АроматыТёмные воды: 8 сумрачных ароматов для поздней осени

Название духов отсылает к богу бальзамирования и погребальных ритуалов, а их текстура — невероятно густая и бархатистая — к сверхъестественной тьме, павшей на Египет в наказание за сомнительную внутреннюю политику фараонов. Если верить Ветхому Завету, темнота не рассеивалась три дня и была настолько плотной, что сковывала движения людей — как кожано-ладанный Anubis, в чьих благовонных смолах, душистых настоях и тягучих тинктурах так легко увязнуть.

C принятием своей «тёмной» стороны у Kilian более чем хорошо: их Black Phantom сладко пахнет цианидом («из глубины композиции таинственно улыбается сама смерть» — цитата с официального сайта), Back to Black не стесняясь показывает самые неприглядные стороны мёда — те его ароматические аспекты, которые называют уринальными, а Dark Lord и вовсе нацелен на «джентльменов, покоряющих саму ночь». Впрочем, совершенно необязательно быть Бэтменом, чтобы полюбить эти духи, — достаточно крепкой симпатии к коже, тёмному рому и дымному ветиверу, отдающему выхлопом мотоцикла.

Тем, кто играл в Alan Wake, мрачнейший хоррор финской студии Remedy Entertainment, взаимодействие с «Ночной прогулкой» может напомнить его геймплей — нервные перебежки от фонаря к фонарю во тьме, враждебной к главному герою. Так же, как в игре, в A Midnight Stroll отрезки непроглядной черноты — густого и горького можжевелового дыма — перемежаются вспышками света, бьющего лучами чистого, холодного ладана. И всякий раз, добираясь носом до очередного островка безопасности, испытываешь невольное облегчение.

La Curie — маленький, но совершенно замечательный бренд из Аризоны, влюблённый в хтоническое: их Faunus пахнет норами невиданных зверей в заповедной чаще, Geist — грунтовыми водами и таинственными подземельями, а Incendo — пожарищем, на котором по весне появится еловый подрост. Но Ossuary, вдохновлённый европейскими костехранилищами, самый красивый в линейке — призрачно-бледный ирис в стылом полумраке катакомб.

Как правило, духи на тему тропиков безжалостно «фонят» радиацией: полуденным солнцем, ослепительными песками и кокосовым молочком для загара. «Тропик Козерога» совсем другое дело: так же, как и одноимённый роман Генри Миллера, он, очевидно, принадлежит к ведомству ночи. У природы, пишет Миллер, нет морали — есть лишь слепой инстинкт размножения и поглощения, «тёмная плодовитость», набирающая силу после заката. Этой плодовитости — бесконечному циклу жизни и смерти в джунглях — и посвящён Tropic of Capricorn, собранный из ночных цветов, перезрелых манго и меток хищных зверей.

Чужая душа — потёмки, а в отдельных случаях, как считает Виктор Гюго, и вовсе кромешная тьма. Герой его стихотворения «Ночь чёрным покровом лежала кругом…», тот самый Герман, чьё имя вынесено в название духов, мечтает поскорее отправиться на кладбище и предаться вечному отдыху под сенью леса; товарищ же — от его лица написаны стихи — фантазии Германа не поддерживает и призывает взбодриться и жить дальше. У Гюго финал выходит неоднозначным, но авторам духов интереснее — во всяком случае, эстетически — упадничество Германа: его парфюмерный тёзка пахнет ночным воздухом, сырой землёй и увядшими венками роз на холодном камне.

По замыслу авторов, «Чёрная ночь» спустилась на землю на севере Африки — и тут же проглотила чей-то риад со всем его душистым содержимым: цветущими померанцами, говорливыми фонтанами и большими кошками, одетыми в мускусный мех. От последних у Nuit Noire и его утробный рык, и узнаваемый пряный душок, и мягкие ванильные лапы, готовые к ночной охоте.

Аромат Dark («Тьма») — душистая зарисовка на тему того, какие духи могли бы нравиться неандертальцам, существовавшим на Земле задолго до представителей вида гомо сапиенс. Ответ, когда понюхаешь эту вещь, напрашивается один: очень хорошие. И неожиданно скандинавские — с замёрзшими корнеплодами, брызгами северных морей и шершавой подбивкой сизых лишайников.