Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

Личный опыт«Поспешишь — людей насмешишь?»: В детстве меня сбила машина

«Поспешишь — людей насмешишь?»: В детстве меня сбила машина — Личный опыт на Wonderzine

О жизни и реакции окружающих после ДТП

Мне было десять, когда меня сбила машина. После этого я не ходила почти год: сначала лежала на вытяжке, потом ходила на костылях со вшитой в ногу спицей, которая сращивала кости. Несмотря на то что у меня не очень много детских воспоминаний, день аварии я помню детально. Будет пошло и нечестно, если я скажу, что он поделил мою жизнь на «до» и «после». Скорее эти события — само ДТП и год изоляции — показали, как быстро и банально, буквально за пару секунд, всё может закончиться. Кажется, именно тогда эта мысль укоренилось в моём сознании и больше из него не выходила.

Саша Кокшарова

Авария


Я выросла в небольшом городе, и многих моих сверстников, в том числе и меня, стали отпускать одних в школу довольно рано. К третьему классу, когда я попала в аварию, я ходила одна уже долго. Для того чтобы дойти от дома до школы, мне обычно требовалось пятнадцать минут. Я почти всегда просыпала и опаздывала, поэтому старалась бежать быстро. Тогда, в декабре, узкую тропинку, проходившую через пустырь, замело, и бежать было совсем непросто. Дополнительные страдания мне причинял тяжеленный рюкзак с учебниками и принадлежностями для бассейна — в тот день я должна была пойти на плавание. Обзор частично закрывала большая шапка и капюшон, а глаза почти невозможно было держать постоянно открытыми из-за сильного снегопада. Перед тем как переходить дорогу, я остановилась, чтобы проверить, нет ли слева машин — движение было односторонним. Я замерла на середине дороги, когда услышала гудок. Тогда мне показалось, что я остановилась надолго. По крайней мере, на то время, которого хватит водителю, чтобы проехать. Сейчас я понимаю, что со стороны это выглядело так, будто я просто зависла посреди дороги на пару секунд. Возможно, именно они и спасли мне жизнь — как потом сказали родители и врачи, оценивая перелом, всё было бы намного страшнее, если бы водитель не затормозил. Под колёса я угодила тогда, когда он уже сильно сбавил скорость.

Сам момент аварии я могу вспомнить только на уровне ощущений. Его каким-то образом невероятно точно воспроизвёл Джона Хилл в фильме «Середина 90-х»: перед аварией свет на секунду как будто гаснет (может быть, это кратковременная потеря сознания), а я уже как будто знаю, что произойдёт в следующий момент. Время так сильно растягивается, что кажется, что до этой секунды никогда не дотянуться. Когда я увидела эти кадры в кино, то даже зажмурилась — настолько похоже это было на то, что я чувствовала в момент, когда упала под колёса.

Дальше был грязный снег, который я выплёвывала, чтобы не задохнуться, пока меня несло вперёд, и ещё несколько мгновений-вспышек: вот машина полностью остановилась, вот я лежу ничком, вот я слышу, как открывается дверца и выбегает водитель. Его первая фраза была такой: «Девочка, ну что же ты под колёса кидаешься…» Кажется, он был очень напуган. Следом вышла его жена, и они перевернули меня на бок, спросив, где болит сильнее всего. Я сказала, что не чувствую левую ногу. Жена водителя стала звонить в скорую и ГИБДД. Мой рюкзак откинуло на несколько метров, водитель взял его, чтобы положить мне под голову. Краем глаза я заметила, что мешок с шапочкой и купальником для бассейна разорвался. Помню, что очень расстроилась и подумала, что из-за этого сегодня пропущу плавание. Конечно, тогда я не предполагала, что о плавании мне придётся забыть почти на год.

Водитель спросил у меня телефон моих родителей. Я сказала, что ничего не помню и что оба номера записаны у меня в дневнике — у меня был очень красивый дневник с русалочкой Ариэль, и мне было неловко, что его держит в руках посторонний человек, с которым мы на эти несколько минут оказались вместе. С тех пор я указываю экстренные контакты на любых возможных бумажных и электронных носителях: родителей, партнёра, друзей. Понимаю, что это глупо, но может быть, это сможет помочь. Никогда не забуду фразу, которую водитель сказал моей маме по телефону. Он очень буднично и просто назвал её имя и произнёс следом: «Подходите к дороге». Так, как будто увидел объявление, что она продаёт гараж, и звонит для того, чтобы договориться о покупке. Наверное, он посчитал, что это был единственный способ сделать так, чтобы она меньше волновалась, но он не уточнил больше ничего: ни то, кто он, ни то, жива ли я. Я много раз спрашивала маму, о чём она думала эти несколько минут, пока неслась от дома к дороге. И кажется, здесь не нужно никаких слов.

В машине скорой помощи мне сделали укол обезболивающего и наложили шину. Мама поехала в больницу вместе со мной. Я спросила у врачей, когда смогу ходить, и они ответили что-то очень невнятное. Тогда я уточнила, что спрашиваю не просто так, а потому что через две недели у меня соревнования по бальным танцам и я не могу их пропустить. По выражению маминого лица я начала догадываться, что у меня и всех остальных в этой машине немного разные взгляды на происходящее.

Больница


В больнице санитарам пришлось разрезать мою штанину (это были мои любимые штаны), чтобы сделать снимок. Выяснилось, что у меня перелом со смещением и для того, чтобы кости срослись нормально, мне придётся лежать в больнице на вытяжке — кости фиксируют спицами на кольцах так, чтобы нога была неподвижна. Аппарат Илизарова тогда показался мне металлическим железным драконом, и я жутко разрыдалась, представив, что мне нужно будет сродниться с ним надолго.

Когда в больницу с работы приехал папа, он вместе с врачами придумал идею получше: вместо илизаровского аппарата мне предстояло пережить операцию, при которой в мою ногу параллельно кости вставят спицу, которую потом через несколько месяцев извлекут. Этот план звучал куда оптимистичнее, к тому же вместе с такой спицей можно было поехать встречать Новый год домой.

За те несколько дней, что я провела в палате, ко мне приезжал водитель, который меня сбил. Помню, что он привёз огромный пакет со сладостями, которые я очень любила, но меня всё время так сильно тошнило, что они достались соседкам по палате. Приходила сотрудница ГИБДД, которая расспрашивала о подробностях аварии. Родители переживали, что такой разговор застанет меня врасплох, но мне было ровным счётом всё равно. Тогда же стало очевидно, что вины водителя в случившемся нет, что он сделал всё для того, чтобы предотвратить аварию. Честно говоря, в тот момент, когда всё произошло, я больше всего боялась, что он просто уедет, ведь у меня ещё не было мобильного телефона, чтобы позвонить родителям. Приходила лучшая подруга вместе с мамой. Кажется, даже местное телевидение решило снять сюжет. Наверное, о том, как важно соблюдать правила дорожного движения.

Восстановление


Операцию проводили под общим наркозом. Меня попросили досчитать до десяти, но отключилась я уже на третий счёт. От следующих нескольких часов мне достанется в наследство десятисантиметровый аккуратный шов на левом бедре, который часто принимают за стрелку на колготках, и умение феноменально быстро запоминать тексты. Есть популярная теория, что от препаратов, которые применяют для общего наркоза, ухудшается память. Для того чтобы этого не произошло, учителя, которые следующие несколько месяцев приходили ко мне домой, почти каждый день просили меня учить по стихотворению.

В итоге мы с родителями отметили Новый год дома, как я и мечтала. Родители занесли меня домой и усадили в кровать, где разложили мои детские игрушки. В подарок от одноклассников я получила пачку писем с пожеланиями о выздоровлении. Выглядит как идиллия, но думаю, что они стали результатом пятиминутного задания от классной руководительницы. Многие из них были довольно искренними, но есть один факт, который невозможно выдумать нарочно. Уже после выздоровления я получила довольно жуткое покаяние от нескольких одноклассников. Они рассказали, как обсуждали хитрый план по поиску водителя, чтобы подговорить его сбить меня во второй раз. Сейчас понимаю, что это, возможно, самый изящный способ оказаться жертвой буллинга. Ещё более странно, какие изобретательные формы может приобретать жестокая детская фантазия.

Ограничения


Однажды папа принёс домой костыли. Это было настоящим праздником. Вставать с постели в первый раз было так же тяжело, как, наверное, и учиться ходить. Первые несколько дней я не могла сделать больше трёх шагов из-за головокружения. Потом приноровилась и начала воспринимать происходящее как игру. Я довольно быстро научилась обходиться с новым приспособлением, а когда домой приходили подруги, изображала стрельбу на костыле, который представляла автоматом. В какой-то момент, когда я стала чувствовать себя лучше, я осознала свою главную привилегию: я могу очень долго не ходить в школу. Утомляло только то, что родителям приходилось слишком много обо мне заботиться: я не могла сама помыться и выйти из дома. Когда я начала чувствовать в себе силы, то стала пытаться делать шаги без костылей. Разумеется, это была сомнительная авантюра — в такие моменты штырь мог просто проткнуть мою ногу. Я знала об этом и пыталась наступать на ногу тогда, когда родители не видят. Мне не терпелось поскорее вернуться к нормальной жизни.

Я продолжала нарушать правила до того момента, пока врач к которому мы время от времени ездили на обследование, не сделал снимок и не начал ругаться матом. Он сказал, что штырь находится намного выше, чем ему следует, и, естественно, называл причину этого моим родителям. Хорошо, что как раз тогда подступил момент второй операции по удалению штыря. В этот раз всё не было так гладко: операцию делали под местным наркозом и врачи почему-то решили, что хорошая идея — показать мне спицу сразу после того, как её достали из моей ноги. Когда они наложили шов, кто-то из тех, кто находился в операционной, спросил меня: «Дойдёшь до палаты сама?» Я кивнула и через несколько шагов шлёпнулась на пол.

Последствия


Из больницы меня выписали через пару недель. Было странно заново учиться ходить без костылей, но я быстро привыкла. В какой-то момент мама посмотрела на мои ноги и спросила: «Тебе самой не кажется, что левая теперь короче, чем правая?» Папа убеждал её, что это видит только она, но мы всё равно поехали в больницу, где тот самый врач, который ругал меня за авантюризм, измерил при помощи специального аппарата, потянул за них и сказал: «Они абсолютно одинаковой длины». Я с победоносным видом посмотрела на маму, но тогда же испытала то, что буду чувствовать много раз после: ощущение того, что моё тело мне вообще не принадлежит. Это же чувство возникнет тогда, когда мои одноклассницы начнут краситься, а я попрошу маму не покупать мне косметику, когда не захочу носить туфли на каблуке, когда отрежу длинные волосы, а моя мама посмотрит на меня как на врага народа. То же чувство появится, когда мне станут свистеть вслед или отвешивать сальности. В каждый из таких моментов я думаю только об одном: я всё ещё на аппарате для измерения длины ног, но тогда моё тело физически мне не принадлежало и оценивалось другим человеком по требованию моей мамы — по чьему требованию оно оценивается сейчас?

Когда начался новый учебный год и я пришла в школу, одноклассники смотрели на меня как на инопланетянина. Пару раз я позволила себе сострить на тему того, как обстоят дела с кастингом водителя, но потом решила оставить эту тему в покое. Я вообще старалась не вспоминать об аварии, но казалось, что окружающие этому не слишком способствуют. Однажды на перемене учительница по труду завела со мной лучший смол-ток: «Саша, давно тебя не видела. Ну что? Поспешишь — людей насмешишь?»

Разумеется, в школе после этого меня использовали как живую иллюстрацию для методички о правилах дорожного движения, а мою подругу (с которой мы до сих пор над этим смеёмся) — как пример того, как важно держаться за перила: она упала с лестницы на перемене и сломала позвоночник.

С момента этих событий прошло уже очень много времени. Смешно, но иногда, когда я приезжаю домой, моя мама, схватив меня за руку, пытается перейти дорогу там, где нет пешеходного перехода, и очень извиняется, когда я прошу этого не делать. Я пресекаю попытки сделать это среди друзей. Выгляжу со стороны как жуткая зануда (наверное, не только в эти моменты), но есть триггеры, от которых нельзя избавиться. Я до сих пор уверена, что не буду никогда водить машину. Просто из-за того, что не смогу не думать о том, кто «бросится мне под колёса» в следующую секунду.

Фотографии: Suchota — stock.adobe.com (1, 2)

Рассказать друзьям
7 комментариевпожаловаться