ЖизньАлина Никитина
о фотографии
и культе стройности

Красота — слово, которое чаще всего появляется на обложках журналов и понятие, которым мы подсознательно меряем все вокруг. Себя в первую очередь. При этом единого и неизменного представления о прекрасном никогда не существовало — как говорила наша героиня Айрис Апфель, «в обществе, где существует один стандарт красоты, что-то не так с культурой». Мы поговорили с пятью людьми совершенно разных профессий и внешности, чей образ жизни или род занятий связан с рефлексией о красоте тела, а также попросили их сняться для нас в той степени обнаженности, в которой им комфортно. Наша пятая героиня, фотограф Алина Никитина,  рассказала о том, почему фотографы и объектив любят худых, как бороться с комплексами и не бояться показать свое тело.

Интервью: Ольга Страховская

Фотограф: Павел Самохвалов

Почему ты решила стать фотографом?

Мама все детство снимала нас с сестрой и братом, ей нравилось погружать нас в какую-то фантазийную атмосферу. Помню, как мы жили в Латвии в старом доме моей прабабушки, которой было почти 90 лет: она играла на гитаре, хотя почти ничего не видела, мы танцевали в платьях, которые сделала мама, а мама нас снимала на «Зенит». Это было похоже на истории, которые делает Салли Манн. Думаю, это напрямую повлияло на мой внутренний мир. Еще детский садик, где были огромные окна: все освещение, которое я сейчас использую в проектах — воспоминания из детства. К тому же я постоянно кривлялась в детстве перед зеркалом, могла сидеть часами и смотреть на себя. В 16 лет я начала снимать тоже — просто взяла мамину камеру.

Твое восприятие себя сильно менялось?

Я поняла, что я красива, где-то только в 24, то есть лишь пять лет назад.

Как это случилось?

Я похудела (смеется). И перекрасилась. Я была темно-русой, и когда я покрасилась в блондинку и стала более яркой, на меня стали обращать внимание мужчины, гораздо больше, чем раньше, стали говорить комплименты. И женщины тоже. Как и многие, я завишу от мнения окружающих. Стараюсь от этого избавиться и, мне кажется, это получается — по крайней мере по сравнению с тем, насколько я зависела от мнения людей в 21 год. Не говоря уже о детстве, когда закладываются основы твоего самовосприятия: тебя много критикуют, и в то же время много хвалят — так что у тебя формируется двойственное отношение к собственной внешности. Ты можешь укрепиться во мнении, что у тебя красивая фигура, но при этом уродливая походка.

Это подтолкнуло тебя к тому, чтобы как-то обостренно видеть красоту в других людях? Откуда вообще эта невероятная тяга к красоте?

Мне кажется, это заложено природой. Есть золотое сечение — даже когда был культ полного тела, пропорции никто не отменял. Мне кажется, когда мы видим идеальное лицо, мы сразу же на него реагируем — вплоть до сужения и расширения зрачка. Меня это буквально опьяняет, я становлюсь как мужчина, который видит красивую женщину, и могу просто сидеть и слушать что угодно, качаться на стуле. Я сильно подвержена воздействию красоты.

Чувствуешь ли ты в работе, что представления о красивом сейчас очень узкие?

Я хожу на фотокурсы, где нас первым делом учат снимать моделей. Как снимать их максимально худыми, с максимально длинными ногами, повернуть каким-то ракурсом, чтобы они выглядели эффектно. Полные бедра, широкая талия — это все отсекается. Фотография и правда любит более худые фигуры, плавные линии и классические пропорции. На самом деле мы и в жизни их любим, я живу не во времена, когда воспеваются полные тела, я родилась в ХХ веке — сегодня царствует культ стройного тела. И да, я сама завишу от этих самых стандартов. Весь мой культурный бэкграунд в области фотографии строится на подобных картинках: мне нравится худоба, во мне это воспитано тем же глянцем. С другой стороны, я бы правда хотела иногда мастерски уметь отходить от всех этих стандартов, влюбляться на съемках в людей вне зависимости от их внешности, уметь подчеркивать их индивидуальность, но пока мне это не так-то просто дается.

В коммерческих заказах и в художественных съемках меня всегда просят сделать героя красивее, чем он есть на самом деле. Допустим, можно развернуть полную девушку в три четверти, подчеркнув таким образом изгиб талии, и фотоаппарат, превращающий картинку в плоскую, сделает свое дело — живот будет выглядеть намного более плоским. На снимках мы все выглядим чуть полнее: во многом это связано с тем, что фотографическое изображение — плоское. Условно говоря, у фотоаппарата всего один глаз — объектив, и из сложной картины он делает простую. Неидеальную. Хитрость нашего восприятия фотографии — если говорить о телесном — заключается еще и в том, что эту упрощенную камерой картинку мы тоже видим двумя глазами и подсознательно, автоматически достраиваем ее до объемной.

Поэтому большинство фотографов любит работать со стройным телом?

Конечно. Оно в некотором смысле бланковое, из него проще создавать необходимые тебе как художнику образы, проще собирать ту картинку, которую ты заранее придумал. Сейчас остро стоит вопрос пересмотра современных стандартов красоты, которые во многом основаны на культе моделей. Попытка прекрасная в большинстве случаев, но иногда доходящая до абсурда — я категорически против того, чтобы клеймить стройность и стремление к ней как порок. Наша жизнь так устроена, что нам приходится потреблять массу всего, что нам не прописано природой: мы курим, пьем, едим горы хлеба и сахара. Потом наша кожа тускнеет, появляется целлюлит, мы полнеем и так далее. Было бы прекрасно, если бы все выглядели как на острове амазонок: спортивные, подтянутые, бегают, правильно питаются. Даже стройные люди должны заниматься спортом и быть подтянутыми.

Работа как-то влияет на твою самооценку?

Глядя во время съемки на почти идеальных девушек, которые дико стесняются камеры только из-за своих внутренних блоков, понимаешь, насколько такое критическое и неоправданное восприятие собственного тела мешает нормально жить. Конечно, после этого начинаешь больше замечать те же проблемы в себе и работать с ними — точно так же, как раскрепощаешь модель на съемке. Фотография как процесс заставляет переосмыслить отношение к собственной надуманной неидеальности — на самом-то деле все мы прекрасны, нужно просто забыть о барьерах, больше любить себя и стать в итоге более гармоничным.

Тебе самой комфортно на месте модели?

Я люблю, когда меня фотографируют, и люблю себя снимать, но это непросто, хотя я и милашка. Не могу сказать, что я идеально знаю свои ракурсы, но основные предпочтения у меня есть. Конечно, с годами мои представления о красоте меняются — я сама не худая и мне стали нравиться более полные, фигуристые девушки, просто потому что я хочу больше любить себя. Не то чтобы я себе это навязала, это естественный процесс. К тому же все, что я прочитала о питании, говорит, что у здорового человека должен быть необходимый процент подкожного жира.

Сложно убедить человека отдать свою внешность в руки фотографа? Особенно учитывая, что мы все придумали себе любимый ракурс и успешно эксплуатируем его в селфи.

Важно уметь коммуницировать с людьми — увлечь до съемки несложным, но живым разговором, посмеяться. От этого у некоторых девочек даже расправляются плечи, потому что они начинают чувствовать себя в комфортной для них среде. Но для того чтобы пойти дальше, нужно и себя самого настроить на необходимый лад — нужно уметь влюбляться и заводиться от героини съемки. Интуитивно я пришла к тому, что очень помогает тактильный контакт. Я в любом случае трогаю девушку в кадре — поправляю ей волосы, одежду. У модели есть личное пространство, личная зона комфорта, и я в нее нагло вторгаюсь — по сути, это тоже делает ее более пластичной. С мужчинами то же самое. Их я еще больше трогаю, кстати.

Человек сильно меняется, сняв одежду?

Он выглядит более искренним. Все обычно начинают сжимать плечи, прятать грудь, чувствуют себя беззащитными. Мы живем в России, где нагота не поощряется — здесь есть табу на секс, табу на наготу. Обычно, когда я снимала женщин обнаженными — не моделей, — это был подарок мужу. И это было искреннее желание, не ради мужчины. Они хотели запечатлеть свою красоту: «Мне уже 26, через два года я буду уже по-другому выглядеть, я хочу это зафиксировать».

Я из тех же побуждений хотела бы сняться обнаженной сейчас. Ну, когда еще похудею немножко (смеется). Ты приходишь к желанию и возможности сняться обнаженным в тот момент, когда ты полностью доволен своим телом, — очень страшно показать то, что ты сам считаешь неидеальным. У меня была очень крутая история: я с родственниками попала в компанию психолога — а я тогда дико стеснялась своего живота, который был полноват. Как, в принципе, и сейчас. Я как-то это упомянула, и психолог сказал — вставай на стул и покажи свой живот. Это было буквально год назад, и я не могла преодолеть барьер и показать свой живот пяти близким людям, которых я давно знаю. И в тот момент, когда я это сделала, пересилив себя через час, я перестала переживать об этой части своего тела.

А как ты относишься к рубрике «Девушка FurFur» в журнале, который делает твой бойфренд (Саша Сколков, главный редактор FURFUR. — Прим. ред.), и которую, как я понимаю, ты пробовала снимать?

Я избегала снимать эту рубрику, потому что мне сложно продавать пошлую сексуальность в девушке. Саша объясняет, что в жанре эротической съемки интересно разрушать шаблоны, но мало кто это умеет. Хороший пример —  очень красивая съемка Маши Демьяновой: это было не пошло, чувственно, и в этом есть какая-то история, есть личность девушки. Девочки снимают более нежно, это сразу видно. Парни снимают как порнуху, используя более грубые образы — чулки, вот это все. Мужчины хотят лобовой и прямой эффект, а женщины — прелюдии. Когда я снимала эту рубрику, плохо понимая, что необязательно делать пошлые картинки, я пыталась прочувствовать в себе какого-то сального мужика. Я чувствовала, будто у меня яйца отросли волосатые. Это не моя фотография, я так не снимаю.

Но я в любом случае за обнаженку в допустимых пределах. Это такой же процесс обретения любви к себе — почему бы не превратить это в тренинг? Я очень хочу, чтобы было меньше поверхностности в восприятии красоты. Чтобы люди могли сесть голыми вокруг стола и совершенно не смущаться этого. Я за этот хиппи-подход. Это путь к раскрепощению, путь к любви к себе.