ИнтервьюHomo Consommatus
об общемировых
культурных кодах
«Юбка — это разрезанная женщина по частям»
Марку Homo Consommatus (переводится как «Человек потребляющий») Алексей Сорокин запустил в 2008 году в Петербурге. О новой марке, создающей интеллектуальные вещи, заговорили после участия в нескольких сезонах Aurora Fashion Week. Алексей выбрал непростой путь — он сосредоточен вокруг создания авангардного дизайна, который в России еще учатся любить и потреблять. Стоит отдать должное, Алексей ищет и создает сам новые ткани, технологии — что для молодого дизайнера правильный путь. В общем, действует как молодые бельгийцы и думает над темой бытия. Мы поговорили с Алексеем о том, кому сегодня нужен авангард, как правильно воспринимать и потреблять моду, как культурные коды человечества влияют на наше восприятие одежды и себя.
олеся ива
Алексей Сорокин
дизайнер марки
Homo Consommatus
основатель марки Homo Consommatus собирается
с презентацией в москву
Почему ты стал заниматься дизайном? Какое у тебя образование?
Я начал учиться на дизайнера еще задолго до Петербурга, потом перевелся в «Муху» (Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия имени А. Л. Штиглица. — Прим. ред.) и доучивался здесь шесть лет по специальности «дизайн костюма», а параллельно работал, набирался опыта в фэшн-бизнесе. В бутиках Bosco работал продавцом, потом занимался мерчандайзингом, изучал. Это было полезно, так как все видно изнутри. Потом диплом и через полгода первая коллекция, созвучная теме диплома: «Человек потребляющий».
В чем была суть?
Идея была в том, что современный человек обладает всеми своими качествами человека разумного и при этом еще остается мощным потребителем. На этой иронии и была построена коллекция, а потом все трансформировалось в философию марки.
И название, соответственно. Как сейчас с потреблением обстоят дела? люди Не насытились еще?
Мне кажется, такого не произойдет. Есть волнообразные процессы, которые слегка перебивают одни другие, но думаю, что все только прогрессирует. По крайней мере если судить по бизнесу моды, по масштабу появления новых марок и имен, то вряд ли можно говорить о кризисе потребления.
а с чем связано повальное появление марок и имен?
Это фактор перенасыщенности. Доступность моды. Одежда потеряла свой стержень основной: служить средством для отличия статусов человека/общества, одного от другого. Сейчас границы стерлись совершенно. Как будто мы шли к тому, чтобы все были разнообразными и разными, но результат налицо — все по шаблону. Отсюда волна обратного процесса: определенным людям нужны будут вещи, которыми не обладает больше никто. Раз все так похожи.
тогда почему, если все обезличилось, марки наперебой стараются оригинальничать и ищут новую творческую струю, меняют арт-директоров?
Модный бизнес — слишком гигантская машина, которая поглощает все. Неважно, масс-маркет или конгломераты вроде LVMH. А мода в принципе начиналась с того, что были личности. Впрочем, личности остались — дизайнеры, которые кочуют из одного дома в другой. Они есть, но их тоже подчинили такой сильной коммерциализации. С одной стороны, все меньше остается именно личности дизайнера, который делает какой-то уникальный продукт. Отсюда возникает потребность в ней. С другой — творца не спрячешь. В этом же парадокс! Например, первая коллекция Николя Гескьера для Louis Vuitton: он снова делает себя. В творениях человека мы видим его внутреннее выражение, его портрет. И ты, приобщаясь к его одежде, с ним делаешь как раз себя.
Вещи и обувь
из коллекции
Homo Consommatus SS14
В этом, впрочем, и была суть авангардного дизайна, что ты проявляешься вместе с дизайнером. Хотя в России авангардные вещи рассматривают скорее как предмет искусства. обратный процесс, о котором ты говоришь — возвращение авангарда, — мы уже видим, достаточно посмотреть на последний показ Comme des Garçons. Сносит голову. Ты специально пошел по такому трудному пути?
Лично мне сложно делать простые вещи, очень простые.
Понимаю. Мне очень долгое время было сложно написать простой текст — всегда хотелось его насытить чем-то излишним. Выразиться.
И не потому, что выпендриваешься, а потому, что у тебя не получается по-другому. Вот. Я сделал себе эти брюки. Они простые. Почему я их быстро сделал? Потому что я их не делал. Я сказал: «Хочу брюки, мне нужны брюки». И мне сделали эти брюки. На каждый день хорошо, но я не вижу в них ничего такого. Простые вещи у меня получаются хорошими, но мне неинтересно делать просто. Интересно достигать того, чего не мог достичь раньше.
Ты работаешь со стилистами? помогают в создании новых коллекций?
Сейчас да. Когда у тебя коллекция из 60 луков — да, стилист нужен. Или когда голова не варит, что с чем соединить. Мне очень много помогала работа по мерчандайзингу в мультибрендах: ты понимаешь, что с чем сочетается, что нужно людям, на что они реагируют, какой выбирают цвет.
А где ткани берете?
К нам приезжают итальянцы со своими чемоданчиками, все открывают, показывают. Мы работаем с сильными швейцарцами, вышли на них через знакомых. На самом деле фабрики, у которых мы заказываем ткани, не участвуют в Première Vision, но имеют очень хорошего качества материал. Фурнитуру я практически не использую — не люблю пуговицы. В основном это кнопки, крючки — такое, что не видно.
как появилась обувь в коллекции?
Она была всегда. Первую пару заказали в Штатах, точнее, основу — колодку. Там были такие стриптизерские туфли, которые потом мой мастер доводил до ума. Вместе с ним все придумывали, чтобы никто с туфель не свалился. Страх в процессе работы — основной двигатель и тормоз. И у моделей, и у мастеров, у всех. Все всегда сначала боятся и пугаются. Модели, например, боялись ходить на очень высоких каблуках из первой коллекции. Потенциальные клиенты часто боятся, что они не обладают такой свободой, им страшно взять и иметь это. Портные боятся сделать что-то не так. Каждый раз ты говоришь им: давайте попробуем, потому что это можно сделать и нужно, это интересно. Когда люди перестают бояться, тогда все раскрываются. Дизайн — это борьба со страхом.
Наибольшим ощущением внутренней свободы сегодня наделены американцы. Им пофиг как они будут выглядеть и в чем
Английского авангардиста J.W. ANderson американские критики постоянно обвиняют в том, что он напрочь забыл про женщину, что увлекся созданием новых конструкций, а не одежды. При этом покупателей его сумасшедшие идеи не пугают, а наоборот, привлекают.
Давайте так. Наибольшим ощущением внутренней свободы сегодня наделены американцы. Им пофиг как они будут выглядеть и в чем. Отсюда расслабленность и широта восприятия. Они могут выглядеть и в одном и в другом одинаково хорошо, потому что они расслаблены, потому что у них нет зажатости и напряжения. Я, конечно, говорю не про всех. По крайней мере, ощущения от общества, от жизни. Леди Гага, которая может, в принципе, надеть пижаму и поехать в метро на репетицию, и выглядеть определенным образом на сцене, и появляться на публике в чем-то сумасшедшем, и при этом комбинировать между собой это все. Мне кажется, свобода состоит в этом. И когда мы говорим, что существуют каноны красоты, — это уже другая история и скорее европейская. Потому что вся Европа с очень серьезной историей.
Если рассматривать моду начиная с XV века, каноны менялись точно так же, как сейчас. То есть все каноны уже сформированы. Если в XV веке у тебя был только торс, нижняя часть была закрыта юбкой целиком, никто не должен был видеть ничего ниже груди и лица, то сейчас это — все тело, только в определенных знаках. У моды же всегда были знаки. Поэтому слушать критиков дизайна про деконструкции формы тела — трата времени. Дизайнер не должен подстраиваться под критиков. Только критики через время могут подстроиться под него, потому что они разглядят в нем что-то другое, так как изменится знак моды. А такие люди, как J.W. Anderson, как раз являются двигателями. Они движут знаки, которые со временем меняются.
Какие каноны и знаки существуют сейчас?
Если оглянуться на 5–7 лет назад — было больше четких граней. Японцы, бельгийцы еще сохраняли свой серьезный авторитет. И в то же время на плаву были итальянцы — их покупали. Было четкое разделение, понятная структура: ты любишь бельгийцев или Comme des Garçons, или ты любишь итальянцев Etro, или ты любишь что-то среднеевропейское — скандинавский дизайн, например. А когда начался мощный пиар усредненной одинаковой одежды, структура была потеряна. Когда мы смотрим на пальто Stella McCartney и на пальто Balenciaga, даже сейчас мы не понимаем разницы между ними. И мы тут же ставим рядом Zara и запутываемся окончательно. Произошло именно это. И тут мы снова возвращаемся к дизайнерам-личностям, которые сейчас остро необходимы, как тот же J.W. Anderson.
Он совсем против ветра идет.
Согласен. Но по крайней мере он вызывает интерес у многих. И неважно, как его оценивают критики, хорошо или плохо. Внимание к нему есть. Главное, следуя по творческому пути, не растерять свои гены. Ведь есть дизайнеры молодой волны, которые начинали как-то мощно и с порывом и потом сделали из себя тоже коммерцию мощную.
Homo Consommatus SS14
Плюс маленьких марок — что даже самую странную вещь можно подстроить под конкретного человека.
Гибкость, да.
С какими сложностями сталкивается молодой дизайнер? Ты планируешь париж?
Мы делаем в Париже в шоу-руме презентации уже три сезона, еще в Нью-Йорке делали. Это не быстрый процесс становления молодой марки: люди сначала тебя увидят, потом испугаются, потом успокоятся, потом поймут, что это можно, что это меняется, что это стабильно. Для байеров очень важна стабильность марки, поскольку за тобой не стоит какая-то серьезная история протежирования. На тебя смотрят байеры, понимают, что круто, здорово, интересно, отличается, но относятся к тебе с большой опаской. Ты же можешь не прислать все вовремя и не выполнить заказ. Кто-то в принципе на новые марки почти не оставляет бюджетов. Второй акцент и основной сейчас будет на частных лицах и на клиентах. Потому что когда ты общаешься с байером, которому нравится и который бы хотел, он человек подневольный. Когда ты общаешься с личностью конкретной, с человеком, он готов в принципе, потому что он располагает возможностью взять и иметь это. Я к личному контакту ближе.
Ты определил для себя рынок?
Скорее американский. Несмотря на всю популярность масс-маркета и чего-то безликого в массе, все-таки я считаю, что там сила. Адам Липис — есть такой модный дом. Он раньше делал полуспортивную одежду. Сейчас он делает очень крутой на грани с кутюром минималистичный дизайн, при этом качественный. Потом там есть Том Браун, который помещает классические костюмы в сумасшедшие шоу. Там же есть марка сестер Олсен — The Row. Мне кажется, там больше готовности у людей принимать новое, неважно, в каком формате. Это у них заложено психологически. Европа все-таки больше скованная. Я не говорю сейчас про Россию. Не хочу ничего говорить ни плохого, ни хорошего. Важно рассматривать моду не из России, а со стороны.
В чем разница между человеком, который может купить твою необычную одежду и тем, кто посмотрит, скажет: «Что за чушь», — и выйдет из комнаты?
Разница в том, что ты либо соприкасаешься с модой в узком понимании и у тебя есть принцип принятия чего-то жизненный в голове, то есть ты даешь право на существование нового. А есть — когда ты видишь черное и белое и мыслишь шаблонами. Либо просто об этом не думаешь, не соприкасаешься никак — и тогда это для тебя не существует. Как для многих, что-то существует, а что-то не существует.
Инстинкты: всех возбуждают сцены насилия, казни, секса — и мода эксплуатирует это по-прежнему,
как эксплуатировала до
В таком случае как моде удается оставаться глобальным процессом общемировым?
Это как раз из-за шаблонов. Из-за повторения знаков. Из-за того, что есть формы, которые все уже придуманы. За счет них все держится, хотя и меняется. Снова выдается за новое, а это совершенно не новое. При этом на подсознании у тебя все легко считывается. Например, длина юбки — это разрезанная женщина по частям. Это же абсолютно звериная история: про казни публичные, когда люди хотели видеть отсеченные головы. Это так. Есть ряд исследований на эту тему тех, кто модой занимался социологически. Инстинкты: всех возбуждают сцены насилия, казни, секса — и мода эксплуатирует это по-прежнему, как эксплуатировала до. С XVI века и до сих пор образ женщины в моде претерпевает одно и то же: ее рубят на части, что-то закрывают, что-то открывают, трансформируют. Это знаки, присущие одежде, которые считываются, на которых все держится. Кто-то понимает, а кто-то на подсознании чувствует.
А ты с какими кодами и формами работаешь? Есть ли повторяющиеся методы?
Есть. Есть ряд точек и акцентов, который соблюдается. Я считаю, что это важно для каждой марки, для бренда. Если ты хочешь, чтоб тебя узнавали. У меня контрасты длин (цветовые или световые), пропорциональные (длинное — короткое). Геометрия, которая все держит. Неважно, она симметричная и статичная, либо она динамичная и хаотичная. Может, на слух они воспринимаются как общие для всех марок вещи, но это не так. Потом есть материалы, например, я люблю работать с кожей. Есть облегающие силуэты: клешеные, трапециевидные (когда плечи или тело держат всю конструкцию).
Имено за счет этих точек мы получаем коллаборации бренда с масс-маркетом, который понятен широкому кругу, даже если они о модной марке знать не знали?
Ну да, ты выбираешь один из элементов и транслируешь его как свой самый яркий.
Должен ли дизайнер хвастаться первыми достижениями?
Зачем? Если ты там продаешься, ты можешь написать о точках продаж на сайте. Если ты что-то еще сделал конкретное, тоже сообщи об этом миру. Мода зачастую — это такие запятые бесконечные: я сделал это, сделал то. Это грустно, потому что этот клубок каждый раз только запутывается и никогда не увидишь, что там внутри на самом деле. Я — по-другому.
фото:
Дмитрий Писоцкий, Дима Цыреншиков
Продюсер:
Люба Козорезова
Стиль:
Олеся Ива
модель:
Алина/Tann
волосы и макияж:
Марья Козлова
Вещи дизайнера можно найти в санкт-петербурге:
Бутик «Мистерия», Рыбацкая ул., 3; шоу-рум Homo Consommatus, Тюшина ул., 11
Выражаем благодарность за помощь в организации съемки и интервью команде
Aurora Fashion Week