КнигиОтдельная полка: Почему ЛГБТ-литературе нужно особое место

Неравенство и репрезентация

Традиционная западная образовательная система учит читать классическую литературу с позиции мужчины и соотноситься с опытом героев-мужчин. «Илиада» Гомера — один из самых древних и центральных памятников западного литературного канона — считается универсальной историей нашей цивилизации, но с женщинами там обходятся хуже, чем с флотом. То же самое во многих других историях, которые лежат в самой основе западной культуры: греческих трагедиях, скандинавском эпосе, трагедиях Шекспира, романах Толстого и Достоевского. Женщины вынуждены искать точки соприкосновения с мужчинами, чтобы как-то соотноситься с главными историями человеческой культуры. Роли, которые в них отведены женским персонажам, далеко не всегда соответствуют представлениям женщин о самих себе.

В XIX веке начала развиваться так называемая женская литература (хотя, конечно, писательницы существовали и раньше). При этом она считалась маргинальной и по признаку авторства («женщины не могут писать»), и по сюжетам («истории про женщин никому не интересны»), и в целом (пол автора и героя не важен — но только если речь идёт про автора-мужчину и героя-мужчину). Сейчас женщинам писать намного проще, чем даже тридцать лет назад, но этот патриархальный баланс до сих пор остаётся пространством борьбы. Главная героиня нередко тот гендерный маркер, который делает историю якобы не универсальной. Не случайно даже самые масштабные писательницы последних лет создали романы про мужчин — например, Донна Тартт и её «Щегол», Ханья Янагихара и её «Маленькая жизнь».

Проблема не в самих текстах, а в том, кто, как и в каких обстоятельствах их читает и какой оценкой наделяется понятие «женщина»: это хорошо или плохо, интересно или неинтересно, будут покупать или нет? Писательница Вера Инбер описала эту ситуацию ещё в 1933 году. Она говорила, что нужно «дать старому биологическому понятию „женщина“ новый социологический эквивалент», «тогда „женские стихи“ навсегда потеряют те оскорбительные кавычки, с которыми обычно этот термин пишется, произносится и, главное, мыслится».

Каннингем говорил, что его не стоит читать только потому, что он гей. Он считает,
что это не самая интересная его черта
как писателя

Борьба вокруг термина «ЛГБТ-литература» похожая. Как оценивается приставка «ЛГБТ» — с «оскорбительными кавычками» или всё же без? Конечно, можно считать гетеросексуальную литературу собранием универсальных историй. Но для этого ЛГБТ-читателю нужно забыть про свою идентичность и представить себя не представителем ЛГБТ, с уникальным опытом и отношениями с миром, а «человеком вообще» — как веками до того происходило с женщинами.

Издательство No Kidding Press издаёт в основном женщин. Издатели часто получают комментарии, что такое обособление — это геттоизация и пишущим женщинам только вредит. «С любыми маргинализированными группами, в том числе ЛГБТ, этот аргумент в таком споре прозвучит тоже», — считает главный редактор No Kidding Press Александра Шадрина. По её мнению, литературный канон — вещь ригидная, в него сложно пробиться с текстами, транслирующими другой взгляд на мир. Хотя потребность в этом у читателей всё же есть. «Многие мои знакомые уже несколько лет практически не читают книг, написанных мужчинами. И это даже не политический жест (хотя это тоже), а просто невозможно насытиться женскими книгами, когда столько лет к ним был перекрыт доступ. Их меньше публиковали, о них меньше писали, меньше переводили. И тем более их не было в школьной программе», — продолжает она.

Литературный критик и редактор проекта «Полка» Полина Рыжова, говоря об ЛГБТ-литературе, тоже проводит аналогию с женской прозой: «Кто-то видит в этом неуместную половую спецификацию, которая неминуемо вытолкнет женщин в отдельное литературное гетто. Кто-то — удобную маркетинговую тактику, которая более справедливо перераспределит символический капитал и поможет женщинам-писательницам добиться большего успеха. Вопрос тут исключительно в том, какой оценкой мы наделяем понятие „женщина“».

Оптика, идентичность и сюжетная функция

Чак Паланик и Майкл Каннингем — писатели и открытые геи. Они разделяют идентичность, но пишут очень разные книги: если Каннингема можно назвать ЛГБТ-писателем, то Паланика — вряд ли. Каннингем говорил, что его не стоит читать только потому, что он гей. Он считает, что это не самая интересная его черта как писателя, хоть она и определяет оптику его романов: «ЛГБТ-писатель неизбежно пишет из другого опыта, чем гетеросексуальный». Это не единственный пример — Вирджинию Вулф сложно назвать ЛГБТ-писательницей несмотря на то, что у неё получилось написать очень квирный роман «Орландо» и вложить квирные оттенки в другие свои книги. В чём же разница?

Тут возникают два вопроса. Во-первых, писался ли роман ради репрезентации именно ЛГБТ-опыта. Во-вторых, что такое идентичность персонажа — часть его субъектности или просто сюжетная функция? Важно понимать, что репрезентация будет неизбежно отличаться от гетеросексуальной фантазии на тему ЛГБТ-опыта. Роман, который пытается разобраться в сложной и неидеальной жизни с «неудобной» идентичностью, не то же самое, что роман, написанный ради ЛГБТ-активизма. Книги, где гомосексуалы бесконечно страдают на фоне борьбы с обществом, которое их не принимает, могут развивать у негомосексуальной аудитории эмпатию и сочувствие к меньшинствам, но при этом не показывать опыт ЛГБТ во всём его разнообразии.

Полина Рыжова отмечает, что ЛГБТ-литература может быть интересна как раз субъективизацией гомосексуального опыта: герой может быть неидеальным человеком, пытающимся разобраться в своих отношениях с миром и собой. «Важно помнить, что ЛГБТ-литература не сводится к активистской задаче, то есть не ограничивается эксплуатацией одного сюжета о противостоянии самоотверженного гомосексуала конформному обществу. По-моему, подобный взгляд свойственен как раз людям со стороны — так сочувствующее гетеросексуальное большинство представляет геев и лесбиянок в современной массовой культуре», — считает Полина Рыжова.

Мейнстримовая издательская индустрия по-прежнему не обеспечивает равную представленность разных социальных групп — в ней доминируют интересы большинства. Маргинальные истории для этой аудитории могут проходить «переупаковку», чтобы соответствовать уже сложившимся в обществе представлениям о том, как выглядят и ведут себя представители ЛГБТ. Романы, которые выходят из этой привычной рамки, редки, и есть соблазн отнести их к специфической ЛГБТ-литературе. Но это не всегда так — идентичность может оказаться сюжетной функцией, транслирующей определённые идеи: например, близость между персонажами без трудностей и особого характера межгендерных отношений. Так случилось с «Маленькой жизнью» Ханьи Янагихары — это сложно устроенный и глубокий роман, герои которого не похожи на стереотипно «удобных» геев из массовых нарративов. Но на самом деле в романе всего один персонаж, который идентифицирует себя как гей. Два других героя, несмотря на то что в середине книги они вступают в романтические отношения друг с другом, не геи, о чём оба говорят много раз. Поэтому «Маленькую жизнь» едва ли можно считать гей-романом.

А что в России

В России ситуация с ЛГБТ-литературой и выделением её в особую категорию осложняется ещё и политической ситуацией. Уже долгое время российская ЛГБТ-литература ходит по кругу и добивается если не полноценного признания, то хотя бы видимости. Впрочем, это актуально и для самого ЛГБТ-сообщества в России.

Истоки русской ЛГБТ-литературы можно найти в начале XX века: тогда в культуре появились фактически первые отечественные ЛГБТ-повести и стихи, которые, конечно же, издавались без подобных маркеров. В частности, вышли «Крылья» Михаила Кузмина, «Тридцать три урода» Лидии Зиновьевой-Аннибал, сборники стихов Софьи Парнок (её называют русской Сапфо) и «Подруга» Марина Цветаевой. Но с установлением советского режима и последующей криминализацией гомосексуальности проза и поэзия, освещавшие гомосексуальные отношения, если не умирают окончательно, то прячутся в глубокое подполье на долгие годы.

Филолог, издатель и литературовед Дмитрий Кузьмин отмечает, что в 1970-е годы «русская гей-литература» фактически создаётся с чистого листа и «на совсем других основаниях» — благодаря Евгению Харитонову. Литературовед называет Харитонова и вовсе основоположником российской гей-литературы, предложившим новую оптику.

Противники этой точки зрения не готовы сопровождать творчество Харитонова ярлыком «ЛГБТ». «Для меня Харитонов ни в коем случае не может быть причислен к гей-литературе, это не нишевая литература, не нишевая словесность», — рассуждал искусствовед Глеб Морев.

Важный скачок как для литературы в целом, так и для репрезентации в ней ЛГБТ происходит после падения СССР. Из уголовного кодекса исчезает статья о «мужеложестве», а тема гомосексуальности в обществе становится менее табуированной. Этим в 90-х смело пользуются Лимонов, Пелевин, Сорокин и Пригов. Гомосексуальные герои и темы появляются у Александра Ильянена, Александра Маркина, Александра Инашевича, Николая Кононова, Ярослава Могутина, Вадима Калинина, Лиды Юсуповой, Галины Зелениной и других. Появляются и сборники отечественной гей-прозы и поэзии. Например, Дмитрий Кузьмин издаёт под конец 90-х третий номер альманаха «Риск», который состоит из стихов и рассказов, написанных преимущественно гомосексуалами о гомосексуалах.

Строгость закона искупается формальностью применения:
квир-литература выходит без особой огласки, на квир-книги для подростков ставят ярлык 18+

В нулевых возникло новое поколение авторов — например, Яшка Казанова, которая публиковала стихи в ЖЖ. В магазинах вроде московского «Индиго» стала появляться литература маленьких нишевых издательств. Таким, например, было «Квир», которое выпускало лесбийскую и гей-прозу и поэзию — причём не только российскую, но и зарубежную. Иностранных авторов без особых проблем издавали и более крупные издательства — взять хотя бы Corpus и выпуск в 2011 году «Начинается ночь» Каннингема без купюр и предостережений.

Но за этот свободный период ЛГБТ-литература не успела раскачаться и сформироваться в отдельную категорию, занять в прямом смысле свою полку в российских магазинах. В июле 2013 года вступил в силу федеральный закон, запрещающий «пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних». Крупные издатели сегодня выпускают книги с пометкой 18+ или идут на более радикальные меры, например удаляют определённые эпизоды — так было с издательством «Росмэн» и «Оттенками магии» Виктории Шваб. До российского читателя пока не добрались произведения Филиппа Бессона и Джозефа Кассара, не переведены «Мастер» Колма Тойбина и «Библиотека при бассейне» Алана Холлингерста.

«Закон о гей-пропаганде создал дополнительное сито — российским издателям при выборе книг для покупки прав на публикацию приходится ориентироваться не на запросы внутреннего рынка, не на собственные представления о конъюнктуре, а на странно сформулированный закон», — говорит писатель, автор гей-романа «Содом и умора» и одноимённого телеграм-канала Константин Кропоткин. Он считает, что если от автора или каких-то его книг могут быть проблемы, то российские книгоиздатели, как правило, предпочитают идти по пути наименьшего сопротивления.

Но в последнее время ситуация стала меняться — особенно активно через литературу в жанре янг-эдалт. Больше всех в российском литературном пространстве в этом преуспели Popcorn books и «Самокат». «Главное — соблюдать закон: все книги с такой тематикой заворачивать в плёнку и помечать знаком 18+. Больше никаких сложностей нет, они были только в начале нашего пути, когда мы запускали издательство. Тогда книжные магазины очень скептически относились к этой теме, потому что боялись, что книги не будут продаваться, но потом очень быстро поменяли своё мнение, потому что увидели спрос», — говорит Сатеник Анастасян, главный редактор Popcorn books.

В других издательствах тоже выпускаются книги, затрагивающие тему ЛГБТ. В No Kidding Press, например, уже вышла «Кинг-Конг-теория», за которую Виржини Депант получила Lambda в номинации «Лучший ЛГБТ-нон-фикшн». Скоро выйдет и первый лесбийский роман издательства — «Инферно» Айлин Майлз. По словам Александры Шадриной, издательство не ожидает проблем в связи с выходом книги.

Кропоткин считает, что сейчас строгость закона искупается формальностью применения: квир-литература выходит без особой огласки, на квир-книги для подростков ставят ярлык 18+. «Это не мешает им добираться до целевой аудитории — подросткам нужно иметь умных родителей, чтобы запрет стал формальностью», — добавляет писатель.

Так нужно ли делить

Литературный критик Галина Юзефович в подкасте «Книжный базар» в ответ на вопрос об ЛГБТ-книгах отметила, что «нет специальной ЛГБТ-литературы. Точно так же нет каких-то специальных, обособленных геев, которым нужно не то, что нужно всем остальным людям». Но с этой точкой зрения согласны не все — в том числе и в России. ЛГБТ-литература — это отдельный жанр со своей аудиторией, которая специально ищет подобные книги, а зачастую читает исключительно их, считает главный редактор Popcorn books Сатеник Анастасян. «Да, в России не скоро появятся ББК для ЛГБТ-книг (специальные коды на обороте титульного листа, по которым классифицируются книги в библиотеках). Зато для электронных книг в мире уже давно используют классификаторы BISAC, включающие LGBT как жанр в категории FICTION», — говорит она.

У призыва к универсализации литературы и отказу от «геттоизации» ЛГБТ, женщин, афроамериканцев и других меньшинств есть разумная основа. Универсализация предполагает, что литература должна и может быть целостной, масштабной и одинаково хорошо представлять человеческий опыт во всём его разнообразии. И если специально не искать в существующей литературе какие-то конкретные истории, может показаться, что так и есть. Но пока это не то общество, в котором мы живём. Человеческий опыт не универсален — универсальным его называют те, кого не оценивают по признаку исключения. Различия можно не делать только тогда, когда все равны и одинаково видимы — но это не так. Более того, пока даже внутри самой ЛГБТ-литературы герои с соответствующим опытом представлены неравномерно. Например, до недавнего времени в подавляющем большинстве янг-эдалт-книг, связанных с ЛГБТ-тематикой, главными героями были в первую очередь цисгендерные геи — а, скажем, не трансгендерные мужчины или цисгендерные лесбиянки.

«Надо ли выделять книги, в которых есть герои-гомосексуалы, именно как ЛГБТ-литературу? Всё зависит от того, на каких позициях стоит отвечающий на этот вопрос. Если возня с политикой идентичности вам не близка, то выделять что-то из гомогенной литературы об „универсальном человеческом опыте“ в отдельную категорию вы, наверное, посчитаете лишним или даже вредным, — рассказывает Шадрина. — Но если вопрос, из каких кубиков собрана идентичность и как она влияет на жизнь, важен для читателя, то ЛГБТ-литература как категория становится полезной».

Тем, кто не принадлежит к определённой группе, книги помогают осознать жизненный опыт за пределами их собственного

Выделение особых категорий в «универсальной» литературе предполагает, что какая-то часть литературного процесса начинает ориентироваться на другую аудиторию. Мы уже видели подобное с литературой, созданной женщинами и для женщин. Это даёт право голоса и помогает читателям, которые ищут именно такие маргинальные истории, найти их. Это, конечно, не значит, что только геи и лесбиянки могут читать ЛГБТ-литературу, как и то, что женская литература обязательно будет интересна только женщинам. Рыжова называет ЛГБТ-литературу универсальной в том смысле, что она не требует от читателя обязательно быть геем или лесбиянкой. При этом она добавляет, что такая категория книг специфична и требует особой чуткости и искушённости читателя.

Тем, кто не принадлежит к определённой группе, книги помогают осознать жизненный опыт за пределами их собственного. Для тех, кто к группе принадлежит, они могут стать ответом на специфические вопросы, помочь с самоидентификацией, принятием и построением отношений с миром. «Ты сразу знаешь, куда обратиться, чтобы с большей вероятностью прочесть такой текст, в котором ты узнаешь себя, то есть твой опыт будет репрезентирован. Это такой маяк», — считает главный редактор No Kidding Press.

Константин Кропоткин считает, что выделение ЛГБТ-литературы в отдельный класс отвечает нескольким задачам — как бытовым (например, быстрый и удобный поиск тем, а также помощь учёным в изучении особенностей квир-оптики), так и более «идейным». Во-первых, выделение гей-литературы позволяет признать опыт гомосексуалов частью коллективного опыта. Во-вторых, в странах вроде России выделение ЛГБТ-книг в отдельную категорию — общественно важный жест и «род интеллектуальной честности». «На Западе с его свободами можно говорить о post gay story, когда квир-краска — часть многообразной повествовательной палитры. В России, где отчётливо не сформирован и канон gay story, нужно, конечно, сначала осмыслить сам этот литературный феномен и лишь потом переходить к его нынешним изводам», — считает писатель.

Правозащитница и судья Верховного суда США Рут Гинзбург рассказывала: «Меня иногда спрашивают, сколько женщин должно быть в Верховном суде. И когда я отвечаю, что их должно быть девять, люди шокированы. Но когда в Верховном суде было девять мужчин, ни у кого это даже вопросов не вызывало».