Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

СтильДоска позора:
Как менялся
наш стиль с 16 лет

Пытаемся понять, что заставляло нас так одеваться

Доска позора: 
Как менялся 
наш стиль с 16 лет — Стиль на Wonderzine

Мы много пишем о стиле и духе времени, а также любим оглядываться в прошлое — поэтому хорошо понимаем, что всё остромодное через какое-то время может привести нас в ужас, а потом неожиданно вернуться. Так, прямо сейчас в мире происходит подъем моды на стиль конца 90-х — начала 2000-х. Чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть коллекции будущего года Christopher Kane, Ashish, Miu Miu, Moschino или Alexander Wang и вспомнить нашу колонку про возвращение моды на пошлость. Стилисты журналов от Love до November тоже нашли для себя новый ироничный источник вдохновения — они работают с китчевыми элементами стиля 2000-х вроде золота, леопарда, колготок в сеточку и причесок с кудрями.

Предаваясь воспоминаниям о той эпохе можно, конечно, поднять архивы с красных дорожек и начать обсуждать наряды, в которых в 90-х или 2000-х выходили на публику Кейт Уинслет или Spice Girls. Но мы считаем, что одно из важнейших человеческих качеств — самоирония. Поэтому, обливаясь холодным потом, мы достали из собственных архивов фотографии десяти- и даже восемнадцатилетней давности, по которым можно проследить, как эволюционировал наш вкус и настроения в стране, менялись мода и ассортимент в магазинах.

 

 

Олеся Ива

редактор раздела «Стиль»

 

Сколько себя помню, мне нравилось наряжаться. Будучи одновременно и экстравертом, и интровертом я металась из крайности в крайность. Главной была зависимость моего стиля от музыки в плеере. Так, в конце 90-х — начале 2000-х одновременно с кепками, платформами и широкими штанами на манер TLC и Limp Bizkit мне нравились черные футболки и Курт Кобейн, а также секси-платья из клипов Кайли Миноуг и Spice Girls. Типичным образом для меня 12–14 лет были брюки клеш, платформы, кроп-топы, пряди, покрашенные цветной тушью (синей или красной), густая челка. Волосы я не красила, но экспериментировала с гелем: то скручивала их в дреды, то плела косички. С детства нравилось создавать себе некий образ и отрабатывать его до конца. Кроме клипов MTV источниками вдохновения служили постеры со звездами из журналов Cool, статьи о моде из журналов Yes и ELLE Girl. Все вещи, разумеется, покупались на рынке. В то время главным в Петербурге был «Апраксин двор». Там можно было найти абсолютно всё. Помню, всё казалось жутко дорогим. Мама старалась привить моду 80-х: помню, разноцветные джинсы-бананы, укороченные оверсайз-куртки из денима вызывали дикий интерес. Одновременно с этим в двенадцать лет я слушала без конца альбом Radiohead «Kid A» и часто ходила грустная с CD-плеером в чем-то фиолетовом.

В гимназии, где я училась, была строгая форма, но высшим проявлением моды у старшеклассниц в шестнадцать лет почему-то было оранжевое от солярия или пудры лицо, сапоги-чулки (которые завучи заставляли снимать), вырезы и стразики. Так одевались самые крутые девочки в школе. Думаю, понятий уместности и базового гардероба тогда не существовало. Даже не знаю, что меня уберегло от покраски волос в радикальный блонд. Одним словом, в моде были роскошь и китч. Впрочем, это очевидно и по обложкам российского глянца середины 2000-х с выносами «Как носить розовое: короткие платья и желтые туфли». Самое смешное, это нравилась парням, а кому-то нравится и до сих пор. Сейчас меня удивляет, почему молоденькие девушки с таким остервенелым желанием хотели выглядеть на 35+, но факт остается фактом. Они ходили на R’n’B-вечеринки и читали глянцевые журналы. В Петербурге мода на роскошь середины 2000-х развивалась вместе с популярностью магазинов Motivi, ассортиментом дома моды на Петроградке, ростом бутиков в городе от Versace до «Бабочки».

Совершенно отдельная тема — влияние питерских рейвов на мой стиль, где ты надевал на себя побольше яркого неона, перьев и шел тусоваться до 9 утра. Вдохновляли клипы Miss Kittin, Green Velvet, Fisherspooner. Очень кстати в 2004-м мы с папой съездили в Китай и привезли тонну странной одежды как раз для вечеринок. Выбор в России был скуп, а первые масс-маркеты появились только в 2006-м. С 2004 по 2007 год я носила всю эту диковатую разноцветную одежду из пекинских и шанхайских торговых центров. Помню, также фаворитами были рваные джинcы и кроп-топ в пайетках из Болгарии, а любимой прической — распущенные волосы и заколотая назад по центру прядь. Еще одним источником моих нарядов стала моя тетя, которая шила для меня преимущественно пиджаки из роскошных тканей вроде бархата. В то же время я купила где-то крест c камнями и носила его постоянно с драматичным (как мне казалось) бархатным топом. Думаю, это было вторым после альбома Radiohead «Kid A» проявлением оккультности и меланхолии.

В 2006-м открылся первый Topshop с коллекцией Кейт Мосс, затмивший ассортименты таких магазинов, как Jennifer. В 2007-м появился LAM и куча иностранных сайтов и прессы — как вывод, желание поскорее забыть про былую роскошь. В университете я уже работала и накопленную зарплату тратила на вещи и путешествия. В 2009-м съездила в Лондон, отстригла себе каре, вернула естественную бледноту, стала копить на платья из питерского магазина Zing (родственника московского UK Style), где собирали скандинавские, британские и французские марки, коллекционировать шляпы, покупать винтажные платья и шубы, колесить по европейским музыкальным фестивалям. Пока путешествовала, старалась вобрать в себя всё, что видела на улицах. Так появилась серия фотографий «Как Олеся в конце 2000-х представляет себе стиль городов»: лондонский — как пиджак и клеточку, парижский шик — как пальто-халат и беретик.

В 2010-м я окончательно перешла на рок вроде Sonic Youth и Marilyn Manson и переоделась в преимущественно черную одежду, красила губы в темно-бордовый цвет и покупала вещи вроде леопардовой шубы и казаков. Родители и брат искренне уточняли: «Ты теперь гот?» Этот период закончился анархией, когда в 2012-м я окрасила концы волос в фиолетовый, а потом в желтый и перешла на cold wave и группы вроде Tropic of Cancer и A Place To Bury Strangers, cтала белить себе лицо и не вылезать из черного боди, которое больше всего на свете люблю до сих пор.

Хотя в 17 лет на столе появилась толстая «Энциклопедия моды», сильнейшее влияние на меня оказало кино и субкультурная мода. Насмотревшись французской новой волны, я могла полгода не вылезать из тренча, пересмотрев «24 Hour Party People» — срастись с disco pants из American Apparel, а послушав пару треков Crystal Castles — самостоятельно отстричь себе каре, надеть латексную черную юбку и выйти в свет. Сейчас в обычной жизни я одеваюсь достаточно просто и без усилий. Хотя на мероприятие люблю нарядиться. Раз в полгода что-то себе покупаю, и то после долгих размышлений и в случае уверенности, что буду носить вещь. При этом я себя хорошо знаю: из вещей предпочитаю комфорт, черный цвет, что-то грубое и что-то секси. К готике добавился спорт, в плеере — старенький хип-хоп вперемешку с Ким Гордон. Половину гардероба сегодня составляют кроссовки, деним и секси-платья, а также черные вещи и тяжелые ботинки. Не исключаю, что еще через десять лет я буду смотреть на фото 2014–2015 года и думать «WTF за Александр Вэнг и Назир Мажар?».

 

 

 

Люба Козорезова

фоторедактор

 

Я родилась и выросла в Дубне, маленьком подмосковном городе. Мама работала в Москве, а я жила с бабушкой, поэтому лет до четырнадцати, а то и пятнадцати за свой гардероб отвечать не приходилось: что покупали, то и носила. С тех времен ясно помню только свое увлечение старыми вещами. Я часто брала свитеры и юбки у бабушки. Правда, мои одноклассники это не заценивали, но я тогда была намного мудрее и не особо задумывалась о чужом мнении. В остальном одевалась как обычный подросток: джинсы с потертостями, топы на тонких лямках плюс мокасины — это все мои грехи

На первых курсах университета неожиданно полюбила всё женственное. Как только устроилась на работу, купила себе сумку вместо рюкзака, блузку, серьги и почему-то высокие конверсы. Они мне вообще казались самой крутой обувью на свете, особенно белые. Несколько лет подряд я умудрялась смешивать старые свитера, кружево, вещи в цветочек, широкие пояса, толстовки, сапоги до колена, ботильоны и кеды. К последним курсам успокоилась и даже на выпускной оделась вполне прилично, если не считать балетки с цветами. 

За год учебы в Лондоне, я сильно переборщила с походами в черити-шопы. И вместе с действительно классными вещами вроде классической юбки миди и винтажного пиджака TopShop купила футболку группы Dead Existence, два почти одинаковых синих свитера, куртку рыбака, платье-футболку, которое не стесняясь можно носить только дома, причем в том состоянии, когда пустая упаковка из под йогурта в комнате не кажется чем-то страшным, а крошки на простыне — данность, и что-то, что моя подруга-индианка назвала вариантом шервани, это такой пиджак, вроде бы его носят мужчины в Индии. В общем, ничего хорошего. 

Вернувшись домой с двумя чемоданами вещей вместо одного, я, кажется, всё про себя поняла и теперь стараюсь держаться от магазинов подальше. Покупаю всё серое, черное и темно-синее. Иногда, конечно, глаза стекленеют, и я приношу домой странного вида кофту из полиэстера, на которую потом утром смотрю с недоумением.

 

 

 

Катя Старостина

фоторедактор

 

Я хорошо помню, как в 11 лет гордо заявила маме, что повзрослела и теперь на день рождения хочу не очередную куклу, а новые джинсы. Однако сознательное отношение к выбору одежды пришло гораздо позже. Классе в шестом я впервые отправилась с бабушкой в Китай, где по неизвестным причинам мой выбор пал на высокие конверсы, болотную парку и сумку через плечо с карманом в виде скелета. Этот первый осознанный лук дополнили массивные солнечные очки.

Потом было увлечение винтажом: пластинки, полароиды, заброшенные здания, бабушкины принты в мелкий цветок. Самое интересное во всей этой истории с девичьим стилем — это блестящие прозрачные колготы. Судя по фотографиям, на черные я их сменила только ближе к десятому классу, до этого мне казалось совершенно противоестественным, что мои ноги будут отличаться по цвету от остальных частей тела. При этом меня нисколько не смущало то, что с этим тонированием и блеском они больше похожи на протезы. На тот момент я активно покупала вещи в Bershka, Zara, Terranova. Красила губы тональным кремом и иногда подводила глаза. Примерно в 2009 году я открыла для себя Topshop. Первая покупка — шорты с принтом американского флага. Всё бы хорошо, но только демонстрирую я их, опираясь на ржавый жигуль без колес.

Вообще в тот момент среди моих сверстников было повальное увлечение флагами англоязычных стран: сережки, кулоны, чехлы на телефон. Предметом гордости в моем гардеробе была футболка с таким принтом в пайетках.
В одиннадцатом классе, кажется, наступает пик моей «женственности»: я пришиваю к вороту пальто мех, ношу мини-платья (благо колготы черные), ботильоны и сумки на плечо. При этом в свободное время слушаю хип-хоп и катаюсь на скейте на районе. Честно говоря, уже в последних классах школы мне очень хотелось одеваться в каком-нибудь Kixbox, но денег на всё это не было. Тогда я впервые открыла для себя секонды. Моей первой покупкой были светло-голубые джинсы Levi’s с завышенной талией и мужская футболка с аббревиатурой какой-то новозеландской школы. С тех пор вещи из секондов — одна из основ моего гардероба.

Думаю, мой стиль существенно изменился, когда я отрезала волосы на втором курсе университета. Многие вещи смотрелись лучше, и я стала смелее в выборе. Сейчас мне нравятся прежде всего простота и качество. Я люблю сочетать разные текстуры и большое внимание уделяю материалам. Хотелось бы научиться хорошо шить и делать самостоятельно что-то вроде Baserange, LAAIN или Dress Up by Stephanie Downey.

 

 

 

Аня Щемелева-Коноваленко

дизайнер

 

Мои родители считали, что не стоит указывать ребенку, что ему носить. Когда мне было пять лет мама отвела меня в Benetton и предложила самой выбрать себе то, что нравится. Выбор пал на ярко-салатовую толстовку с пингвином, которую, кажется, я носила не снимая. В тринадцать лет я тащилась от Аврил Лавин, начала краситься, читала журнал ELLE Girl и попросила мамину подругу сшить мне розовую юбку из фатина, которую носила с высокими бирюзовыми кедами и розовой майкой.

В пятнадцать лет иконой стиля для меня была Кейси из «Skins» («Молокососы») и Эми Уайнхаус. Так что я пробила верхнюю губу, отстригла челку и рисовала массивные стрелки, надевая то безумные фиолетовые скинни и кислотно-розовую куртку, то черные джинсы и сорочку, правда, с леопардовыми балетками.

В одиннадцатом классе я стала женственной, сняла пирсинг, начала носить каблуки и босоножки на платформе, которые мой отец называл протезами. А вот после поступления в институт начался этап в жизни, который я иронично называю «стиль Лондона». Тогда я заслушивалась Babyshambles и The Last Shadow Puppets, носила ультрамариновые броги. На втором-третьем курсе настал период винтажных пальто типа «Бандитский Петербург» и платьев в духе «Mad Men». Ну а на последних курсах я ограничивалась классическими пальто, майками, водолазками, простыми джинсами и брогами в духе Шарлотты Генсбур.

Сейчас, когда мне двадцать два, я одеваюсь почти во всё черное, ношу кольцо в носу, черные лакированные челси Dr. Martens, обожаю колготки в сеточку, кожаные юбки и скинни с завышенной талией, кроп-топы и mom-джинсы. Так что если открыть мой шкаф, то можно увидеть, что 90 % составляют черные вещи, остальные 10 % — белые и одна салатовая неопреновая юбка, в которой я похожа на тюльпан.

 

 

 

Саша Савина

редактор новостей

 

Лет до двадцати модные тенденции мало меня интересовали: я просто выбирала те вещи, которые мне нравились, и крайне редко задумывалась о том, сочетаются ли они между собой. С детства на мой стиль также влияла тетя, живущая в Англии и обладающая хорошим вкусом и талантом заочно подбирать идеально сидящие на тебе вещи. Она привозила одежду, которой в Москве не было, — так в моем гардеробе достаточно рано появились Topshop, H&M и Gap. Но вот с самостоятельным выбором одежды и умением сочетать вещи было сложнее, увы. Я была типичным гиком и, похоже, искренне верила, что быть умной и хорошо одеваться — несовместимые понятия. 

Еще начиная со школы у меня были периоды, когда в моем гардеробе находилось много вещей одного цвета — зеленых, коричневых или синих. Уже в институте (хотя по снимкам это не очень заметно) я надолго полюбила кардиганы и серые свитера и одевалась так, что моя повседневная одежда напоминала, скорее, школьную форму. Я любила вещи в горох и с принтами в виде мелких изображений животных, на что мама частенько говорила, что я одеваюсь как школьница.

Хорошо помню, когда всё изменилось: это было летом 2011 года, у меня был довольно неудачный период жизни. Однажды утром я проснулась и поняла, что хочу что-то изменить в своем стиле — в итоге купила ярко-оранжевые брюки и тельняшку, носить которые вместе раньше вряд ли бы решилась или додумалась сама. Потом был долгий период платьев в стиле 60-х и воротничков. Сейчас я стала одеваться проще, разлюбила длинные сережки и поняла, что нарядная вещь не обязательно подразумевает блестки. Хотя купить платье, напоминающее наряд третьеклассницы или старушки, меня по-прежнему тянет.

 

 

 

Маша Ворслав

редактор раздела «красота»

 

Я люблю, когда всё красиво, и еще в детстве розовые маечки с бабочками и цветочками делали мне больно — а так как в нулевые одежду для девочек большинство производителей представляло себе именно так, мы с мамой долго и трудно покупали каждую вещь. И хотя у меня вроде бы были строгие критерии выбора (никакого льна, розового, девичьей атрибутики, мокасин), гардероб, как я сейчас вижу, был полный шлак. Удивительно, но сочетание пальто в мелкий горошек, бабушкиной — куда же без винтажа — красной сумки и кед, собственноручно разрисованных под арбузы, мне казалось высшим.

Я никогда не увлекалась субкультурами, но какое-то время мне ужасно нравились тощие эмо-мальчики с подведенными глазами и скейтеры — хотя я это тщательно скрывала за снобским выражением лица, приросшим потом надолго. Моего внешнего вида это, впрочем, не коснулось: большую часть жизни я была весьма упитанным и довольным ребенком, потом стала худым невеселым подростком и чрезмерно строгой девушкой.

В универе у нас не было формы, но на первых курсах я догадалась, что мне идут пиджаки и другая официальная одежда, поэтому одевалась как средний офисный работник: много темно-синего цвета, простые джинсы и брюки, блузы, объемный шарф, платья. Правда, после того как на 12-сантиметровых каблуках получила сотрясение, на шпильки еще долго не забиралась.

Примерно на третьем курсе — 2011 год — я сильно полюбила красную помаду и ходила с ней каждый день. Мне кажется, в то время я выглядела живее всего: носила цветные свишоты, клетчатые, мать их, рубашки, кожаную куртку, «вайфареры» — словом, получалось не отличаться от людей с фотоотчетов пикника «Афиши». Вообще я тогда думала, что одежда — это Очень Важно; все хорошо выглядящие люди мне казались прекрасными целиком, и я, признаться, не так давно в этом разубедилась. Не то чтобы я сейчас не обращаю внимания на внешний вид — еще как обращаю, но научилась воспринимать странности и особенности других именно как привлекательные и интересные черты. Стыдно признать, раньше любые шероховатости раздражали и подпитывали снобизм, так что я очень рада, что попустилась.

На последних курсах я стала чаще носить лаконичные и удобные вещи, а года полтора назад окончательно поселилась в «неженственных» трениках, свитшотах и «найках». В общем-то, за это время самая большая альтерация внешности касалась величины жопы и всего к ней прилагающегося (если не считать ироничных вкраплений вроде огромной розовой толстовки-зефирины и футболки с десятками котов). Зато мне стало интересно придумывать макияж, так что этим летом я ходила с фиолетовыми бровями, желтыми губами, серебряными руками, розовыми линзами и всем таким. Черный — до сих пор самый комфортный для меня цвет, хотя почти все думают, что он мрачный и стремятся приписать его каким-то внутренним проблемам или субкультуре («ты что, гот?»). Раньше я довольно часто слышала от семьи и друзей пожелания «одеться уже по-нормальному и сделать лицо попроще»; такие замечания мне видятся по меньшей мере невежливыми. Банальная мысль, но каждый имеет свои визуальные и не очень причины носить то, что он носит, и пытаться насадить человеку концепции, сформировавшиеся вне его, как минимум неэффективно, а иногда и вредно. Мне кажется ужасно интересным наблюдать за тем, как меняются окружающие и ты сам, ведь все мы — свои самые крупные проекты.

 

 

 

Даша Татаркова

редактор раздела «Развлечения»

 

Я так и не смогла найти самые чудовищные фотографии времен института — все они погребены в закрытой группе в VK, куда я не могу попасть. Глядя на те фотографии, что я нашла, всё было плохо, но не слишком — были большие сережки из Accessorize и Claire’s, было странное стремление надеть как можно больше цветов. Какие-никакие влияния я помню уже только после поступления в институт, а школьные годы хочется забыть как ночной кошмар. В мои пятнадцать было очень модно заказывать из каталога «ОТТО», откуда у меня был дебильный розовый кроп-свитер, от которого я была в восторге. Каблуки, как они выглядели тогда, я ненавидела, а моей go-to-вещью были джинсы — это так и не изменилось.

Я очень люблю одежду, но гардероб мой формируется из двух противоположных стремлений. С одной стороны, я могла бы жить на пайке из синих «ливайсов» и белых футболок, с другой — я очень люблю свитера, желательно с огромным котом и надписью «MEOW WOW». Отчасти я покупаю вещи, впечатлившись гардеробом любимого персонажа (детектив Робин Гриффин заставила меня полюбить ультралегкие пуховики), или в рамках какого-то увлечения (в основном это была Япония, конечно), так что вариантов того, как я выглядела, было три: инди-бомж, японский бомж и стильный бомж. Мне вообще почти никогда до конца не нравится, как я выгляжу: то ли денег не хватает, то ли смелости. Здесь также поспособствовал период маниакальной одержимости секондами, после которого до сих пор стоят огромные пакеты с одеждой, которую даже непонятно куда можно отдать.

Масс-маркет влиял само собой: когда мне было, кажется, шестнадцать, появился Topshop, так что вся одежда была более-менее оттуда; в поездках в Англию я жила в Primark, и, страшно сказать, бесконечные разноцветные лонгсливы оттуда всё никак не кончатся, хотя я давно списала их на дачу или раздала. С Японией проникла в гардероб разная оверсайз-одежда, с инди-музыкой — преступно узкие скинни и рискованная прическа, волосы вообще у меня менялись сильно чаще, чем стили. Еще пару лет назад на фестивале я отрывалась на полную катушку, примеряя все клише фестивального фэшена, но теперь от всего устала. Сейчас хочется только минимализма: Uniqlo на каждый день, Monki на праздники, чуть более дорогие стейплы — на века.

 

 

 

Катя Биргер

шеф-редактор

 

Пока мы делали этот материал, поняли всей редакцией две вещи. Во-первых, абсолютно все лет с семнадцати и до двадцати одного года стремились и — что хуже всего — выглядели лет на десять старше. Шикарные укладоны, смелые эксперименты с цветом волос (привет блондинкам и, как выразился один знакомый парикмахер, фанаткам оттенка «рыжий тараканчик»), многослойный макияж и наряды, которым позавидовали бы даже наши мамы. Во-вторых, до середины 2000-х одеваться, кроме как на рынках, было негде. Я выросла в закрытом городке в Сибири, так что модных ориентиров, кроме только-только появившегося канала MTV Russia и журналов для девочек вроде Cool Girl, долгое время у меня не было. Выкручивались с подружками как могли: вельветовые штаны покупали в мужских магазинах, короткие деревянные бусы на шею собирали сами, а футболку с логотипом с фотографии за 2000 год я купила в главном детском магазине города «Малыш». Параллельно мы ездили с родителями в Новосибирск на главный китайский рынок Сибири: там можно было одеться с головы до ног, а заодно прикупить шведскую стенку, пароварку, ковер и причудливую чеснокодавку. Меньше чем 4–5 часов проводить на рынке было бессмысленно, даже за это время его нельзя было исследовать и наполовину.

В старших классах и на первом курсе универа я обожала секонд-хенды. Купленные там вещи часто кастомизировала: так, вторя Денису Симачеву, красными пайетками вышила на футболке «СССР». В то же время в моей компании было модно шить себе вещи на заказ, телефоны местных швей передавали из рук в руки. Вдохновлялась я уже не только телевидением, но и, например, журналом «Ом», который «Почта России» доставляла в мою глубинку примерно с двухмесячным опозданием. Помню, вычитала там что-то про винтаж и долго пыталась понять, что это вообще такое. Несколькими годами позже у меня возник похожий вопрос: что такое инди? Тогда же моим самым ходовым нарядом стали джинсы + футболка, а сверху что придется. Глядя на эти фотографии сегодня, я очень жалею, что тогда никто мне нормально не объяснил, что не надо покупать футболки и кофточки на размер меньше требуемого.  

С переездом в Москву в конце нулевых я стала носить больше платьев, заново полюбила рубашки и платья-рубашки тоже! До сих пор искренне радуюсь, когда получается накупить в какой-нибудь Zara кучу шмоток за разумные деньги. Джинсы так и остались для меня самым проверенным вариантом штанов, хотя искренне хочется найти им замену. Я почти не экспериментирую со стилем (и вообще не уверена, что он у меня есть), потому что никак не могу собраться с силами и подобрать новые, осмысленные комплекты одежды. Ну и если совсем честно, то в пятнадцать лет я могла напялить на себя что угодно, потому что считала, что так круто и точка. К двадцати восьми смелости во мне поубавилось, так что накрасить губы яркой помадой — это, пожалуй, самый дерзкий подвиг, на который я готова.

 

 

 

Оля Страховская

главный редактор

 

В середине 90-х одеваться было особо негде — в воздухе еще витал остаточный дух вещевого рынка «Лужники» и первых секонд-хендов; моду задавали NafNaf и Kookaï, только-только появлялись Benetton и Sasch. В моей школе уже был в страшном почете гранж, так что я носила шинель американской армии, подаренную другом, размашистые юбки в пол и мамины пиджаки, а также мечтала о ботинках Dr. Martens, которые были у более fancy одноклассниц. О моде мы узнавали исключительно из журналов «Птюч» и «Ом». В ’96-м я впервые съездила за границу, в Вену — моделью, прости господи, парикмахера Сергея Зверева, и часть своих первых заработанных 300 долларов потратила, как мне казалось, с умом: привезя оттуда пять компакт-дисков Pulp, синтетические клеши-стрейч вырвиглаз-оранжевого цвета, лайкровую майку оттенка фуксии с нарисованной желтой лампочкой и надписью «Light Generation» и красивое льняное платье маме. Смотреть на фото оттуда сейчас трогательно, весело и немного страшно. На фотографии из 1996 года я уже в Италии, где первым делом купила голубые mom-джинсы Valentino: комплект с мужской рубашкой, анком на кожаном ремешке и замшевыми сабо на дикой платформе давал то самое удивительное сочетание мужественности и женственности, свойственное эпохе.

Поразительно, но к концу 90-х вещи не за миллионы было можно найти не только в поездках. Например, «мартинсы» у меня так и не появились, зато была их белая лаковая имитация Lagerfeld с серебряными шнурками и такими же стежками на подошве, купленная в магазине Crocus на углу Столешникова, — я, конечно, страдала, что это немного не то. Но в сочетании с ярко-желтыми джинсами Mustang и пушистым сиреневым свитером выше пупка (кроп-топ? не слышали) это работало. К тому же недалеко от кинотеатра «Ударник» был какой-то роскошный дисконт, где можно было за разумные деньги одеться в тотал-лук Fendi с логотипами с головы до ног — что я, не зная чувства меры, и делала. Еще горжусь тем, что опередила моду носить женственные наряды с кроссовками, к ужасу окружающих смело сочетая полупрозрачную черно-лиловую кружевную комбинацию Emanuel Ungaro с кроссачами в той же гамме.

В начале 2000-х о повсеместном масс-маркете в России еще никто не мечтал, но наряжаться уже было принято: уровнем считались Diesel, Dsquared, Replay и Miss Sixty. Но в основном балом правил адский no name. У меня был бойфренд, долго живший в Австралии и регулярно туда ездивший, так что вместе с ним ко мне приезжали чемоданы тряпья — по большей части сильно сомнительного (помню двойку из мини-юбки и косухи «под питона» ярко-розового цвета, при виде которой Джереми Скотт удавился бы от зависти). Но случались и чудеса — например, по-настоящему крутой комплект неизвестного австралийского дизайнера из асимметричной серой юбки, белого накрахмаленного топа со средневековым воротником, архитектурного болеро и странного черного жатого шарфа, который сейчас проходил бы по категории высокотехнологичных футуристических вещей. В этом наряде я даже поймала комплимент Гэвина Россдейла в кулуарах MTV VMA. Человек, поднявший этот шарф на полу «Стрелки» и прикарманивший его в прошлом году, — ты нехороший. Еще помню свою одержимость голландской неохиппи-маркой People of the Labyrinths с принтами ручной работы, вещи которой я до сих пор донашиваю дома, пока никто не видит.

Знаковым концом эпохи стала для меня ночь с 2004 на 2005 год: ее я отметила в псевдодраном кружевном платье Karen Millen (спасибо, было что надеть на Хэллоуин в этом году), приукрасив его шалью и макияжем «панда». Удивительно, что при этом я любила The Libertines и The Strokes, но на моем внешнем виде это никак не отражалось. Дальше началась совсем другая жизнь, и к 2007 году я точно определилась, что люблю постпанк, неоготику, архитектурный крой и минимализм. К концу десятилетия в моем гардеробе доминировали вещи пятидесяти оттенков серого, черного и бежевого. Наверное, я бы так и проходила всю жизнь в Ann Demeulemeester и JNBY, если бы мода не взяла резкий курс на легкомысленность и инфантилизм, а в моей жизни не случился бы Wonderzine и редактор раздела «Стиль» Олеся Ива. С ее руки у меня в шкафу появились слипоны, биркенштоки, кроп-топы, платья из рваной джинсы, неопреновые юбки, кроссовки (!) и, наконец, восьмидырочные «мартинсы». Кто знает, что мы скажем обо всём этом через десять лет, — надеюсь, к этому моменту в России наконец откроется COS.

 

Рассказать друзьям
36 комментариевпожаловаться