КнигиПелевин и феминизм:
Что не так с романом «Тайные виды на гору Фудзи»
Плохие шутки и недостоверная проповедь
Текст: Варвара Бабицкая
Герои нового романа Пелевина — родом из девяностых. Это олигарх Фёдор, неудачник, разбогатевший не благодаря уму, трудолюбию или бандитской удали, а из-за случайной удачи, и его школьная любовь — красавица Таня, вторая неудачница, которая не преуспела в карьере бандитской содержанки, растолстела и утешается женскими романами и популярной психологией. Новые времена не принесли им никакого смысла в жизни, кроме власти, конвертируемой в деньги и секс, да и не могли принести — все мы в рабстве у нарративов, навязанных нам, чтобы заставить нас всё больше потреблять: «Главной потребностью нового человека становится совпадение его отражения с химерой».
Каждый из героев встречает собственного беса, предлагающего короткий путь к счастью. Дамиан, стартапер из Сколково, открывает олигарху, пресыщенному сексом, наркотиками и современным искусством, новую сферу потребления — духовную. При помощи высоких технологий мозг Фёдора подключают напрямую к мозгу бирманского монаха, позволяя без долгих медитаций воспользоваться чужим просветлением — достичь «джан», то есть особых состояний высокой концентрации, при которых человек неуязвим для горестей. Поначалу это действительно приносит ни с чем не сравнимое блаженство, но Будду не хакнешь: Фёдор, который рад бы в рай, да грехи не пускают, срывается с высот просветления в ужасную депрессию.
Отчаявшаяся и озлобленная на весь род мужской Таня встречает Жизель, трансгендерную женщину «с четырьмя яйцами», которая вовлекает героиню в секту боевых феминисток — «Охотниц» — и даёт ей власть над патриархальным миром.
Счастье оказывается фикцией — да и что есть счастье? Герои страдают не от каких-то неудовлетворённых потребностей и неосуществлённых желаний — они тоскуют по временам, когда у них были желания, как в советском анекдоте про золотую рыбку: «Хочу, чтобы у меня всё было!» — «Ладно, мужик, будь по-твоему! У тебя всё было». В этом солидарны все герои романа, которые оказываются в опасной близости от мучительного просветления при одном воспоминании о детстве, вызванном «дрожащим советским голосом» на ютьюбе: «Лишь о том, что всё пройдёт, вспоминать не надо». Этот ностальгический голос периодически прорывается в романе и без всякого ёрничества: «…как она смутно чувствовала, в старой России — даже в советской — можно было попытаться разжалобить убийцу или вора, напомнив ему про крест на груди. Ну снимем мы этот крест, допустим. И про что тогда будем напоминать мучителю? Про либеральные ценности?»
Пелевин, конечно, издевается
над феминистками, но он так же издевается и над антифеминистами. По довлатовскому принципу: «После коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов»
Кстати, о ценностях. О «Тайных видах на гору Фудзи» ходили слухи, что это апология мизогинии и антифеминистский памфлет. Но это не так. Пелевин не выбирает особенную мишень — он просто верен себе: «никого во всей природе благословить он не хотел», раздавая щелбаны и психоаналитикам-эсэсовцам, которые манипулируют человеком, заставляя «наговорить на червонец за первый же сеанс», и литературным критикам, и стартаперам.
Роман устроен так: монолог о том, что всё кажимость, — шутка про Харви Вайнштейна. Нежный поклон русскому философу Александру Пятигорскому — шутка про Настю Рыбку. Рассуждение о том, что всё суета сует, — шутка про #MeToo. В первой главе о Тане даже слышна жалость к «бабьей доле», а о движении #MeToo дано уважительное по меркам автора примечание: «мейнстримовое американское движение за достоинство и неприкосновенность женщины, сопровождающееся отдельными перегибами на местах». Пелевин же не философ Пятигорский. Он беллетрист и справедливо полагает, что увлечь читателей конспектами лекций по буддологии ему не удастся, поэтому, снисходя к нашей немощи, сдабривает вечное злобой дня, которую находит в фейсбуке. В этом году на повестке феминизм и сексуальное насилие — ну, будут вам все соответствующие штампы и мемасики.
Проблема для него не в феминистках, а в том, что продажность превращает «любую культурную инициативу элиты в омерзительную пародию, над которой запрещено смеяться». Пелевин, конечно, издевается над феминистками, но он так же издевается и над антифеминистами. По довлатовскому принципу: «После коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов».
Как у представительницы феминистского обкома у меня вопросов к книжке нет, есть другой, печальный: если человек так много знает о просветлении — зачем же он так много читает фейсбук?
Не могу сказать, действительно ли в заповедные довлатовские времена убийцу можно было застыдить крестом на груди, но вот для смеха эпоха узаконенного двуязычия, разлагающейся риторики застоя была, без сомнения, благодатной. Однако смех — летучая субстанция, он меняется вместе со временем. Шутка смешна, когда есть очевидный штамп, который она травестирует. В России сейчас не просто двуязычие, а две параллельные нормы: одна у «либералов в фейсбуке», а другая — у людей, далёких от фемпросвета. Изображение движения #MeToo как всесильного обкома, который всерьёз может запретить кому-то смеяться, само по себе штамп — мораль и рукопожатность тут ни при чём. Хотя шутки про несчастную Настю Рыбку не делают особенной чести человеку, не чуждому «сострадания и любви ко всему живому».
Название новому роману Пелевина дало классическое хокку Кобаяси Иссы:
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи
Вверх, до самых высот!
Как пишут японисты, это стихотворение — шутка: поэт имеет в виду не настоящую священную гору, а её макет, установленный во дворе буддийского храма. Если бы стартапер Дамиан действительно узнал секрет счастья, он бы не впаривал его олигархам, а сидел бы в позе лотоса день-деньской. Как у представительницы феминистского обкома у меня вопросов к книжке нет, есть другой, печальный: если человек так много знает о просветлении — зачем же он так много читает фейсбук? Его буддистская проповедь как-то не вызывает доверия.
ФОТОГРАФИИ: Wikimedia Commons
