КосметичкаКультурологиня
Софья Джунгшин Ан
о расизме и любимой косметике

Фотографии: Екатерина Старостина
Интервью: Маргарита Вирова

Об ощущении себя

Я выросла практически в спартанских условиях: два брата (старший и младший), храм каждое воскресенье, бассейн, музыкальная школа и строгий биохимический лицей. Все эти факторы закрепостили меня настолько, что мне было дико некомфортно даже наносить бальзам для губ у всех на виду.

Мою внутреннюю напряжённость усугубляло и то, что ко мне очень часто приставали мужчины в метро. Я думала, что сама виновата в этом, и старалась не смотреть людям в глаза и не краситься, чтобы лишний раз не привлекать внимание. К концу школы у меня как будто раздвоилось сознание: с одной стороны, я считала, что красятся только «глупые» и «неуверенные в себе» женщины, с другой — я совершенно точно чувствовала, что эта установка по отношению к себе — внешняя и на самом деле я сама хочу и краситься, и носить короткие юбки без всякого страха или чувства стыда. Разобраться во всём этом мне помогли университет и смена окружения. Сейчас у меня самые лучшие друзья и подружки на свете, которые никогда не будут высмеивать мою любовь к розовому или заниматься виктимблеймингом.

О макияже

Я почти не красилась в школе. Из-за того, что училась я довольно плохо, мне казалось безумием давать учителям ещё один повод видеть во мне «легкомысленную двоечницу», которая вместо уроков делает маникюр. Продолжалось это долго, до тех пор, пока я не поняла, что красота и ум не противоречат друг другу, а страх перед чужим мнением необходимо оставить в школе. Ведь кто, если не я, будет жить моей жизнью именно так, как я этого хочу?

Я не использую тональную основу — просто не вижу в этом смысла для себя. Раньше я думала, что можно наносить красную помаду, только если кожа в «идеальном» состоянии, но сейчас я понимаю, что это, конечно же, не так — в противном случае я бы вспоминала о губах два-три раза в год. Даже для самого яркого макияжа я не люблю корректировать цвет лица. Мне нравится ощущение, что розовые веки или фиолетовые губы — это такие же настоящие части меня, как и воспаления или тёмные круги под глазами. Как будто это не мейк, а природные свойства моего лица.

Чаще всего я наношу кремовые тени прямо до бровей и растушёвываю помаду, слегка выходя за контур губ. Когда у меня есть силы и вдохновение, люблю рисовать стрелки в стиле «negative space» или клеить на лицо жемчужинки и звёздочки.

О внешности и принятии «других»

В свои двадцать лет я точно могу сказать, что Россия не лучшая страна для мультирасового человека. Мне кажется, я столкнулась уже со всеми видами ненависти: гомофобия, трансфобия, расизм и так далее. Я долгое время не понимала, что с этим делать и почему это всё происходит именно со мной. Для большинства я выгляжу настолько непонятно, что на меня часто нападают, особенно когда я ношу яркий или сложный макияж: люди, чаще всего мужчины, думают, что я гей. Мигранты из Средней Азии, наоборот, пристают, домогаются, преследуют — говорят, что им очень нравится моя «восточная» внешность. Когда я узнала о «people of various multiracial backgrounds», всё встало на свои места. Меня больше не злят вопросы, кто я по национальности, и я не переживаю, что я «недостаточно кореянка» или «недостаточно еврейка». Я и то и другое, я не делюсь на части и не меняюсь ради других, и людям в России пора бы это понять.

Моя мама, которая меня сильно поддерживает, в какой-то момент не выдержала. После очередного рассказа, как на меня напал мужчина в метро, она сказала, что будет носить мой браслет с берлинского прайда, чтобы приучить москвичей к существованию квир-персон. Он сделан в цветах израильского флага с радужными звёздами Давида. Невероятная поддержка близких, и особенно мамы, — это одна из главных причин, по которой я до сих пор остаюсь самой собой и верю, что со мной всё в порядке, что я самая умная и красивая.

Сейчас каждый мой проезд на метро превращается в политический жест. Со стальным лицом я показываю людям, что существуют разные лица и национальности, гендеры и комплекции. Мне нравится играть на сочетании женственных элементов и чего-то, что с этой женственностью совсем не «должно» сочетаться. Мой друг Паша называет это эстетическим терроризмом.