Книги«Лучше оказаться в психушке раньше, чем позже»: Как лечат от депрессии

. . .

Нигде я не встречала такой толерантности и взаимовыручки, как в психиатрической больнице. Как часто вы видите, как татуированная 16-летняя атеистка и 40-летняя бывшая послушница с интересом обсуждают висящую на стене картину? А как пожилая женщина из Татарстана помогает молодой девушке засунуть плед в пододеяльник? Общий быт сближает людей, стирая различия и уравнивая всех. По утрам Мадина делает намаз, зовёт Кристину на завтрак, они обе молятся перед едой своим богам и делят трапезу. Рядом с ними вегетарианка Лиза отдаёт свою котлету Маше. 14-летняя Аня сидит за столиком у окна и делит на всех шоколадку, которую ей вчера привезла мама. 55-летняя Вера Михайловна с благодарностью принимает сладость — к ней давно уже никто не заезжал.

Никому особо нет дела до того, веришь ты в бога или нет. Твои музыкальные вкусы могут стать причиной оживлённой беседы, но не порицания. Никто не отличает друг друга по цвету кожи и не осуждает, если ты бывший наркоман или нынешний трансгендер. Все хотят избавиться от боли. Поэтому тут все стараются поддержать друг друга и не потерять чувство юмора.

Когда ты оказываешься в психушке, твой возраст перестаёт играть какую-либо роль.

Двадцатилетний и сорокалетний тут же переходят на «ты». Прислушиваются не к старшим, а к более адекватным. Если 45-летняя женщина, забывшись, пытается покурить в неположенном месте, то её спокойно одёргивает мрачного вида подросток, и та слушается. Тут взрослые снова становятся маленькими, под гнётом болезни теряя своё влияние, которое накапливалось годами. А на плечи молодых зачастую ложится новая, взрослая ответственность.

Звучит странно, но я бы практически каждому человеку посоветовала лечь в психиатрическую клинику хотя бы на десять дней. Без лекарств и процедур, просто окунуться в эту атмосферу. Не для того, чтобы насмотреться ужасов, а чтобы научиться терпению и пониманию.

Ни в одном месте я не видела такой взаимовыручки, как в психушках. Никогда не встречалась с таким состраданием и тактичностью. Тут нет счастливых людей, у каждого за плечами вагончики боли и тревоги. С каждым человеком беседу нужно начинать очень аккуратно и по-доброму, чтобы ненароком не сковырнуть ранку размером с бегемота. Одну изнасиловали, другую избивали, третья не может перестать себя резать, четвёртую лишили девственности в дошкольном возрасте.

Здесь все относятся друг к другу с деликатной снисходительностью. Многие пациенты не могут адекватно разговаривать, их речь невнятна и на первый взгляд лишена смысла. Каждый тут со своей армией тараканов в голове и легионом скелетов в шкафу. Таких людей тут никто не стебёт, не упрекает, а наоборот, каждый старается разговорить и помочь — потому что каждый тут и сам «такой» человек.

Каждому из нас тут нужна поддержка, все входят в положение другого, делятся сигаретами и угощают сладостями. Если человеку хочется поговорить, ему не откажут, если вдруг стало тревожно, не будут доставать, а поймут и оставят в одиночестве, если именно этого ему не хватает.

Но психушка — это не волшебное место, где все люди вдруг становятся вежливыми и добродушными.

Первые дни пациенты ходят по больнице совершенно потерянные, и как приятно наблюдать, когда даже взрослые люди по прошествии какого-то времени находят себе компанию. Я плотно подружилась с несколькими девочками из отделения, и мы поддерживаем связь даже после выписки.

В основном беседы велись в курилке, где мы на корточках, обступив ведро для окурков, проводили по многу часов в день. Когда мы узнали друг друга получше, две девочки попросили перевести их в одну палату люкс, рассчитанную на двоих человек. В их палате был отдельный телевизор, мы часто собирались там всей компанией, смотрели канал 2х2, делились историями, играли в настольные игры или шарады. 

. . .

Почти все девочки, с которыми я успела пообщаться в больнице, как и я, имели опыт неоднократного пребывания в разнообразных психиатрических клиниках. Мы дружно сошлись во мнении, что больницы, в которые ты приходишь самостоятельно, разительно отличаются от тех мест, куда тебя привозят насильно после попыток самоубийства или причинения себе увечий. Этот грустный опыт позволил нам вынести один очень важный урок: лучше оказаться в психушке раньше, чем позже. Не стоит доводить до крайностей и попадать в ситуации, когда психушка сама выезжает за тобой. Решившись на самоубийство и осознав, что тебе уже нечего терять, <...> можно попробовать лечь в больницу. Ведь вряд ли будет хуже? Тем более лечебное заведение можно выбрать самостоятельно, ознакомившись с рекомендациями и отзывами, а вот если уж тебя привезли в больницу насильно, то тут выбирать не приходится. Скорее всего, тебя запрут в психосоматическом отделении обычной больницы, где у врачей, к сожалению, обычно не стоит цели избавить тебя от психического расстройства или как-то нормализовать твоё психическое состояние. Больше всего пребывание в подобных местах напоминает передержку, и после такого опыта может сложиться неверное представление о психиатрии.

Российская психиатрия ещё только отходит от советских времён, и до сих пор велика вероятность столкнуться с непрофессионализмом врачей и непригодностью лечебных заведений. Именно поэтому стоит особенно тщательно подходить к выбору больницы. С каждым годом число добросовестных квалифицированных специалистов растёт и ситуация с получением своевременной качественной психиатрической помощи улучшается. Столкнувшись с неадекватным доктором, не стоит судить по нему о состоянии всей науки в стране. Если тебе не нравится специалист или условия стационара — меняй их, альтернатива есть. Не стоит бояться лечения, психиатров и психушек. Существуют места, где тебе могут помочь.

. . .

В целом же досуг в психушке смахивает на прохождение увлекательного квеста. Сначала тебе нужно подчиниться абсурдным правилам (типа принудительного отбоя, вытаскивания шнурков и сдачи всех средств связи), затем ты запоминаешь, кто тут злодей, а кому надо улыбаться. У тебя даже есть цель: перейти из острой палаты в обычную, а потом и люкс. Делается это поэтапно: из острой палаты #1 тебя, спустя неделю, могут (а могут и не) перевести в #2, оттуда — в #3. Но только если хорошо себя ведёшь, ешь всю кашу и не кричишь по ночам от галлюцинаций. Иначе проходить тебе этот уровень заново. При переходе на очередной уровень тебе открываются новые возможности: круглосуточный телефон, прогулки, арт-терапии, занятия лечебной физкультурой и т. д. Всего уровней шесть, и конечный босс — в палате люкс.
Я пока в первой.

В строгой палате живёшь от конца тихого часа до отбоя. Именно на это время выпускают из камеры (или каюты, как в шутку мы называли палаты) и дают пользоваться телефоном. Wi-Fi был, пароля от него не было. Психушка полнилась своими абсурдными правилами, которые в основном исходили от санитарок. Как-то мне сказали, что большинство санитарок — бывшие пациентки, которые слишком засиделись в больнице. Видать, чтобы не выгнали, они мимикрировали, ну или эволюционировали в персонал. Но именно они, а не врачи, полностью контролировали пациентов, именно они проверяли наши тумбочки, пока нас нет, они воровали наши спрятанные конфеты и дорогие средства личной гигиены, они были с нами сутки напролёт и следили, чтобы мы не выходили за установленные ими невидимые рамки. А ещё они повелевают временем.

На деле тихий час длился с 13:30 до 16:10 ежедневно. На это время всю палату закрывают на ключ без единой возможности выйти. Догадаться, что тихий час близится к концу, возможно лишь по сгущающимся сумеркам за окном и по биологическим часам, ибо все другие отобрали, а телефоны ещё не выдали.
Настоящим сигналом к бодрствованию служит включение света в коридоре, но произойти это может и в 16:15 вместо 16:00 — тут уж как захочется санитарке. Заветный выключатель отполированным пластиком сияет над их столом. Нам всегда казалось, что санитарки испытывали своего рода кайф от украденного у нас времени. После того, как врубят свет, мы всё ещё ждём. Ждём, когда нас, наконец, откроют, и смотрим в стекло двери. Со светом наступают шаркающие психи, они меряют коридор шагами и заглядывают в нашу закрытую палату. Ведь так интересно, как мы тут, самые острые, самые тяжёлые больные. Вдруг разгрызаем себе вены и пишем прекрасные стихи кровью на стенах.

Как-то раз нас долго не открывали: больные за дверью успели десяток раз прочесать коридор, и мы прилипли к двери, готовые в любую секунду сорваться
и выпрыгнуть в условную свободу. Ведь с этажа всё равно нельзя выходить. Куда выйти из своей палаты — тоже непонятно. Идти некуда. Но мы всё равно вываливаемся из комнаты, делаем пару шагов по коридору, изредка даже доходим до зоны отдыха с телевизором. И неизбежно возвращаемся обратно и ложимся. Но всё равно эти часы открытых дверей очень важны — необходимо знать, что у тебя есть свои права. Даже когда их, по сути, и нет. Как и паспорта, который предусмотрительно отобрали, видимо, чтобы пациенту было сложнее сбежать.