Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

РазвлеченияПодкаст «Одно расстройство»: Отрывок
из выпуска о шизофрении

Подкаст «Одно расстройство»: Отрывок
из выпуска о шизофрении — Развлечения на Wonderzine

Новый проект «Либо/Либо» авторства Алины Белят

Мы не раз обсуждали, насколько важен открытый разговор о ментальном здоровье: чем больше людей могут рассказать о своих психических диагнозах и особенностях, не боясь столкнуться с осуждением (или, того хуже, быть высмеянными или уволенными), тем приятнее и легче живётся вообще всем. Такой рассказ отлично ложится на формат подкаста — сегодня мы хотим вам посоветовать именно такой. Создательницы студии 
«Либо/Либо» запустили подкаст «Одно расстройство» — в каждом выпуске новый герой рассказывает ведущей Алине Белят о жизни со своей психической особенностью.

«Как автор и продюсер я столкнулась, казалось бы, с незначительной, но показательной историей. Большинство моих героинь — женщины, — делится Алина. — Они охотнее пишут, откликаются и готовы рассказать о том, с чем столкнулись. Есть ощущение, что именно девушки сейчас в основном популяризируют тему ментального здоровья, они готовы признаваться в своих ментальных особенностях и рассказывать о том, через что им приходится проходить. Они ведут телеграм-каналы про психическое здоровье и публично в медиа чаще говорят о психических заболеваниях».

Он был моей галлюцинацией два года

История Ники

Выдержки из эпизода «Шизофрения. Он был моей галлюцинацией два года»
(Эпизод выходит 3 марта)


Мне было двенадцать лет. Во сне напротив меня стоял незнакомый человек и смотрел на меня. После этого сна мне стал слышаться мужской голос. Сначала этот мужской голос ничего страшного не делал. Просто желал доброго утра, и всё было мило. Этот человек был моей галлюцинацией на протяжении двух лет. Не покидал меня вообще. Со временем он начал мне угрожать и говорить страшные вещи. Он приказывал мне убить себя, убить своих родственников, стал вызвать у меня агрессию. Мне было жутко.

Сложно дать оценку голосам или галлюцинациям, потому что они меняются. Они могут в один момент говорить тебе, какой ты хороший, а в другой момент — начинать на тебя кричать и доводить до ужасных головных болей. И всем кажется, что ты придумываешь.

Поначалу голоса комментировали мои действия, я могла подойти, взять ложку, помешать чай, и мне говорили: «Возьми другую ложку, вот эта грязная», — хотя она была не грязная, но что я скажу своему мозгу? Потом я банально не видела границ, где заканчивается сон и где начинается реальность.

Зрительных галлюцинаций было не так много, не считая вот этого мужчины, который всегда выглядел одинаково. Это был просто человек, который все время находился со мной: когда я спала, когда я ела, когда я была на учёбе. Он мог молчать, мог быть агрессивным. У меня даже есть рисунки. Это абсолютно обычный человек, мужчина с тёмными волосами, всегда почему-то в клетчатой кепке, которая с козырьком, в коричневой кожаной куртке, в рубашке такого непонятного сероватого цвета, в брюках коричневых и в ботинках. Если бы его кто-то кроме меня вообще видел, то, наверное, я бы не придала этому значения. Он преследовал меня достаточно долго, потому что он ходил, он оставлял следы на снегу. Мы гуляли с моим отцом, и он ходил за нами.

Я догадывалась, что он ненастоящий, потому что не может человек постоянно находиться в моей комнате и ходить за мной. Его не могут не замечать мои родители. Я сказала папе, что за нами идёт человек, он спросил: «Какой человек? Там никого нет».

Мне никогда никто не верил, думали, что я просто выдумываю. У многих родителей начинается отрицание того, что с ребёнком что-то не так и что ему нужна помощь. И это сильно мешает.

В школе я перестала на что-либо реагировать. Я была в седьмом классе, могла сесть за первую парту в начале первого урока и все шесть уроков просидеть без реакции на слова учителей, одноклассников, это было достаточно тяжело. И одноклассники стали там спрашивать: «А что с тобой? У тебя что-то в семье происходит?» Я не могла ответить на этот вопрос, потому что я не знала, что происходит. И, наверное, если бы я в какой-то момент не задумалась о том, чтобы почитать немного про ментальные расстройства, я бы и не сказала бы.

Мы с родителями очень долго искали врачей и в итоге обратились в научный институт. Я приехала туда, мне сделали обследование, сказали: «Ой-ой-ой, всё очень нехорошо, вам нужно ложиться». Мне сказали, что у меня депрессия, потом, со временем, когда я стала рассказывать про галлюцинации, мне сказали, что у меня шизотипическое расстройство, которое ставят, наверное, всем, кому не могут поставить диагноз. И только когда я позже легла в другую больницу, мне поставили диагноз «параноидальная шизофрения».

Начался один из самых тяжёлых психозов в моей жизни. Я перестала контролировать свои мысли, свои действия — вообще всё. Доходило до того, что я не могла вдохнуть, не могла глотать, не могла моргать, не могла спать, не могла есть. То есть мои органы были в настолько подавленном состоянии, что я забывала обычные человеческие биологические потребности. И это, соответственно, приводило к ухудшению физического состояния и галлюцинациям. У меня была совершенная каша в голове — прибавились ещё голоса, которые я не различала. Я перестала контролировать свои мысли, свои действия, вообще всё абсолютно.

Я ещё дважды лежала в больнице. Эти периоды я помню смутно. Официально у меня ремиссия и я продолжаю лечиться, но сейчас у меня нет галлюцинаций. Раньше я делала очень просто: доставала телефон, наводила камеру — и если объекта нет, значит, его нет.

У многих людей с шизофренией очень хорошая память, большая трудоспособность (и если это не тяжёлое, соответственно, состояние). В ремиссии, мне кажется, они способны на очень многое. Я подвержена ужасному трудоголизму: я могу встать ранним утром и ни пить, ни есть вообще, работать по двадцать часов. Иногда у меня бывает выгорание, но я могу запоминать огромные объёмы информации. Я занимаюсь историей, могу пробежаться глазами по датам — и я всё запомню. Я всю жизнь так учила стихотворения, я никогда не открывала дома учебник, я приходила в школу, пробегалась глазами по строкам, выходила к доске, рассказывала, садилась обратно.

Как говорила моя психиатрка: «Лучше подкорректировать, чем потом лечить». Ментальные заболевания запускать даже хуже, чем физические, потому что ментальные заболевания порой не лечатся. Ходить к психологу не стыдно, ходить к психиатру не стыдно. Стыдно — это когда ты боишься своей проблемы. Поначалу я мучала себя мыслью о том, что «я не такая как все, меня все будут презирать, почему это случилось со мной». Тогда, в психозе, мне казалось, что я никогда не вылечусь. Я понимаю, что в какой-то момент мне может стать хуже, но мне нужно будет просто поехать к врачу и подкорректировать лечение.

Рассказать друзьям
1 комментарийпожаловаться