
Книги
«Недоподлинная жизнь Сергея Набокова» Пола Расселла
Лиза Биргер о нереальной, но достоверной биографии младшего брата Набокова-писателя
Раз в неделю книжный критик Лиза Биргер рассказывает о новых, важных, неизвестных или хорошо забытых изданиях. Сегодня в рубрике «Книга недели» — роман Пола Расселла «Недоподлинная жизнь Сергея Набокова», как бы документальная и в то же время художественная книга о человеке, который на самом деле был, но как будто его и не было. Текст: Лиза Биргер |
Пол Расселл
«Недоподлинная жизнь Сергея Набокова»
Фантом-пресс, 2013 г.
Эта реальная биография кажется настолько нереальной, что легко поверить в то, что Пол Расселл все придумал: сочинил таинственному и немного двусмысленному русскому писателю Владимиру Набокову брата-гомосексуалиста, которого изгнали из семьи, который дружил с Кокто и Пикассо, которого обожали все, кто знал, и который не побоялся остаться в нацистской Германии рядом с любимым мужчиной и умереть, отстаивая свои убеждения. «Англия — самая цивилизованная страна в мире», — первые слова, которые произносит здесь герой, и они стоят ему и свободы, и жизни. Во времена Сергея Набокова гомосексуалистам в Англии приходилось не особо слаще, чем в нацисткой Германии, но именно там в итоге возникла его первая биография.
И пусть эта биография на самом деле роман — так жизнь Набокова-младшего и читается как роман, притом что Сергей Набоков не просто оставался всю жизнь в тени брата, а даже как бы и вообще не существовал. Фигура Владимира Набокова осталась впечатленной в XX век — с его бабочками, безупречным маникюром, идеально выглаженными костюмами и суждениями о современной литературе. Но Сергей, которого как будто бы и не было, делал то, что Владимир не делал никогда: боролся. Пока старший брат обдавал презрением советскую власть, берлинских лавочников и американскую пошлость, младший, отвергнутый, любил, страдал и погиб за свои «подрывные речи». Пока один сочинял книги, другой проживал биографию. И это самое удивительное в сопоставлении двух братьев — что жизнь как будто была только у одного из них.
Нельзя сказать, впрочем, что Пол Расселл сполна отдает этой удивительной жизни дань: легко представить, что настоящий Сергей Набоков был и умнее, и образованнее, и наблюдательнее, и остроумнее. Но в этом общая проблема всех, ставших такими популярными в современной английской прозе, романов о России. Страна, столь дорогая всем тем писателям, которым Расселл и ему подобные с такой готовностью подражают — от Булгакова до Набокова, — превращается здесь в яркий этнографический фон, расплывчатое общее место с какими-то бывшими князьми, английскими гувернантками и обязательной любовью к балету. Восхищаясь своим героем, писатель Пол Расселл в то же время не может сделать его объемным, и тот остается плоским с некоторыми выпуклостями, когда позаимствованные из набоковских воспоминаний и писем подробности придают и его фигуре деталей.
Цитаты:
В недавнем романе несравненного В. Сирина — весьма популярного в наших émigré кругах — приговоренный к смерти пытается понять, стоит ли браться за перо, не зная, долго ли ему осталось жить. Как мучает его мысль о том, что вчера времени у него было, пожалуй, больше, — ах, если б он только додумался начать вчера.
|
|
|
Дягилев взглянул на меня сквозь пенсне.
— И кто же ваш юный спутник? — спросил он у моего растерянного дяди. — Еще одно недавнее приобретение?
Тут уж дядя рассердился.
— Это мой достойнейший племянник Сергей Владимирович!
— Enchanté, — произнес Дягилев, явно утратив ко мне интерес.
|
|
|
— Я всегда любил немцев, — совершенно искренне говорю я. — Первой моей любовью был немецкий мальчик, управлявший лифтом
в висбаденском отеле. В Ялте я полюбил немецкого офицера —
к большому отвращению моего брата. И в тюрьму меня посадили за любовь к гражданину Рейха.
|
|
|
В отличие от Лондона, полного не только невинного веселья,
но и кое-чего еще, Берлин манил человека, подобного мне, простотой шаловливых объятий.
|
|
|
В юности мне пришлось пережить пару неприятных происшествий, и они научили меня, что в присутствии других мужчин мне лучше оставаться одетым, — я распространял эту предосторожность даже на моего брата.
|
|
|
Cover Image via Shutterstock