Жизнь«Давай поцелуемся»:
Шесть женских историй
о Борисе Немцове

Подготовила: Юлия Таратута

Бориса Немцова — бывшего вице-премьера, лидера партии «Союз правых сил», депутата, оппозиционера и политика с самой, кажется, необычной в России карьерной фабулой — убили ровно два года назад. Вчера в Москве и других российских городах прошли митинги и шествия его памяти. 23 февраля в прокат вышел документальный фильм «Слишком свободный человек» Михаила Фишмана и Веры Кричевской — удивительная политическая биография конкретного человека и целой страны. Мы публикуем фрагменты из рабочих материалов фильма, которыми с нами поделились авторы: это шесть женских историй о Борисе Немцове, их по очереди рассказывают его дочь, жена, соратница, подруга, доверенное лицо и дочь первого президента России, которая уговорила Немцова переехать в Москву. 

Ирина Хакамада

экс-коллега Бориса Немцова по правительству, сопредседатель «Союза правых сил»

Во время выборов СПС в 1999 году мы с Борей Немцовым работали на молодёжь — ездили с гастролями по России. Бесконечные рок-концерты, мы были и танцорами, и кричали со сцены. Вначале Борю это дико раздражало. Он говорил: «Ир, я не могу, я не умею танцевать. У меня болит колено. Я не могу так мало спать». Я подшучивала: «Борь, танцевать рок-н-ролл я тебя научу, а спать надо поменьше». Постепенно он завёлся и даже вошёл во вкус. В одном из городов, когда на стадионе была уже полная эйфория, ведущий со сцены стал кричать: «Ребята, мы любим свободу, мы любим Россию. Давайте все поцелуемся». И тут Борис говорит: «Ирк, а давай и мы поцелуемся». И мы прямо там под софитами целовались.

Однажды мы с Немцовым поехали на конференцию в Беларусь — мы дружили с местной оппозицией. Прилетаем в Минск, нас человек десять. Все спокойно спускаются с трапа. И вдруг подъезжает закрытый уазик, в таких зэков возят, берут Немцова под руки и убирают туда. А мне говорят: «Ирина Муцуовна, можете проходить в автобус, вас отвезут на конференцию». Я им: «Никуда не поеду. И Немцова вам просто так не отдам. Забирайте и меня тогда вместе с ним». Мы сели вместе, и нас куда-то повезли. Везли долго, часа два. Борис Ефимович всё время звонил помощникам, пытался выйти на связь. Но я большая авантюристка, предложила не выходить на связь и пропасть — на двое суток в Белоруссии. Во-первых, говорю, будет скандал. Во-вторых, у нас будут большие рейтинги. Но Немцову идея не понравилась. Он говорит: «Ир, ты обалдела? Тебя сейчас в белорусские леса завезут, расстреляют». Я настаиваю: «Не расстреляют, мы государственные люди». Немцов не послушался, дозвонился кому надо, привозят нас обратно в аэропорт. Выкатывают чемодан с нашими партийными брошюрами, а когда открывают, выясняется, что вместо брошюр там искусственные доллары, припорошенные копиями обложек.

Немцов потянулся к чемодану, а я опять ору: «Не трогай, не оставляй отпечатков пальцев». Вспомнила, кажется, все детективы, которые читала в жизни. Нас спрашивают: «Ваше?» Мы говорим: «Нет, не наше». Тогда нас посадили на самолёт и отправили в Москву. Мы прилетели, а через сутки начался «Норд-Ост».

Когда Немцова первый раз арестовали, я считала, что это не очень страшно, есть неписаный закон: если ты был в номенклатуре, над тобой будут меньше в тюрьме издеваться, ну и заслуги прошлого всё-таки действуют. Но, конечно, я беспокоилась и позвонила ему: как дела, как себя чувствуешь. А он говорит: «Ир, у меня всё хорошо. Тут вообще здорово». И дальше продолжает: «Тут, знаешь, сидит вор один, молодой парень. Он по тебе прямо с ума сходит. Можно я ему твой телефон дам?» Я говорю: «Борь, прекрати! Что ты делаешь-то?» — «Нет, он правда, хороший. Просто в тебя так влюблён. Тут, оказывается, есть телевизор, и он все твои дебаты смотрит. Он армянин, кстати. У тебя ведь есть армянская кровь?» Мой телефон он ему всё-таки дал, и мы даже какое-то время переписывались. Вот в этом — «хороший парень» — весь Борис Ефимович.

Жанна Немцова

дочь Бориса Немцова

В 1992 году, буквально через несколько месяцев после папиного назначения, я дала первое в жизни интервью, после которого я больше интервью не давала, кажется, лет десять. Когда меня спросили: «Что должен делать губернатор?» — я сказала: «Уходить в отставку». В принципе, я и сейчас с этим согласна — в России все политики должны уходить в отставку, а не сидеть по пятнадцать лет. Но в тот момент это было совершенно неправильно — я ведь говорила о папе, который очень молодой, в моём возрасте стал губернатором, решал огромное количество проблем, проводил, может быть, не самые популярные решения. Я поняла, что сказала глупость. А журналистке, которая брала интервью (кстати, это была Нина Зверева), стали приходить письма: «Зачем эту маленькую дурочку — ну что-то в таком роде — выпустили на экран?»

Вообще-то я очень стеснялась, что мой папа губернатор. Мне хотелось равенства. И изо всех сил я пыталась не выпячивать, кто папа, хотя все об этом знали. Мы жили на даче, у папы была «Волга», она возила не только его, но и нас. Меня она отвозила в школу. И я всегда просила, чтобы эта «Волга» останавливалась не напротив школы, а в километре, чтобы не акцентировать внимание людей на том, что я езжу на машине. Наверно, это было секретом Полишинеля. Но мне так было комфортнее. 

Жизнь у меня в то время была полудикой, я очень много каталась на велосипеде, гуляла по лесам и собирала ягоды. То есть вела отшельнический образ жизни. Иногда я с папой ездила, конечно, во всякие районы области. Однажды мы были на открытии роддома в городе Ваче, деньги на который дал Мстислав Ростропович, он был большим другом Бориса Ефимовича. Ещё я помню, в Нижнем Новгороде был концерт Аллы Пугачёвой. Потом было застолье, и меня впечатлила Алла Пугачёва, потому что она прекрасный рассказчик. 

Когда родители развелись, мы пошли отмечать это втроём. Ха-ха. Я помню, это был ресторан «Колбасофф», по-моему, на Таганке. У родителей сохранились хорошие отношения. А потом папа поехал на митинг. В 2010 году 31 декабря был митинг на Триумфальной площади в поддержку  31-й статьи Конституции о свободе собраний. И моего папу арестовали и посадили на 15 суток. И судья Боровкова его судила. Я была на этом заседании и давала показания вместе со своей подругой, но их признали предвзятыми и не стали принимать во внимание. Когда он вышел из спецприёмника, я его встречала, мы просто пошли в кафе. А он плохо себя чувствовал, потому что болел. И когда мы выходили, «нашисты» попытались на него набросить сачок. Это был их любимый приём. Но не смогли. У отца была отличная реакция.

Когда папа избирался в Ярославскую думу, часть кампании была посвящена здоровому образу жизни. И он меня позвал, чтобы я снялась с ним в ролике. Мы пошли в парк 1000-летия Ярославля. Сначала думали про теннис, но теннис — вроде как московский спорт, к тому же я сейчас не могу играть, у меня проблемы с суставами. Папа решил, будем бегать и делать зарядку. И мы с восьми утра наворачивали круги по этому парку. Ролик был совершенно тривиальный — без самолётов. И потом папа ещё подтягивался, делал классический подъём-переворот и говорил что-то вроде: «Хватит бухать, давайте строить площадки». Он, кстати, потом свою депутатскую зарплату отправлял на строительство спортивных площадок около школ. Когда мы ехали в поезде обратно в Москву, я ему сказала: «Ты победишь на выборах». Он говорит: «Да ладно тебе». Я говорю: «Вот увидишь». Было ощущение победы.

Татьяна Юмашева

дочь первого президента России Бориса Ельцина, экс-советник президента 

Не помню, честно говоря, как именно мы познакомились с Борей Немцовым. Но в первый президентский срок мы иногда встречались во время папиных отпусков. Например, мы сплавлялись всей семьёй по Волге и останавливались в Нижнем Новгороде, а Боря, конечно, как губернатор, нас встречал и проводил с нами целый день. Они часто уединялись с папой, разговаривали подолгу. Помню, однажды мы отдыхали в Сочи, и приезжали на турнир Большой шляпы — теннисный турнир, где Боря играл. А мы с папой болели. 

Боря всегда производил впечатление яркого и, я бы сказала, необычного чиновника и губернатора, заражал всех своей энергией, позитивом, улыбался, шутил. И у нас сложились добрые отношения. Папа вообще любил таких энергичных, независимых людей.

У Бори всегда было своё мнение по каждому поводу, и он абсолютно бесстрашно отстаивал его перед всеми, в том числе перед президентом. Конечно, папе иногда это было не очень приятно. Но он ценил в Боре это свойство. Папа, я помню, говорил Боре: «Почему Зюганов так много выступает в Нижнем Новгороде во время предвыборной кампании? Чуть что, так сразу из Нижнего Новгорода (в 1996 году прошли выборы президента, в финале которых Борис Ельцин выступал против лидера КПРФ Геннадия Зюганова. — Прим. ред.)». Немцов говорил: «Ну как, Борис Николаевич, все законно. Демократия. Вы видите, я всем даю голос. Я за вас. Но выборы есть выборы». Ну и папа это понимал, конечно.

Когда Боря приехал в Москву (на пост вице-премьера, переговоры с Немцовым по просьбе президента Ельцина вела и Татьяна Юмашева. — Прим. ред.), я чувствовала себя немного ответственной за то, что он так резко поменял свою жизнь. И конечно, я старалась помочь, может быть, какие-то бытовые проблемы его решить. У Бори на это совершенно не было времени: он был занят с утра до вечера работой в правительстве. Я старалась помочь его семье обустроиться в Москве. Найти хорошую школу для дочери, посоветовать квартиры. Ну, в общем, делала всё, что могла. 

Мне кажется, были моменты, когда папа рассматривал Немцова своим преемником. Будущим президентом России. Были в Боре качества, которые импонировали папе, были ему близки. Правда, мы с ним никогда об этом не говорили. Но потом, мне кажется, это желание сошло на нет.

Столько времени прошло, а в это всё равно невозможно поверить — что его больше нет. Кажется, вот он сейчас войдёт, такой энергичный, с белозубой улыбкой, сострит, пошутит. У меня до сих пор в телефоне его номер. И я не могу его стереть, не получается.

Раиса Немцова

жена Бориса Немцова

Боря вошёл в столовую — мы называли их обкомовскими — и все ахнули. Ну, я имею в виду девушек, которые были рядом. Потому что это был необыкновенно красивый молодой человек, с очень яркой внешностью. Миндалевидные глаза. С огромной копной волос и бородой. Мы остолбенели от такой красоты. Высокий ещё к тому же. Он был гиперактивным, очень шумным. И всегда в центре внимания.

Познакомились, когда ему было 23, а мне соответственно 26. Я работала в библиотеке, а Боря был учёным. Мы стали ходить в садик Свердлова, там был теннисный корт, и мы просто учились играть в теннис. Я самоучка. Боря тоже, в принципе, пару уроков, может быть, взял. Но он очень способный. 

Ещё мы бегали. Боря меня приучал бегать, у нас есть такое Горьковское море, и мы туда ездили на выходные. Там он меня заставлял бегать и подтягиваться. Бежим как-то с ним по лесу, а навстречу из его института ребята. Говорят: «Борь, ну разве можно девушку заставлять бегать?»

Как он пришёл в политику? В Нижнем Новгороде, в черте города, строилась тепловая атомная станция. Это значило, что  станция вырабатывает тепло, вода нагревается при помощи атомных реакторов и поступает через теплотрассы в дома. Мама Бори — врач-педиатр — была страшно против этого, буквально вне себя, особенно после чернобыльской аварии. И она первой вышла на улицу. Села где-то там, на площади Свободы или Горького, и стала собирать подписи против строительства станции. А потом обратилась к Боре, мол, это ужасно, ты должен приложить все усилия, поддержать меня и вообще как-то публично об этом заявить. Боря заявил — написал, по-моему, статью в газету «Нижегородский рабочий». Статья вызвала большой резонанс. Была большая дискуссия, он выступал в телевизионных передачах. Потом началось время митингов. И естественно, Боря в этом участвовал. Я редко ходила на митинги: мне нужно было готовить и кормить толпу людей, которые после этого приходили к нам домой.

Разошлись мы, когда я узнала, что у него есть дополнительная семья. Я пыталась найти себе нового спутника жизни, но не получилось. С Борей было очень легко, понимаете? Весело. Легко. Не скучно. И вообще, я чувствовала себя защищённой. Это ощущение всегда было, что ты защищена. Не знаю почему. 

Обычно я звонила, когда слышала, что его арестовали. Спрашивала, всё ли в порядке? «Да, — говорил он, — я в автозаке». Или: «Всё, уже выпустили». Один раз его забирали при мне. Мы в этот день разводились — сидели в ресторане, ждали адвоката. Долго сидели, просто обсуждали что-то, потом сходили, подали заявление. А потом услышали, что народ митинг какой-то устраивает. И пошли вместе — я, Жанна и Боря. Вышли из метро «Маяковская» и оттуда пешком. Его уже ждали. 

Нина Зверева

журналистка, доверенное лицо Бориса Немцова на выборах

У нас в Горьком было хорошее телевидение. И я его учила, куда смотреть. Он ненавидел смотреть в камеру. Говорил: «Не хочу смотреть в эту чёрную дыру, мне надо, чтобы сидел человек». Зато он часами мог объяснять, что такое частная собственность, что такое свобода. 

Когда приехала Маргарет Тэтчер, он волновался как мальчишка. Повторял: «Я ничего не могу сказать! Нина Николаевна, я ничего не могу сказать». Вообще-то у нас все встречи проходили на теннисном корте. И с Ельциным, и с Лужковым — бились просто насмерть. Все, кроме Маргарет Тэтчер, кажется, играли с Борисом в теннис. Он очень это любил. У него была красивая форма, он в ней был шикарный.

Однажды Никита Сергеевич Михалков привёз в Нижний международный кинофестиваль. Все ждали Ричарда Гира, наконец, тот приезжает, торжественная встреча. Гир, такой роскошный, седой, как будто сошедший с голливудского экрана. И Боря стоит тоже высокий и красивый. Гир подходит к Боре и говорит: «Ай эм Ричард Гир». На что Немцов отвечает: «А я Борис Немцов». Это было прямо вот ах. При знакомстве. Я — Гир. Я — Немцов.

Ещё помню смешную историю — как Боря худел. А Боря худел всё время. Приходил, садился за стол. Говорил, что есть ничего сегодня не будет. Час терпел, а потом съедал всё, что было на столе, и уходил страшно недовольным. Вот это тоже Боря.

Однажды Боря с моей дочерью Катей решили станцевать рок-н-ролл в мой день рождения. Квартира была маленькой, так что Боря Катиной пяткой разбил люстру вдребезги. Но вообще он очень хорошо танцевал, с дочкой Жанной танцевал на её свадьбе — по-настоящему, с удовольствием. А когда Жанна была маленькая, помню, Боря с Раей снимали квартиру — развалюху, но в ней всегда было полно людей. Рая готовила, все всё съедали. А Жанка всегда крутилась со взрослыми. Помню, она очень хотела кота. И назвать его собиралась Андрей Дмитриевич, в честь академика Сахарова.

Евгения Альбац

журналистка, близкая подруга Бориса Немцова

В советское время я была «научником» — писала о физике элементарных частиц. И мой друг Лев Ерухимов рассказал, что у него в лаборатории (они занимались физикой ионосферы) есть такой Боря, и прислал выдержку статьи про него из институтской газеты. Боря в то время протестовал против строительства атомной станции. А поскольку он был человек яркий и привлекательный — тут же стал лидером протестного движения. Дальше я опубликовала один из своих первых материалов про КГБ в газете «Московские новости» и весной 1988 года — я ещё была беременна своей дочкой — поехала в Горький с выездным выступлением, а в зале появился тот самый Немцов. Вот такая была шевелюра и абсолютно наглые глаза.

В 1995 году я делала исследование для своей гарвардской диссертации по бюрократии. Мне нужна была провинция, и я, естественно, поехала к Борьке. Помню, мне показалось, что у него немножко снесло крышу. В нём появилось что-то такое, вы знаете, из Островского — он стал как будто хозяином жизни. Я ему, конечно, это сразу сказала. И он очень расстроился. Приехал ко мне в гостиницу вечером и долго-долго объяснял, что это такая игра, бюрократия должна чувствовать, что он весь из себя начальник. Рассказывал, как сначала попытался выгнать всех старых чиновников. А потом понял, что без них совершенно невозможно. У него, например, была делопроизводитель, дама, которая говорила: «Когда я нахожу ошибку в государственном документе, я испытываю оргазм». 

В 1991-м году осенью, в Горьком был абсолютный голод. Боря договорился с военным округом и прямо на улицах города разместил военно-полевые кухни — кормил людей. Ещё в Горьком были табачные бунты — не было никаких сигарет. Ему, конечно, сильно досталось. Поскольку жрать в стране было нечего, мы с мужем ездили в Горьковскую область собирать грибы в керженских лесах. Вы будете смеяться, я закатывала по пятьдесят банок, с картошкой зиму можно было продержаться. Но там не было дорог — чтобы проехать, надо было на «Волгу» надевать цепи. Так вот, надо отдать должное Боре, в 95-м году дороги в городе появились. 

Боря, конечно, был заточен на долгую жизнь. У него несчастная судьба в каком-то смысле. Он был блестящим человеком, его коллеги говорили, что он был очень хороший физик. Он был один из лучших губернаторов Российской Федерации. Вице-премьером ездил к шахтёрам, которые бастовали, в шахты. Он легко разговаривал с людьми, они ему верили. В нормальной стране у Бориса была бы замечательная политическая карьера. Он был преемником первого президента России. У него был реальный шанс стать президентом этой страны.

Я ужасно ссорилась с ним из-за его любвеобильности. Всё время говорила: «Боря, ну это невозможно. Ты публичный человек. Ну, остановись на одну секунду». Он не мог. В нём было невероятное количество энергии. С утра каждый день Боря шёл в спортзал. Почему я об этом знаю? Потому что пока он бегал по дорожке, мы с ним болтали. Мы с ним каждый день разговаривали. Он мне говорил: «Альбац, рассказывай!» И я ему что-нибудь рассказывала или советовалась, или он мне там что-то говорил. И я ему про всё звонила и спрашивала: «Борь, менять доллары или не менять доллары?» Очень, ужасно по нему скучаю.

Фотографии: Wikimedia Commons