСТАТИ, ТЕАТР — ЭТО ВЕДЬ ТОЖЕ ФОРМА КОММУНИКАЦИИ. ВАМ ОН ИНТЕРЕСЕН В ЭТОМ КАЧЕСТВЕ?

Да, конечно. Зимой я участвовала в форум-театре — для России это относительно новое явление. Это театр, который исследует позицию угнетённых внутри иерархических отношений. Причём зрители вовлечены в спектакль, могут менять его сюжет. Эту методику разработал бразильский режиссёр Августо Боаль, она существует с 1970-х годов и распространена где-то в 70 странах. Вот такой театр мне интересен, он внутренне близок тому, что мы делаем в «Тихом пикете».

ТЕМА «ТИХОГО ПИКЕТА» НЕ ОГРАНИЧЕНА ФЕМИНИЗМОМ — ПОЛУЧАЕТСЯ, ВЫ И В СПЕКТАКЛЕ МОЖЕТЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЛЮБОЙ ПЛАКАТ, И ОН НЕОБЯЗАТЕЛЬНО БУДЕТ СВЯЗАН С ПРАВАМИ ЖЕНЩИН?

Необязательно. Премьера была 7 марта, я бы в любом случае ездила с плакатом на гендерную тему — был инфоповод, почему бы о нём не поговорить? Для меня «Тихий пикет» заканчивается буквально через несколько дней, я заложила для себя срок — ровно год (на данный момент Дарья уже закончила участие в «Тихом пикете». — Прим. ред.). Акция будет продолжаться, но уже без меня. Поэтому пока я не представляю, что буду делать в следующем спектакле — плаката у меня точно не будет.

КАКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ВАС ИМЕЕТ АЛЕКСАНДРА КОЛЛОНТАЙ, ГЕРОИНЯ СПЕКТАКЛЯ?

Надо сказать, что со времён Коллонтай женская повестка сильно изменилась — и понятийный аппарат, и оптика. Стоит учитывать это, изучая её наследие. Интересно в ней то, что она находилась на сломе разных эпох, разных риторик, разных дискурсов. В ней соединились дворянское прошлое и вот это откровение, когда она увидела на фабрике рабочих женщин и мёртвых детей, прикрытых простой тканью. Эти столкновения, противоречия отражены в тексте дневников: описывая новые идеи, концепцию новой женщины, она часто пользуется старым языком. Старое и новое уживаются в ней, создавая болезненное напряжение. Для меня это важно, поскольку до того, как стать интерсекциональной феминисткой (интерсекциональный феминизм борется не только с сексизмом, но и с другими формами дискриминации — например, расизмом и гомофобией, — воспринимая их как части единой системы. — Прим. ред.), заняться активизмом и начать формировать себя самостоятельно, я долго была воцерковленной православной христианкой. У меня был сильный внутренний конфликт между одними и другими убеждениями, в конце концов пришлось сделать выбор — и я до сих пор часто об этом думаю. Поэтому Коллонтай интересна мне как поле битвы разных риторик.

СУДЯ ПО ПОЛИТИКЕ КОЛЛОНТАЙ, РАННИЙ СССР БЫЛ СРАВНИТЕЛЬНО ПРОГРЕССИВНОЙ СТРАНОЙ В ПЛАНЕ ПРАВ ЖЕНЩИН, ЧЕГО НЕЛЬЗЯ СКАЗАТЬ О СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ. ЧТО ПОШЛО НЕ ТАК? 

Такие вопросы нужно задавать не мне, а учёным, которые специализируются на женской истории, политологам. Могу посоветовать Ирину Ролдугину и Аллу Митрофанову. На мой взгляд, здесь сыграла свою роль Великая Отечественная война. Я читала в пятитомнике «История женщин на Западе» о консервирующем влиянии войны. С одной стороны, женщина была воином тыла, несла на себе тыл, с другой — на неё легла обязанность воспроизводства новых солдат.
В 1941–1945 годах мы многое потеряли от той эмансипационной риторики, которая утвердилась после 1917 года.

Безальтернативный образ женщины как матери стал частью официальной идеологии. Советская женщина выполняла двойную нагрузку: она была полноправным рабочим наравне с мужчинами, но домашние дела тоже целиком ложились на неё. Такое неравенство по-прежнему имеет место. Недавно мне пришлось в одном госучреждении сочинять поздравительную открытку для женщин. В итоге поздравление отредактировали так, что мой месседж изменился на другой — но я писала о том, что от современной женщины слишком многого требуют.

Во-первых, она должна быть успешной, делать карьеру. Во-вторых, должна всегда хорошо выглядеть. В-третьих, должна быть любящей женой и матерью. Эти вещи даже по отдельности требуют колоссальных ресурсов, но если ты выбираешь что-то одно, ты неполноценная. Если ты занимаешься только семьёй и детьми — ты «клуша», если работаешь и не выходишь замуж — ты «карьеристка», если сосредоточена только на том, чтобы хорошо выглядеть, — ты, условно, «шлюха». Меня раздражает, что я нахожусь в заложниках у этих паттернов. Если просто сесть и разобраться со всеми этими противоречиями, выбрать собственную стратегию жизни, в этом индивидуальном выборе уже будет заложен освободительный потенциал.

P. S. Этот материал должен был заканчиваться анонсом: ближайший спектакль — 24 апреля в «Трансформаторе.doc». Но 24 марта площадку закрыла полиция без объяснения причин — это уже третий случай, когда частный Театр.doc лишают помещения. По словам режиссёра, 24 апреля «Тихая революция» всё-таки будет, но где именно — пока неясно.

Фотографии: Вика Назарова, Анна Аматуни