ЖизньНевыносимо:
Почему степень страданий нельзя измерить

С несчастьем ровно противоположная ситуация. Наше общество в принципе непросто относится к вопросу горя — нередко человеку в трудной ситуации советуют поскорее двигаться дальше и «радоваться тому, что есть», обесценивая и без того непростые чувства. Есть и ещё одна распространённая схема — вместо поддержки напомнить, что другим приходится ещё хуже: пресловутое «А в Африке голодают дети!» в своей жизни хоть раз слышал каждый. Даже если отбросить в сторону, как часто в нашей культуре вроде бы за поддержкой скрывается нечто совсем иное, остаётся ещё один серьёзный вопрос: почему мы в принципе стремимся сравнивать уровень чужого несчастья? И можно ли составить шкалу, ранжирующую по степени тяжести, как на нас влияет то или иное событие — от пятна на любимом свитере до голода и войны?

Конечно, учёные пытаются вывести объективную шкалу для определения уровня страданий. Но, например, с физической болью, как объясняет видео с многообещающим вопросом «Что больнее — рожать или получить удар по яйцам?», всё не так однозначно. Её мы всегда воспринимаем субъективно: многое зависит от обстоятельств, нашего состояния и прошлого опыта — скажем, сталкивались ли мы уже с похожими ситуациями и ощущениями или более сильным дискомфортом. Из-за этого многое, что касается уровня боли, нельзя универсально измерить. Например, в семидесятых учёные разработали десятибалльную шкалу, где 0 означает комфортное, а 10 — невообразимо тяжёлое состояние. Её и сегодня используют в медицинских учреждениях, но такой подход может привести к разным результатам: то, что один пациент оценит на четыре, для другого будет невыносимой восьмёркой. Логично, что только по субъективным ощущениям назначить лечение врач не может — он подробно расспросит о характере и особенностях ощущений.

Как и для физической боли, для нашего эмоционального состояния исследователи тоже пытаются найти понятную шкалу. Существует, например, Всемирный доклад о счастье, который ООН выпускает с 2012 года. Его авторы распределяют страны по уровню того, насколько их жители довольны жизнью, и для этого проводят опрос, как люди сами оценивают собственное состояние. В докладе авторы помещают эти данные в контекст: исследователи указывают ещё и ВВП на душу населения, ожидаемую продолжительность жизни, свободу принимать решения, уровень социальной поддержки в государстве, щедрость людей и отношение к коррупции. На итоговый рейтинг эти данные не влияют, но помогают понять, почему в определённой стране люди могут чувствовать себя так, а не иначе — особенно когда факторы счастья наглядно складываются в шкалу. При этом, конечно, странно думать, что индивидуальное счастье зависит исключительно от уровня жизни. Даже в самых комфортных условиях человек может чувствовать себя несчастным — в конце концов, низкий уровень коррупции и высокий ВВП на душу населения не могут гарантировать удовольствия в выбранной профессии или, например, счастливых романтических отношений.

Есть и методики, которые помогают понять, насколько несчастным чувствует себя человек. Одна из самых простых и известных — шкала Бека. Этот опросник был создан ещё в шестидесятых для измерения уровня депрессии: в его основе лежат наиболее частые проявления этого состояния, вроде ощущения безысходности, раздражительности или снижения либидо. Но, конечно, для разговора об уровне счастья или несчастья в целом шкала Бека тоже едва ли подходит: она настроена на конкретный диагноз, а провести параллель между ним и общей удовлетворённостью жизнью можно далеко не всегда.

Кроме того, сама постановка диагноза может не учитывать нюансов и контекста, в котором живёт человек. Например, Самах Джабр, председательница подразделения психического здоровья министерства здравоохранения Палестины, считает, что западные методы оценки ментального состояния не подходят палестинцам. «Я сомневаюсь в методологии. Думаю, что они измеряют психологическую боль и страдания общества и называют это депрессией», — говорит она. По её мнению такие методики не учитывают особенный контекст травмы. «ПТСР лучше описывает опыт американского солдата, отправившегося бомбить Ирак и вернувшегося в безопасные США, — считает Самах Джабр. — Он сталкивается с кошмарами и страхами, связанными с военными действиями, которые не имеют отношения к реальности. Но для палестинцев в Газе, чьи дома разбомбили, страх ещё одной атаки очень реален. Это не плод воображения. Никакого „пост-“ здесь нет, потому что травма повторяется, продолжается и длится очень долго. Думаю, нам нужно быть искренними в своих ощущениях и не пытаться примерить на себя чужой опыт».

В общем-то, это справедливо не только для разговоров о диагнозе. Несчастье (и счастье) в целом очень индивидуально — даже самая развитая эмпатия не даст нам почувствовать ровно то же, что испытывает другой человек. Мы можем примерить глубину чужих чувств на себя и сравнить их с собственным опытом, но едва ли это даст нам однозначное понимание, с чем сталкиваются другие.

Многое зависит и от контекста — причём не только так, как это представляет Всемирный доклад о счастье. Конечно, условия, в которых живёт человек, влияют на его самочувствие: в стране со стабильной экономикой люди будут чувствовать себя комфортнее и у них будет меньше поводов бояться завтрашнего дня. Но те же внешние обстоятельства задают однородный фон для переживаний, помогая нам сформировать собственные представления о нормальном и привычном. Вряд ли человек, живущий в портовом городе, будет так же радоваться свежим морепродуктам, как человек, в чьём городе нет водоёмов.

Неудивительно, и что масштаб катастрофы мы оцениваем исходя из того, что привычно именно нам — или того, насколько рушится этот привычный порядок вещей. То, что для одного лишь мелочь, ненадолго выбивающая из строя, другому может показаться невыносимым. Вспомните, например, как вы переживали в детстве из-за того, что родители не купили вам какую-то вещь. Вряд ли вы сегодня мучаетесь из-за этого так же, как раньше — но значит ли это, что нынешние чувства более «настоящие», чем чувства из прошлого? Можем ли мы оценить, насколько тяжело человек переживает то или иное событие, даже если сами бывали в похожей ситуации? Ведь повториться точь-в-точь ситуация точно не может — все мы находимся в разных обстоятельствах и даже к одинаковым событиям жизни подходим с разным ресурсом и силами.

Как бы там ни было, боль и уровень страданий — это едва ли повод для соревнования. В любом случае получится самое грустное соревнование на свете.

ФОТОГРАФИИ: urbanoutfitters